— Привет, Олег! — поздоровался я с начальником станции, заглянув к нему в кабинет.
— А, Саша, рад тебя видеть. Погоди немного, сейчас закончу дела, поговорим.
Олег Сахаров, начальник нашей антарктической станции «Беллинсгаузен», на острове Кинг-Джордж, казалось, никогда её не покидает. По крайней мере, когда я оказался тут в начале туристического сезона 2000-2001 гг. он уже был. Вот и теперь в феврале 2003 г. он всё ещё руководил станцией.
— Ты дома то хоть бываешь? — спросил я его, когда он появился с печатью станции в кают-компании, где наши туристы собирались штамповать на память свои паспорта.
— В отпуск зимой летаю, — улыбнулся Олег. — Кофе хочешь?
— Не откажусь.
Мы сели за стол поближе к бару, где был чайник с кипятком, и заварили себе кофе.
— Давай по рюмочке, Олег, за встречу. — Я достал из своей киносумки маленькую бутылку с виски. Олег сходил в бар за стопками.
Я хорошо знал, что на станции не увлекаются спиртным. Не сухой закон, а просто ребята не пьют добровольно. Только по большим праздникам и то по чуть-чуть, чисто символически. В баре на полке стояли бутылки с алкоголем, но никто их не трогал.
— Выпили, разговорились, и тут Олег рассказал, что существует идея, а точнее уже конкретный план — поставить на станции церковь. Её спроектировали, срубили на Алтае, разобрали, и сейчас решается вопрос её доставки на станцию.
— Так давай мы её на «Академике Иоффе» доставим, — предложил я ему, — мы же постоянно у вас бываем.
— А что, это возможно? — удивился он. — У вас есть место в трюмах?
— В трюмах не получится, они забиты под завязку пассажирскими грузами, едой, напитками, оборудованием. А вот на палубе можно. Она на переходе пустая.
— На открытой палубе не хотелось бы, — задумался Олег, — впрочем, а какого она размера?
Я прикинул по памяти размеры площадки на кормовой палубе, сказал Олегу, добавив, что там будет наиболее безопасно, надо только хорошенько укрыть и закрепить груз. Возили же мы легковые машины и ничего, получалось. Правда один раз всё же повыбивало во время шторма стёкла, но это у тех что были в самой корме.
— Слушай, Саша, пришли мне размеры этой площадки.
— Да без проблем. Как только вернусь на судно, сразу по УКВ тебе сообщу.
…
«Беллинсгаузен» — российская антарктическая станция на острове Кинг-Джордж (Ватерлоо). Из Южных Шетландских он один из самых крупных. Основана она 22 февраля 1968 года и названа в честь первооткрывателя Антарктиды.
Станцию построили в ходе 13-й Советской антарктической экспедиции, которой руководил академик АН СССР Александр Трёшников — один из составителей подробного атласа Антарктиды. Трёшников писал: «В торжественной обстановке в 14:00 на флагштоке поднялся флаг СССР. С новой радиостанции была передана первая сводка погоды. Станция «Беллинсгаузен» вступила в строй».
Её изначально хотели открыть на острове Земля Александра I, но впоследствии изменили решение. На первую зимовку остались 11 полярников во главе с Арнольдом Будрецким.
В 1968 году сюда завезли несколько щитовых домиков, рассчитанных на пребывание двух десятков полярников. Место выбрано не случайно. Тут довольно богатый для Антарктики растительный и животный мир и сравнительно мягкий климат. Летом температура плюсовая, а зимой всего до минус 20 градусов. Но постоянная влажность, сильные ветра и пасмурное небо делают «курортную зону», как её иронично называют полярники, весьма экстремальной. Здесь тоже гибнут люди, застигнутые непогодой.
