Когда я только выходила замуж за Максима, все казалось так просто. Его мама — властная, да, но это казалось мне чуть ли не милой особенностью. Тогда. Она часто ставила нас перед фактом — “надо”, “пора”, “нельзя”. “Вы уже не молоды, вам нужно свое жилье.” Мы с Максимом, закатав рукава, начали копить, работать сверхурочно. Сняли жилье, взяли ипотеку.
Максим был хорошим мужем. Он старался, работал, причем по полной. А мама… она всегда была где-то рядом. Советовала, как вести домашнее хозяйство, подсказывала, где нам лучше покупать продукты, какие вещи отложить "на черный день".
Иногда звонила мне, как говорится, между делом — послушать, как Максим "тянет", как справляется с нагрузкой. Но когда этот черный день начался — когда на работе начались сокращения и Максим лишился значительной части доходов, мама будто включила совсем другую музыку.
– Ты ведь понимаешь, — напирала она на меня в один из вечеров, пока Максим сидел за ноутбуком и смотрел очередные вакансии, — что это ты должна его поддерживать? Женщина должна вдохновлять, быть рядом.
Она говорила, как всегда, уверенно, не терпя возражений. Лицо серьёзное, руки скрещены. Я молчала, глядя в окно, будто ожидая ответа от неба. Но небо молчало, только мама продолжала давить.
– Мужчина должен! Он не может позволить себе раскисать, не может сдаться! – тут она резко выдохнула и прикрыла глаза, как бы осознавая драму момента. – Я думала, он понимает, как это важно для нас. Для меня.
Для меня.
Весь вечер эти слова звучали в моей голове, как испорченная запись. Я знала, что Максима это не радует — для него было достаточно стрессов. Я могла бы ответить, могла бы посоветовать ей что-то… но сидела, молча, ожидая конца этой тирады. Наверное, ждала, когда она сама поймет, что перегнула.
Но, конечно же, она не поняла.
***
На следующий день, по возвращении домой, меня снова ждал звонок от мамы Максима. В этот раз голос у нее был более напряженный, почти плачущий.
– Ты должна поговорить с ним, дорогая, — начала она, и я сразу поняла, о чем пойдет речь.
– И о чем?
– О том, что он должен искать более высокооплачиваемую работу. Это неприемлемо — такое положение. Зарабатывать меньше... Вы же знаете, что я тоже рассчитываю на вашу помощь.
Эти её слова повисли в воздухе. Я, сжав зубы, смотрела на шкаф, где еще вчера гладила вещи Максима для его завтрашнего интервью. А она всё говорила, добавляя, как она беспокоится за него и как мы, наверное, просто “не понимаем, что такое ответственность”. И в этот момент… мне стало так больно за Максима.
– Скажите, а вы сами когда-нибудь так жертвовали ради кого-то? – вдруг вырвалось у меня.
Она замолчала.
Я поняла, что перегнула, но было уже всё равно. В какой-то момент, не дождавшись её ответа, я отключила звонок, оставив его как призрачную паузу, которую, мне казалось, никогда не заполнить.
***
Максим пришел через час. Видимо, увидел напряжение на моем лице, потому что тут же подошел, обнял меня, тихо спросил:
– Ты что, разговаривала с мамой?
Он знал, как я реагировала на её монологи, и сейчас его вопрос был с ноткой вины. Он пытался сделать всё, что мог, и даже больше, и я не знала, как объяснить ему, что его мама говорит, что её недовольство перекрывает все.
– Максим, а ты когда-нибудь пытался... знаешь... поговорить с ней? Сказать ей прямо, что это уже слишком?
– Она не поймет, — он опустил взгляд. — Для неё это дело принципа. Она считает, что если мужчина не работает на износ, он — не мужчина.
Мы молчали, не глядя друг на друга. Только где-то глубоко внутри у нас обоих было такое же чувство — что что-то нужно менять. Что эта женщина… она не может управлять нашей жизнью вечно.
Но тогда я решила, что сделаю это сама.
***
На следующий день я снова поехала к ней. Вышла из машины, чувствуя, как по спине пробегает холодок. На лице — мнимое спокойствие, внутри — леденящий ужас, будто я направляюсь к начальнику. Она сидела у окна, как будто ждала меня.
– Ах, это ты! – чуть разочарованно проговорила она.
Я не стала медлить, чтобы не потерять ту самую волну смелости, с которой пришла.
– Я хочу поговорить с вами, тетя Валя. Точнее… я должна кое-что сказать.
Она подняла голову. Слова лились из меня, будто текли по наклонной.
– Нам тяжело, – начала я, стараясь говорить как можно увереннее. – Я знаю, что вы хотите видеть в Максиме опору для всей семьи, но вы… видимо, не понимаете, как тяжело ему от вашего давления.
– Да? — Она вскинула брови и скрестила руки на груди, не отрывая от меня взгляда. — Тяжело? Так пусть больше работает. Пусть наконец возьмётся за дело!
Она произнесла это с такой безапелляционностью, что у меня вспыхнуло в глазах. Ужас, страх — всё ушло, осталась только одна простая мысль: кто-то должен сказать ей это.
– Он ваш сын. И он уже делает всё, что может. И я больше не позволю вам его мучить.
В комнате повисла тишина.
– Вы... это серьёзно? — голос её стал тише, почти шелестящим.
Я кивнула, и мне вдруг стало как-то легче. Ощущение будто я только что преодолела что-то огромное и важное.
– Я люблю вашего сына. Люблю и всегда поддерживаю его, как бы ни было сложно. Но он не ваш... слуга. Не ваш "мальчик", который будет вечно что-то должен. Он — муж. И он мой муж, а я его поддержу так, как посчитаю нужным. А если вы это не примете, боюсь, нам с вами станет трудно общаться дальше.
Всё. Сказано.
***
Максим, конечно, не знал, что я пошла к его маме. Но вернувшись домой, он вдруг как-то по-другому на меня посмотрел. Словно что-то почувствовал.
– Ты говорила с мамой? – спросил он.
– Да. И знаешь… мне кажется, теперь многое изменится.
Его лицо было спокойным.
– Я люблю тебя. Спасибо, что защищаешь меня.
Мы долго стояли, обнявшись.
Теперь я знала - у нас всё будет по-другому.
Мы больше никому не позволим диктовать нам, что делать.
Похожие рассказы на канале:
