«То был, друзья, Мартын Задека,
Глава халдейских мудрецов,
Гадатель, толкователь снов».
«Евгений Онегин», 5 глава
Сновидения – редкий сюжет в русской живописи. Неудивительно, что появился он внутри романтизма. У художника, впитавшего романтические интенции во время зарубежной жизни и художественной практики. Впрочем, в толковании «Сна бабушки и внучки» попробуем обойтись без этого авторитетного специалиста. Для понимания сюжета следует обратиться к новелле Нестора Кукольника «Психея».
Дружба Карла Брюллова, Нестора Кукольника и Михаила Глинки являла собой пример характерного для романтизма триединства искусств: живописи, литературы и музыки. Прозаик, поэт и драматург Нестор Васильевич Кукольник (1809-1868) сегодня известен больше именно как товарищ Брюллова и Глинки.
Творческое общение художника и писателя давало свои плоды и в литературной практике, и в изобразительном искусстве обоих. Не исключено, что жанровая сцена была выполнена как иллюстрация к литературному произведению. Возможен и другой вариант: Нестор Кукольник, увидев акварели своего друга, был впечатлен фантазией художника и включил в свою новеллу фактически описание сюжетов.
Итак, что же тут изображено? Спальня, над кроватями аллегорическое божество в маковом венке распростерло картинки ночных сновидений. Спокойно спящей пожилой женщине грезится галантная сценка: кавалер любезничает с юной красавицей, их руки соединяет роза. Эти же герои — на портретах в овальных рамах, висящих над изголовьем бабушки. В облачке сна охваченной ночным кошмаром девушки смешались смутные изображения: всадник на крылатом коне, несущаяся вместе с ним пленница, кладбище, похоронная процессия с факелами, череп с горящими глазницами.
Бабушка героини новеллы — молодой художницы Гортензии — рассказывает врачу: «За полночь Морфей раскинул свой маковый покров, и мы уснули. И я в свое время была не хуже Гортензии; и у меня были Нарциссы и Адонисы, но всех более понравился мне синьор Каэтано Алальки, здешний фабрикант тафты и бархата. Только что я уснула и, представьте себе, гляжу, как будто наяву — и я, и он улыбаемся на портретах: я со всею скромностию невесты, он со всею внимательностию жениха...».
Внучка отвечает: «Ах, бабушка, что мне снилось! В этом углу двое мужчин ставили мне памятник! Я, мертвая, лежала уже в гробу, они хотели опустить меня в склеп; с ужасом вглядываюсь в мою гробницу; на ней, вместо барельефов, какие-то крылатые кони, скелеты, сказочные чудовища».
Сны тут имеют культурологическое значение: сюжет бабушкиного сна — скорее, про идеалы рококо; детали видения внучки — трафаретные, всем известные символы модного увлечения романтизмом, сменившего галантные темы XVIII века. Акварель Брюллова — улыбка на вечную тему: столкновение идеалов старого и нового времени. Любовные приключения галантного века противопоставлены насыщенным мистикой грезам молодого поколения.
Гравированные Дж. Г. Робинсоном рисунки Брюллова были замечены публикой. А Белинский в рецензии на альманах уделил им внимание, проигнорировав литературное произведение.
АКВАРЕЛЬ КАК ИЛЛЮСТРАЦИЯ НОВЕЛЛЫ?
По свидетельству современников, Карл Брюллов был интересным собеседником, много читал сам и любил, чтобы ему читали вслух в минуты отдыха. Как отмечал А.И. Тургенев, «с этим художником можно рассуждать о его искусстве, и он читает Плиния и просит дать ему Goethe’s Farbenlehre». Неудивительно, что Брюллов нередко опирался непосредственно на тексты известных и популярных в то время романов, новелл, баллад. И вообще, следуя академической традиции, он опирался на текст в конструировании сюжета и композиции. При этом он проявлял и самобытный режиссерский талант, ведущий его дальше блестящего, но схематического академизма.
Помимо пикантной популярности в салонах и гостиных, литературная основа придавала работам Брюллова дополнительные оттенки и смыслы. Яркий пример тому — живописное полотно «Гадающая Светлана», вызывающее однозначные ассоциации с популярной в те годы балладой Жуковского «Светлана».
Красочная жанровая сцена приобретала для зрителей той эпохи глубинный романтический подтекст. На сюжет одноименной баллады Жуковского написана картина Брюллова «Пери и ангел». Нельзя не вспомнить и полотно «Бахчисарайский фонтан», создававшееся на волне всеобщей скорби о кончине Пушкина.
ИЛИ СОЗДАНИЕ НОВЕЛЛЫ ПОД ВПЕЧАТЛЕНИЕМ РАБОТЫ БРЮЛЛОВА?
События в «Психее» развиваются в Италии, где сам Кукольник никогда не бывал. Произведение могло создаваться под влиянием воспоминаний Брюллова. Действие начинается на живописных берегах озера Комо. Эти эпизоды могли быть «списаны» с рассказов Брюллова о его пребывании на вилле Юлии Самойловой в 1832 году. Приятные воспоминания о прогулках на воде художник запечатлел на полотне «Автопортрет в лодке».
В качестве главного героя своего сочинения Кукольник вывел итальянского скульптора Антонио Канову (1757—1822). Литературная игра, шутка были вполне в духе времени. Кроме того, обе иллюстрации касаются отнюдь не главной линии сюжета.
Следовал ли Кукольник замыслу художника, или Брюллов выполнил иллюстрации к произведению друга?
Делитесь вашими мыслями в комментариях.
Обе версии свидетельствуют об активном взаимодействии русской литературы и изобразительного искусства, что характерно для романтизма, да и вообще для русской культуры.
А также наши соцсети, чтобы вы могли раньше всех узнавать о предстоящих выставках и следить за жизнью нашей галереи:
Вконтакте: https://vk.com/oph_art_gallery
Телеграмм: https://t.me/oph_art_gallery