Советский Союз в Антарктиде не только двигал науку. В стране понимали, что надо столбить шестой континент, иначе можно не успеть занять хорошее место при дележе. Ещё один флажок в этом секторе континента не помешает. А столбить Антарктиду первыми начали Англичане в конце Второй мировой войны. Им нужен был контроль за стратегически важным проливом Дрейка. Поэтому в районе Антарктического полуострова они создали несколько баз. После войны свои амбиции стали демонстрировать соседние с Антарктидой страны — Чили и Аргентина. Для начала они объявили сектор континента с Антарктическим полуостровам своей территорией и начали создавать там военные базы. Так на острове Кинг-Джордж на мысе Поттер в 1953 году аргентинцы основали базу «Джубани» (в честь своего погибшего лётчика). Первую зимовку тут провели три человека. В 1969 году на острове по серьёзному обосновались и чилийцы, построив большую станцию «Фрей». Так уж у них повелось: где есть Аргентинская станция, там рядом и чилийская. Предчувствуя неизбежность военного столкновения этих стран, США и СССР инициировали в мировом сообществе объявление Антарктиды свободной территорией с запретом оружия. Те, кто пытался столбить Антарктиду военным путём, начиная с фашистской Германии, затем Великобритании, Аргентины и Чили, были вынуждены уступить нажиму гегемонов и убрали оружие с континента, постепенно преобразуя военные базы в научные. Геополитика вещь сложная и архиважная. Просчёты ведут к серьёзным последствиям, взять, например, Аляску.
В конце 50-х и США и СССР набросились на Антарктиду стремясь застолбить всё что можно. Наши хотели обосноваться на Южном полюсе, но не успели, американцы опередили. Тогда наши с неимоверными трудностями заняли геомагнитный полюс и полюс недоступности, а заодно разместили станции по всему периметру континента, доведя их количество до 14. Американцы тоже не зевали. Тогда же вновь разгорелся спор о том, кто первый открыл Антарктиду, который продолжается и по сей день. Ну не хотят они признавать приоритет русских, убеждая мировое сообщество, что это сделали англичанин Брансфилд и американец Палмер, хотя документов, подтверждающих это, у них нет (в отличии от нас), всё основано на устных рассказах более поздних времён.
Все понимают, что рано или поздно человечество займётся ресурсами Антарктиды по-серьёзному. Луну пытаются делить, тоже уже столбят, как только позволяют деньги и технические возможности. А уж континент на своей планете… И все понимают, что вопрос этот зависит от воли сверхдержав. Как они решат между собой (договорятся или повоюют), так и будет. А пока все бросились столбить места в Антарктиде на всякий случай, авось не обидят малышей при дележе. И потом, не известно, как ещё всё обернётся. Сегодня ты, скажем, одна из не особо богатых латиноамериканских или африканских стран, а завтра возглавишь союз республик Южной Америки или Конфедерацию Африканских штатов.
Так или иначе, но на острове Кинг-Джордж теперь по соседству с нашей, находятся полтора десятка постоянно действующих станции: «Фрей» и «Эскудеро» (Чили), «Карлини» — бывшая «Джубани» (Аргентина), «Генерал Артигас» (Уругвай), «Король Седжон» (Республика Корея), «Команданте Феррас» (Бразилия), «Арцтовский» (Польша), «Мачу Пикчу» (Перу), «Чанчэн» — Великая стена (Китай).
Южнее, на острове Лейпциг (Нельсон), находится станция «Эко-Нельсон» (Чехия). В 50 километрах от нашей станции, на острове Гринвич, находится ещё одна чилийская станция Капитан «Артуро Прат».
И это всё только на Южных Шетландских островах. По соседству на других островах рядом с Антарктическим полуостровом и на самом континенте имеется ещё довольно много как действующих, так и сезонных станций разных государств. Всего же в Антарктике их насчитывается около сотни.
Начиная с сороковых годов 20 века базы у Антарктического полуострова возникали, исчезали, из военных превращались в научные, из постоянных в сезонные и наоборот. Словом, жизнь тут кипит. Чего только стоит появление в Антарктиде коренных жителей. Эта история, как говорится, у всех на слуху. Один чилийский офицер уговорил жену отправиться с ним на станцию, та оказалась беременной и её, вместо того чтобы отправить рожать домой, уговорили остаться на базе, мол, это будет первый человек, рождённый в Антарктиде. Об этом как-то прознали аргентинцы и привезли на свою базу женщину на шестом месяце беременности. Она и оказалась первой, кто родила ребёнка в Антарктиде. Сейчас на станциях этих стран есть и детские сады, и школы, я видел это своими глазами. Впрочем, будет ли это существенным аргументом при дележе континента? Как знать. Англосаксы с аборигенами не привыкли церемониться, ни с индейцами, ни с югославами, ни с ливийцами, чуть что не так уничтожат, и всегда найдут предлог для оправдания, а то и без всякого этического предлога: «Ты виноват, потому что я хочу есть». А может и не будет уже этих самых англосаксов как существенной мировой силы, как знать. На всякий случай надо нарожать коренных жителей в Антарктиде.
