Первые два года после убийства прошли в постоянном страхе. Каждый день он с тревогой всматривался в даль. Туда, где сельская дорога, единственная ведущая к ферме, петляя, может привести к нему разоблачение. Туда, откуда когда-нибудь придут люди и сломают его мир, лишат семьи.
Потом заболел теленок, множество хлопот заполнили жизнь фермера, мужа и отца. К тому же, весь муниципалитет Коллумерланд-ан-Ньюкруисланд, что в провинции Фрисландия Королевства Нидерландов, увлекся поиском убийцы. Практически все поселки, что расположены на удалении максимум одной автобусной остановки, гудели как улей.
Они искали ЕГО, только не догадывались об этом. Терялись в версиях, подозрениях. А он сидел тихо. Сочувствовал вслух при встрече со случайным прохожими. Но с родственниками погибшей старался не встречаться. Здесь он свой. Он — один из них. Он дома. Он родился и вырос в Олдвальде. Здесь его ферма и семья.
В ночь на 1 мая 1999 года шестнадцатилетняя Мариана Ваатстра не вернулась домой в деревне Де Вестерин с вечеринки в клубе “Сомбреро”, что в поселке Коллум. Ближе к полудню ее тело обнаружили в поле с пшеницей по пояс недалеко от Фанклестера.
Он сделал с ней все, что ему внезапно захотелось в тот момент: повалил на землю, сжал горло. И у него наконец-то получилось то, чего не случалось уже давно. Ни с проститутками, ни тем более с женой. Более того, это было так, что он не мог себе представить, как такое вообще возможно. Так ярко, что он забыл все происходившее до того.
Он не помнил, как оказался на дороге возле Фанклестера. Как и зачем он толкнул проезжавшую в темноте на велосипеде знакомую девушку. Подругу его дочери. Ведь он так хорошо знал ее семью. Ее отца, мать и даже помнил братьев. Здесь все так или иначе знают друг-друга. Как? Зачем? Но знал, что остро ощутил сильное волнение и непреодолимое желание. Желание, чего он еще не знал. Но в мозгу пронеслось: ОНА МОЯ!
Из-за раны на шее все решили, что это сделали мигранты. Пусть думают так. Ему то, что главное, чтобы не трогали его самого и его семью. Этого он боялся больше всего. Ведь у него ничего, кроме них, нет: маленькая ферма, жена, старшая дочь и недавно родившийся сын. Ему тридцать пять, и вряд ли что-то изменится, но уже никогда не забыть ТОЙ ночи.
Когда ком встал в горле. Руки затряслись. Он онемел. И бесчувствие, и волны эмоций одновременно накрыли его. В голове была пустота, и она росла. Росла так, что, казалось, распирала череп. Возбуждение огненным шаром поднялось в грудь и опустилось обратно. Опустилось, чтобы превратиться в камень. Такого не было много лет. Лет с шестнадцати. А ведь ему было тогда столько же, сколько и ей сейчас. Этой несчастной дочери Заака Ваастра.
Нет, ЕГО не ищут. Все решили, что это сделали либо мигранты, либо друг Марианы Тимо. Они поругались прямо на вечеринке. Все, кто был в “Сомбреро”, видели. Вот он и не стал провожать. А может стал? А может это он? Нет, он сам помнит. Не все, но главное. Жалко парня. Жена говорила, что в него влюблена их дочь Кейтлин.
Нет. Разобрались. Не он. Отпустили, хотя стуки продержали в полиции. Нечего они не могут, не умеют. Но опять ищут ЕГО. Не все считают виноватыми мигрантов. Центр расположен недалеко от ТОГО поля. Тем более, что недалеко от “Сомбреро” в ТОТ вечер видели двоих “черненьких”.
Говорят, что один афганец, а другой иранец. Оба почему-то из Ирака. Но говорят они на одном языке. Хотя и не говорят они тоже на одном. На фризском. Со всеми его диалектами. Что им тут делать? Принес черт. Еще изнасилуют кого нибудь или убьют. А у него дочь четырнадцати лет. Вот живи теперь. Трясись. Переживай. Но страшно то как. А вдруг ЕГО найдут?
Несколько месяцев полиция топчется на одном месте. Местные требуют арестовать мигрантов и закрыть центр для беженцев. Журналисты ищут сенсации. Приезжали какие-то люди из Амстердама. Таких в деревенских краях встречают нечасто.
Двое в костюмах с галстуками и человек десять лысых, в коротких куртках, голубых или белых джинсах, подвернутых, чтобы были видны мощные ботинки с цветными шнурками. Крепкие парни знают, что делать. Это видно. Они покажут этим чужакам.