Остров Кинг-Джордж, ставший приютом для многочисленных станций, выбирается ещё и за лёгкую достижимостью с «большой земли» (ближе всего находятся Аргентина и Чили). Это позволяет легко обустроить быт и вести научно-исследовательскую деятельность на протяжении всего года.
Станция «Беллинсгаузен» была возведена всего за месяц, и с года своего основания по сегодняшний день здесь не прерывается присутствие человека. В середине 70-х щитовые домики, рассчитанные на 20 зимовщиков, заменили на более надежные алюминиевые постройки. В этот же период на станции появился мощный радиоцентр, который служил не только ученым, но и рыболовецкому флоту в южных частях Тихого и Атлантического океана. Я хорошо помню, как работая там в 80-х на рыболовном траулере принимал факсимильную карту погоды от полярников со станции «Беллинсгаузен», а радисты отсылали туда наши метеосводки.
К концу 80-х годов на станции работало 28 человек круглогодичного состава. А летом к ним присоединялись еще 25 ученых.
После окончательного развала СССР в начале 90-х финансирование сократилось. И если в сезон 93-94 гг. я ещё застал там наших зимовщиков, то в сезон 95-96 гг. станция "Беллинсгаузен" работала в формате сезонной полевой станции и на ней почти никого не осталось.
Только в 1999 году станции был возвращен её первоначальный круглогодичный статус. Правительство вновь выделило финансирование в рамках реализации Российской антарктической экспедиции (РАЭ). Благодаря этому Россия сохранила свое геополитическое присутствие в Антарктиде, а научный кадровый потенциал был спасен. Сегодня это, пожалуй, самая маленькая зимовочная станция из состава Российской антарктической экспедиции — на ней работают менее 10 человек круглогодичного состава и несколько сезонных специалистов.
…
Теперь, когда я рассказал в общих чертах об острове Кинг-Джордж и станции «Беллинсгаузен», вернёмся в конец 1993 года, когда я попал на нашу антарктическую станцию в первый раз. Показывать туристам было особо нечего. Серые бараки, ржавая техника, всё здесь говорило о том, что у страны не лучшие времена.
Полярников на станции тогда ещё было много, но настроение у них было пессимистическое. А рядом процветала чилийская станция «Фрей». Там всё было как надо. Комфортабельные постройки, большой спортивный зал, магазин, почта, отделение банка. А главное, у чилийцев был настоящий аэродром.
— Вот так и живём, Александр Александрович, — сказал начальник нашей станции, когда мы познакомились, — выживаем как можем, финансирование урезали, всего не хватает, закроют станцию, наверное, если так и дальше будет. Стыдно перед туристами за страну.
— Нам тоже не сладко, — заметил я, — вот, вместо науки пассажиров пока возим, суда сохраняем, а так через пару-тройку лет на иголки пустят или продадут кому по дешёвке.
В небе проревел большой самолёт идущий на посадку.
— Понаехали, — с грустью и иронией сказал начальник. — Раньше мы одни тут жили не тужили, с пингвинами дружили. А теперь интернационал. Набросились на Антарктиду, как бы без них не поделили. Ладно бы серьёзно наукой занимались, а то так, флажков понаставили и сидят. А чуть что к русским бегут — помогите.
— И что, помогаете?
— А как же, — улыбнулся начальник, — в Антарктике без этого нельзя. Техники у них нет подходящей, а та что есть быстро ломается. А у нас и техника, и главное опыт. Все габаритные грузы с судов на берег нашей баржой возим. Других вариантов у них нет. И вездеходы наши тоже всегда на ходу.
Я обошёл всю станцию, заглянул в столовую, в лаборатории, к радистам, в помещение с дизель- генераторами. Всё здесь было, как и везде по стране — своё, советское, совковое, как на рыбацком судне — не яркое, функциональное, а главное, работающее, несмотря на все трудности. Бросалась в глаза сильная захламленность территории.
Затем я прогулялся до чилийской станции. Чилийцы живут семьями, поэтому здесь есть детский сад и школа, большой спортивный зал, почта. Я заглянул в магазинчик с сувенирами и даже поиграл минут десять в баскетбол, присоединившись к нашим туристам, развлекающимся в спортзале.
В сезон 95-96 года, когда я снова оказался на «Академике Иоффе», на нашей станции количество полярников было совсем небольшим. Выглядела она плохо. Всё говорило о том, что станция скоро закроется, как были закрыты большинство других наших станций в Антарктиде. А количество иностранцев на острове Кинг-Джордж всё увеличивалось.
Затем у меня был четырёхлетний перерыв, и на станции «Беллинсгаузен» я оказался снова лишь в 2000-м году. Первого же взгляда было достаточно, чтобы понять, что она будет жить и дальше. Тут началось то, что в народе называют «евроремонтом». Страна сделала поворот, пусть и не крутой, но достаточный, чтобы заняться антарктическим наследием СССР.
Тогда я и встретился с новым начальником станции Олегом Сахаровым. Худощавый, чуть выше среднего роста, седеющие усы и бородка, густые волосы с пробором по середине и добрые глаза с лёгким прищуром, — таким я его увидел при знакомстве.
Нельзя сказать, чтобы посещения станции нашим судном были частыми, но пару раз за туристический сезон «Академик Иоффе» там появлялся. И каждый раз, пока туристы бродили по острову, я предпочитал пообщаться с нашими ребятами, с Олегом, посмотреть, как они живут, что нового появилось на станции.
После того разговора про церковь, случившегося в 2003 году, мне очень хотелось самому поучаствовать в процессе доставки храма на нашу станцию, но так уж сложилось, что сезон 2003-2004 годов я просидел дома. Именно тогда, наше судно «Академик Сергей Вавилов» доставило на станцию этот необычный груз. Все части храма были погружены на кормовую палубу судна, как я и предлагал Олегу за полгода до этого, и благополучно пережили пересечение Атлантического океана, включая ревущие и бушующие широты в южной его части.
…
Когда в декабре 2004 года «Академик Иоффе» вновь встал на рейде в заливе Максуэлл острова Кинг-Джордж, все обратили внимание, что справа от нашей станции на возвышенности красуется постройка с характерной для православных церквей луковкой и крестом.
Сезон только начинался, и мы привезли на остров Кинг-Джордж необычных пассажиров. Это была большая группа марафонцев — фанатичных любителей забегов на длинные дистанции в экстремальных условиях. Молодые, пожилые, инвалиды в колясках, — кого только не было. Все настроены по-боевому, с горящими глазами и улыбками на лицах.
Утром, мы отвезли бегунов-марафонцев на берег, а затем засняв на камеру старт, я пошёл к нашим на станцию. Пообщавшись с начальником (это был всё тот же Олег Сахаров) и ребятами, я направился к церкви.
Церковь была хороша. Она красовалась на возвышенности, в стороне от домиков-бараков станции. Её деревянный сруб из ещё не потускневших брёвен сибирской лиственницы и кедра притягивал взгляд, всем своим видом напоминая истинно русское, православное, дорогое сердцу каждого верующего и просто любящего наши традиционные ценности. Снаружи она показалась мне маленькой, но когда я оказался внутри, это ощущение пропало, уступив место другому чувству — уютно, не тесно, всё гармонично, в общем благостно. Там я застал настоятеля.
Отец Каллистрат оказался молодым симпатичным рыжебородым парнем, называть которого отцом мне, человеку далёкому от церковных правил, было необычно. Но я был на его территории и принимал те условности, которые выработаны за тысячу лет русского православия.
Не по годам умён, начитан, эрудирован, составил я своё представление о нём, познакомившись и пообщавшись на разные темы. К тому же он был, как говорится, мастер на все руки и по совместительству делал на станции всю плотницкую работу, не считая той, что не требует профессиональных навыков.
Про отца Каллистрата я уже был наслышан от экипажа судна, от тех, кто был с ним в прошлом году во время перехода через Атлантику. Чего только не наговорили наши девочки про бедного молодого монаха, оказавшегося рядом с ними на судне. Сколько соблазнов пришлось ему претерпеть за те два месяца, что длился его путь от Калининграда до Антарктиды. Рассказывали, что одна из наших «красавиц» якобы приглянулась отцу Каллистрату. «А как же монашеские обеты? — доставали они парня, уловив его неравнодушие к женщине, — вам же нельзя». «Ай, отмолю! — отшучивался Каллистрат».