Да, его никто не ищет. Все занимаются политикой. Отец и брат Марианы связались с этими в коротких куртках. А ее мать Бенте вообще с учителем изобразительного искусства из местной школы, а он какой-то сектант. Считает, что убийство совершили члены тайной организации педофилов, что со времен Нидерландской войны имеет выход во власть. Во власть Королевства или еще и соседей — не ясно.
Да, в общем, похоже, что ему ничто не угрожает. Он даже почувствовал себя устойчивее. Встретился с Зааком Ваастром. Выпил пива, посочувствовал, возмущался присутствием чужаков вообще и центром беженцев в частности. Выразил гнев по поводу бездействия властей и ощутил спокойствие, которое дает осознание мощной толпы единомышленников за спиной.
Жизнь потекла не то чтобы своим чередом, своим уже не будет. Ведь он другой. Прежнего нет. Но все как-то устоялось, несмотря на то, что весь Коллумарлан, так местные сокращают название муниципалитета кипит. Растет возмущение. Страсти бурлят и по поводу убийства и бездействия властей, и мигрантов, и вообще. Равнодушных нет. Только он вдруг понял: его НЕ найдут.
Сначала полиция утверждала, что мигранты тут ни при чем. Не могли они, мол, убить Мариану. Потом, когда этот афганец сбежал в Турцию, его объявили в розыск. Там задержали и привезли в Леуварден. Здесь, в столице провинции Фрисландия, располагается и полицейское управление, и суд, и тюрьма. Общественность вроде успокоилась, а потом вновь началось.
Во-первых, афганец не совсем афганец. Он, какой-то, хазареец, вот потому с иранцами общался. Так говорят. Но для него они все “черненькие”. И разницы между ними нет. От них одна грязь и опасность. Надо дочь поберечь и сыну рассказать, что есть МЫ и ОНИ. И это разница.
Во-вторых, его освободили. Через два дня! Зачем тогда задерживали? Зачем везли из Турции? В-третьих, власти муниципалитета социал-демократы затеяли какое-то голосование по центру беженцев. Полицию удалили. Недемократично, мол. Вот им и показали. Это был просто погром. Противники мигрантов и сторонники били друг-друга и вместе лупцевали социал-демократов. Главное, его не ищут.
Полиция задерживала еще человек десять или одиннадцать, но всех отпустили. Постепенно страсти улеглись. Иногда кто-то вспоминал о Мариане. Приезжали какие-то депутаты из Амстердама. Власти муниципалитета под выборы вытаскивали эту историю. Лишь Заак и Бенте Ваастром не переставали думать о НЕЙ. Да и он не мог забыть. Это как-то роднило его с ними.
Когда страх прошел, он все чаще стал вспоминать и грустить о тех ощущениях, что испытал на пшеничном поле в ночь на 1 мая. Ничто не могло сравниться с теми эмоциями. Иногда его посещали возбуждающие сны: он силой валил женщину на землю, душил ее и начинал то, о чем мечтал с 1999 года. В какой-то момент она поворачивалась к нему лицом, и он понимал, что это Мариана.
Надо что-то делать. Идут годы, а он все чаще думает, что надо вновь все сделать как ТОГДА. Иначе он не может. Он бросил пить. Вылил все в раковину. Жена сначала испугалась, потом обрадовалась. Потом насторожилась. Особенно когда он начал бегать по утрам. Все дольше и дальше. А вечером он запирался в подвале и пытался фантазиями возместить ТЕ переживания.
Через семь лет после ТОЙ ночи он вроде нашел выход. Он ездил в Коллумарлан или в Леуварден. Не часто. Раз в полгода. Нанимал в местных борделях “профессионалок” из тех, кто не знает фризского языка. Какую-нибудь полячку, украинку или румынку. Затем имитировал ТО, что было ТОГДА. А потом в общих чертах, полунамеками жаловался, как его тревожат воспоминания. Все равно эти “понаехавшие” ничего не понимают.
Вообще, это были чуть ли не лучшие годы его и его семьи. Он разрешил “пустить под нож” все свое стадо. Случилась эпидемия ящура. Ему выплатили компенсацию. Он взял кредит и начал выращивать сою. Ему вдруг заходилось больше внимания оказывать своим.
Они часто ездили на разные праздники в округе. И даже в Бельгию как-то раз. Жена всерьез занялась написанием картин. По совету ее сестры, живущей в Амстердаме, они устроили в бывшем коровнике вернисаж. Появились покупатели. А значит и деньги.