Я не склонен верить сплетням наших женщин, махровым морячкам, ведь и про меня самого ходили самые разные истории. Они даже письма моей жене посылали, якобы у меня в море были «особые» отношения с некоторыми из них, чего на самом деле конечно не было. Бог им судья.
В светской беседе, Каллистрат поведал мне о трудностях, возникших в первую зиму. Несмотря на высокое качество древесины и дополнительное стягивание брёвен стальными цепями, проблемы всё же были. Стыки между брёвен, законопаченные мхом, под воздействием ураганных ветров пропускали влагу, и с этим надо было что-то делать. А пока, он втихаря сушил церковь, протянув от электрогенераторов временный кабель. В определённы часы, когда это не так заметно, он включал мощного «козла» — самодельную электрогрелку на несколько киловатт. «Только не говори Олегу, — улыбаясь попросил он, — а то начальник мне голову оторвёт». Ещё через год, когда я в очередной раз оказался на станции и снова застал там и начальника Олега, и иеромонаха Каллистрата, я узнал, что иностранная мастика, которой дополнительно обработали стыки между брёвен сруба церкви, всё же пропускает влагу при сильном ветре, и надо подыскивать что-то другое. В конце концов, подходящее средство подобрали и вопрос был решён.
А тогда, в ходе общения, у меня вдруг возникла мысль: «А не попросить ли Каллистрата покрестить меня прямо здесь в Антарктиде?» Дело в том, что я уже давно собирался совершить этот обряд. В детстве такой возможности не было из-за отсутствия храмов на территории Калининградской области, а не то бы моя очень набожная бабушка непременно это сделала. Первые храмы появились только в конце 80-х, во времена «перестройки», но это были немецкие кирхи, переданные властями города нашей православной церкви. Там всё было мне не по душе. Фильм гениального Эйзенштейна — «Александр Невский» навсегда убил во мне симпатии к немецким священникам и их церквям. Принять крещение во вражьем логове, пусть и бывшем, я не мог.
В начале 2000-х в Калининграде началось строительство Кафедрального собора. Строился православный храм и в моём родном Полесске. Я ждал, когда закончится их строительство, чтобы креститься и по праву носить крестик на груди. В душе то я давно уже жил с Богом. А тут такая уникальная возможность — Православный храм в Антарктиде.
— Отец Каллистрат, а ты мог бы меня покрестить? — задал я ему волнующий меня вопрос, — кто-нибудь тут уже крестился?
— Александр, таинство крещения очень важная вещь в жизни человека, — ответил он, — хочется быть уверенным, что это не для экзотики, а по глубокому внутреннему убеждению.
Мне пришлась поведать ему, как я подошёл к этой черте, про мою неграмотную бабушку, которой я в детстве читал Евангелие, про жизнь без церквей, про немецкие кирхи, про строящиеся храмы, про то, что я всё равно крещусь, так почему не здесь, в этой церкви, к появлению которой я чувствовал своё хоть и небольшое, но всё же участие.
— Хорошо, — согласился Каллистрат, — надо посоветоваться с начальником станции. Сколько у вас есть времени?
— Часа три-четыре есть, пока марафонцы бегут, — прикинул я. — Так что, отец Каллистрат, я буду первым?
— Первым крестился Олег, — улыбнулся он.
— Тогда, значит, вторым.
— Второй тоже уже был. Будешь третьим.
Каллистрат пошёл готовиться к обряду. Я тоже занялся организационными вопросами — переговорил с начальником станции, разыскал драйвера, который должен был помогать, ведь предстояло окунуться с зодиака в ледяную воду моря Беллинсгаузена.
Не буду особо вдаваться в подробности дальнейших событий, ведь крещение — это «таинство». Я представлял это, как нечто похожее на окунание младенца в купель. А ещё витал в голове легендарный пример крещения Руси князем Владимиром, когда всех киевлян просто согнали в Днепр, заставили окунуться, и всё.
Моё крещение заняло почти три часа. Сначала в церкви отец Каллистрат провёл первую часть обряда. Затем Олег Кугай, наш судовой токарь и по совместительству тоже драйвер, отвёз нас на зодиаке метров за пятьсот от берега, подальше от посторонних глаз, к небольшому островку, где было не глубоко, примерно по пояс. Там состоялась другая часть обряда, включавшая купание.
Окунуться надо было полностью, трижды, с головой, а солёная вода была минус два, и вокруг плавали льдинки. Это после парилки прыгнуть на несколько секунд в ледяную воду доставляет удовольствие. Я многократно практиковал это в судовой сауне с бассейном, наполненным забортной водой. А тут пришлось выдержать несколько минут в ледяной воде, стоя в ней по пояс, а затем ещё и троекратное погружение с головой. Зато потом, забравшись снова в зодиак, я почувствовал себя очень комфортно. Телу, обёрнутому простынёй, было необыкновенно тепло, а душе благостно, рядом с размахивающим кадилом и читающим молитвы Каллистратом, в то время как Олег держал перед ним книгу. Но это было ещё не всё. Потом мы вернулись в церковь уже без Олега — ставшего моим Крёстным Отцом, обязанным всю оставшуюся жизнь воспитывать «ребенка» в православном духе, ежедневно молиться за него и держать ответ за это на Страшном Суде.
В церкви Каллистрат продолжил священнодействие, закончившееся вручением крестика. Из нескольких предложенных им имён святых, даваемых при крещении, я выбрал благоверного Александра Невского, как наиболее близкого мне по духу. При этом Каллистрат сказал, что по возвращении домой необходимо сходить в церковь и завершить что-то, что он здесь сделать не может.
Почему ритуалы крещения, венчания, отпевания такие долгие? Не берусь судить, наверное, так надо, раз наша церковь за свою многовековую историю выработала эти традиции. Если бы я заранее знал, что отцу Каллистрату понадобятся на моё крещение целых три часа, я бы наверняка не решился на это.
…
Так кому же мы обязаны появлением православного храма в Антарктиде? Попробуем разобраться, поскольку из личного общения с начальником станции Олегом Сахаровым и отцом Каллистратом я так толком и не понял, откуда «растут ноги». С исполнителями более-менее понятно, а вот с инициаторами… Говорят, что идея витала в воздухе.
Да простят меня атеисты и не христиане, коих среди моих друзей довольно много, и вы, мои читатели, тоже не будьте предосудительными за может быть длинный рассказ про нашу церковь в Антарктиде (мне и самому так кажется). Но так уж вышло. Хотелось разобраться в этом вопросе. А уж вам судить — получилось у меня, или нет. Вы можете читать там, где не интересно, бегло, через строчку, через абзац, или вовсе через страницу. Я и сам так часто делал ещё с детских времён, когда в «Трёх мушкетёрах» пропускал политические интриги и с увлечением читал про погони и дуэли. Зато я уверен, что тем, кому это интересно, получат исчерпывающий, объективный рассказ от непосредственного участника тех событий.
У нас на Руси говорят: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Мне кажется, что таким громом среди ясного неба стало то, что в 1987 году папа Римский объявил антарктические земли своей епархией. Произошло это после сооружения католической капеллы при чилийской станции «Фрей» по соседству с нашей «Беллинсгаузен». Её соорудили из нескольких контейнеров, а службы в ней не были постоянными. Дело в том, что капеллан у чилийцев имеет звание капитана, и соответствующую зарплату. Это показалось накладным и его со станции убрали. Когда надо, он прилетает самолётом. А чем ответила православная церковь?
Начнём с того, что наш храм в Антарктиде не был первым православным строением. В 2002—2003 годах на острове Ливингстон, втором по величине в группе Южных Шетландских островов, при Болгарской станции была сооружена часовня святого Иоанна Рыльского. Именно она считается первым православным строением в Антарктике. Но это Болгары, а что же мы?
Вот что сообщает «Smena.ru» от 18 августа 2003 года:
«Пингвинов будут крестить. Троице-Сергиева лавра откроет подворье в Антарктиде.
Совсем скоро в Антарктиде появится православный собор. Он уже построен. На корабле «Академик Вавилов» его доставят на Южный полюс (ох, перегибают журналисты насчёт полюса – пр. авт.) Антарктиду открыли именно русские мореплаватели. Но до настоящего времени на снежном материке присутствовали многие конфессии. За исключением православной. Главным борцом с этой исторической несправедливостью стал наш земляк Вячеслав Мартьянов, заместитель директора НИИ Арктики и Антарктики. — Религиозное освоение Антарктиды в 1987 году начал папа Римский, — рассказал полярник. — Я был тогда начальником станции «Беллинсгаузен». Рядом с нами работали чилийцы. В то время папа приехал в Чили, но поругался с Пиночетом и изменил маршрут. Прилетел в Антарктиду и объявил, что вся территория материка будет теперь находится под юрисдикцией римской католической церкви. О строительстве православного собора в то время никто и не говорил. Первый раз речь об этом зашла четыре года назад (т.е. в 1999 г. — пр. авт.). Вячеслав Мартьянов связался с патриархом Алексием II, нашел спонсоров. Было решено, что храм будут строить в Сибири.