Он по-прежнему раз в полгода ездил к “профессионалкам”. Страх прошел совсем. Вместе с двенадцатью годами, пролетевшими после убийства. Не то чтобы желание повторить оставило его. Но он справлялся. Как-то раз он забирал на машине сына из клуба “Мрак”, что раньше назывался “Сомбреро”. А тот был с двумя подружками. С одной из девиц, Хууб остался у них дома. А вторую пришлось везти домой в Фанклестер.
Воспоминания нахлынули. Ведь ей тоже шестнадцать. Вот оно, поле. Опять колосится пшеница, и опять лишь лунный свет, единственный свидетель. Он даже остановился. Волнение вновь начало формироваться там. Внизу. Ниже живота. Опять все замерло в груди. Но ощущение опасности вдруг пересилило острое, почти непреодолимое желание сделать ЕЕ СВОЕЙ!.
И вот осенью 2012 года вдруг все заговорили о возобновлении следствия по делу об убийстве Марианы. Придумали какое-то ДНК. Что это еще такое? Говорят, угадывает безотказно. Точно говорит, кто виновен, а кто нет. Нет, не может быть. Не может все кончиться.
Ведь прошло тринадцать лет. Не могут ЕГО выволочь на свет и показать всем. Показать, что это ОН убил. Все решат, что он зверь. А это не так. Просто тогда с ним произошло что-то. А теперь он справляется. За что позор ему? А что будет с его семьей?
Нет. Они не могут. Они собирают слюну всех мужчин в радиусе 15 километров от ТОГО поля. А это около 8 000 человек. Неужели он не затеряется. Как спрятаться? Надо просто перестать думать. Если бы они еще не слали уведомления. Уже повторное. Требуют явиться в школу в Леувардене. Там идет сбор образцов. А ведь там в дошкольной группе работает его старшая дочь Кейтлин.
Он долго сидел в машине. Все никак не решался выйти и пойти. Тут подошел полицейский. Он знает его. Он из его деревни. Этот офицер один из тех, кто уже тринадцать лет ищет ЕГО. Только сам не знает этого. Пришлось выйти и сдать слюну. Медсестра сказала, что через шесть недель будет результат. Ему осталось всего шесть недель.
Еще вчера он собрал почти всю округу. Отмечали серебряную свадьбу. Были Ваастромы. Он вновь почувствовал, что между ними что-то есть. Они почти родные. Правда, не знают об том. Но скоро все вылезет наружу. Тайное станет явным. Что он будет делать? Заканчивать эту жизнь он не желает. Она дорога ему. Ему сорок восемь, и семья для него — это ВСЕ.
Ну, еще воспоминания о ТЕХ переживаниях. Самых сильных за всю жизнь. Он никогда не думал о Мариане как о загубленной душе. Она лишь вновь и вновь возвращалась к нему в фантазиях. И вызывала желание повторить. ВСЕ повторить, и будь что будет. Но ведь из-за решетки это будет невозможно. Во всяком случае, лет двадцать. Что в Нидерландах считается пожизненным.
Его арестовали 18 ноября 2012 года. Жена прошла свой путь от отрицания до принятия и развода. Это случилось еще до суда. Уже находясь под стражей, он долго не мог набраться сил и прямо ответить на прямой вопрос своей семьи: он убил или нет. Чуть позже дочь Кейтлин сказала, что все тринадцать лет знала страшный ответ. Знала, но гнала эти мысли. Ведь это были лучшие годы.
19 апреля 2013 года суд в Леувардене приговорил Джаспера Стерингу к восемнадцати годам из двадцати возможных по законодательству Королевства Нидерландов. Осужденный приговора не обжаловал. Он сотрудничал со следствием. Пусть и не сразу. Пусть и не всегда охотно. Но казалось, когда он давал показания или многочисленные интервью, что-то очень приятное растекалось по телу душегуба из Олдвалда.
Что в реальности творилось в затуманенной душе Джаспера Стеринги, насколько он был откровенен и насколько он мог быть таковым, останется тайной. Темным пятном или магическим черным квадратом, на первый взгляд не имеющим смысла, но уносящим в пугающие глубины каждого, кто всерьез решил поинтересоваться, а что там в темноте.
Считается, что свой “Черный супрематический квадрат” Казимир Малевич называл “Битвой негров в темной пещере”. Какие сражения происходили в сознании душегуба из Олдвалда? Да какие угодно. Ибо они — секрет даже для него самого. Так что не все совпадения случайны.