Итак, из сообщения следует, что инициатором был известный полярник Вячеслав Мартьянов, который в 1987 году, будучи начальником станции «Беллинсгаузен», стал свидетелем появления в Антарктиде римского Папы, объявившего континент своей епархией.
А вот что говорит о. Каллистрат в своих интервью журналистам: Каллистрат: — Идея принадлежит Олегу Сергеевичу Сахарову, который много лет был начальником на «Беллинсгаузене». Причиной, почему он решил поставить здесь храм, стало то, что в 1990-е годы из-за сокращения финансирования хотели нашу станцию закрыть. Сахаров решил: построим православный храм, и станцию не закроют. Идея эта, правда, не сработала: храм не поставили. Но идея уже начала жить, и спустя время Петр Иванович Задиров (в прошлом тоже полярник, парашютист-испытатель), взялся за ее осуществление». Православная церковь лишь поддержала инициативу паствы, — продолжил отец Каллистрат. — И теперь у полярников будет бревенчатая церковь в 48 венцов, собранная (и разобранная для транспортировки) на Алтае».
А вот ещё сообщение из прессы: «…руководитель Российской антарктической экспедиции (РАЭ) Валерий Лукин в беседе с Петром Задировым на освящении храма, который Задиров построил в своем родном селе Новоникольском, сказал: «Вот ты построил у себя храм, а давай теперь построим в Антарктиде». Петр Иванович взялся за это — и они вместе с руководителем группы компаний «Руян» Александром Кравцовым построили. И до сих пор сопровождают наш храм — помогают, если что нужно закупить, привезти».
Примерно то же нам сообщает Википедия: «Идея создать постоянный храм в Антарктике появилась в 1990-х годах у начальника Российской антарктической экспедиции (РАЭ) Валерия Лукина, капитана женской полярной команды «Метелица» Валентины Кузнецовой и Патриарха Алексия II. Эту идею активно поддержал руководитель антарктической авиакомпании Пётр Задиров. Тогда же был создан фонд «Храм в Антарктиде», получивший благословение Патриарха Алексия II.
Полагаю, картина ясна. После визита в Антарктиду римского Папы возникла «идея». Есть по крайней мере три известных полярника на высоких должностях, проявивших инициативу и один спонсор, тоже полярник. И есть православная церковь, которая по просьбе паствы поддержала эту инициативу. Ну и самое главное: лихие 90-е подходили к концу, у страны появились финансовые возможности, чтобы не бросать Антарктиду совсем. К тому же появились люди у которых водятся большие деньги. Церкви начали восстанавливать и ставить новые по всей стране в большом количестве.
Когда-то на Руси среди богачей считалось, что построив церковь, тебе спишутся все грехи. Сначала обобрать народ, а потом подарить ему храм, чтобы совесть не мучала. Ну это я так, не в те дебри полез, ведь хотелось бы, чтобы божьи храмы народ сам для себя создавал, — сбросились по рублику и поставили для души. Но кто, скажите, из простых людей в лихие 90-е, мог пожертвовать на экзотическую церковь в далёкой Антарктиде, когда они сами были на грани выживания. К тому же, вера в Бога у людей была основательно подорвана 70-ю годами Советской власти. И если по началу Бога с успехом заменял великий вождь товарищ Сталин: согрешил — на Колыму, а то и в расход, то к концу, при «развитом социализме», вожди деградировали, и народ потерял «богобоязнь». А по моему глубокому убеждению без этого очень трудно воспитывать у молодёжи чувство совести. Как ей привить тот моральный кодекс, который выработан человечеством за многовековую историю в процессе эволюции? Как внушить глубокое уважение к 12 заповедям, к толстовской «щеке», к «слезе ребёнка» по Достоевскому? Ни отцовский ремень, ни личный пример часто не помогают, когда вокруг полно беззакония, когда кому-то всё можно, а тебе нельзя. «Сколько в тебе совести, столько и Бога, — сказал мне как-то отец незадолго до смерти, когда я спросил его об отношении к религии. — Бог и есть совесть, а церковь со своими попами только мешает». Трудно было с ним не согласиться. Впрочем, позже я поменял своё отношение к церкви. Ведь в детстве воспитанием отца занимались не только его родители, но и церковь тоже. Нельзя этого недооценивать. И отцовский ремень, и школа, и вождь — товарищ Сталин, и Православная церковь, всё это повлияло на формирование той совести, которая сложилась у моего отца и была для меня примером. Всё что выходило за её рамки отец называл скотством, то есть уподоблением человека безмозглой скотине, которая гадит где попало, спит где упала, ест что дадут. Человек если и придумал Бога (в чём я окончательно не уверен), то по необходимости, чтобы выжить, чтобы воспроизводиться, а не пожирать себе подобных. И хотя это у него не всегда получается, но стремление соблюдать то, что предписывает религия, даёт ему шанс на неисчезновение по собственному же безрассудству. Как тут не вспомнить нашего поэта Высоцкого: «Хорошую религию придумали индусы, что мы, отдав концы, не умираем насовсем». Этот вариант — «жизнь после смерти» есть и в других религиях, таким образом заставляющих человека жить «по правилам» в надежде на светлое будущее после смерти. А ведь у нас, христиан, есть ещё и Страшный Суд:
«Ему будут подвергнуты как верующие, так и язычники, как деяния живших, так и слова, исторгнутые из уст, внутренние помышления и даже намерения. К учёту предъявляются неотпущенные, неосознанные и забытые грехи, в которых человек не исповедался и не раскаялся при жизни. Описания мытарств, кругов ада, Частного и Страшного Суда следует воспринимать как духовно-нравственное наставление жить праведно, соблюдать заповеди Божии и остерегаться злых деяний. А если уж согрешил, то следует признать в том свою вину и покаяться перед Господом».
Ну что тут скажешь? Страшно! Совсем не верующий проигнорирует. Тот, кто сомневается, уже задумается, а вдруг всё так и будет. Верующий просто живёт по-божески: согрешил — покаялся. А лучше не грешить. А главное дети — в возрасте почемучек они как губки впитывают что такое «хорошо», а что такое «плохо».
К чему я об этом пишу, каково моё отношение ко всему этому? Я верю, что наша церковь выполняет важную миссию, способствует воспитанию у людей правильного отношения к традиционным ценностям, к своим корням, к канонам православия, словом помогает воспитывать молодёжь и перевоспитывать взрослых. Верю ли я в Бога? Пожалуй, да. Я верю в Высший Разум, сотворивший наш Мир. Примером мне служат те великие люди, учёные, которые будучи убеждёнными атеистами, пришли к Богу в конце своей жизни. Что касается Страшного Суда, то тут я сомневаюсь, но это результат моего воспитания. Такое было время. Одно скажу точно: жить по совести, с Богом в душе, намного легче.
Однако, вернёмся к первому православному храму в Антарктиде, к его возведению.
Итак, в дебрях института Арктики и Антарктики витала идея установки церкви в Антарктиде, порождённая ревностью к другим конфессиям, уже обозначившим там своё присутствие. Особенно напрягали католики, слепившие из контейнеров свою капеллу по соседству с нашей станцией «Беллинсгаузен». Понятно, что абы что для нас не подходило. Ни иконостас в комнате, ни даже часовенка, она уже была у болгар. Надо было всех переплюнуть и показать, что именно русские открыли Антарктиду и останутся тут навсегда.
По крайней мере три известных полярника принимали деятельное участие в осуществлении этой идеи. Тут важно то, что инициатива исходила от «паствы», а не от патриархата.
Что было дальше? А дальше по словам Лукина, и с этим никто не спорит, был разговор с предпринимателем Задировым. Он приехал в гости к Петру Ивановичу на освящение церкви, которую тот построил в память о своей матери — на родине, в селе Новоникольское Оренбургской области.
Валерий Лукин: «Вечером после освящения мы сидели на лавочке перед родным домом Петра Ивановича, вспоминали Антарктиду, живых и погибших друзей, смотрели на новый храм, купола в ночном небе… И тут в голову пришла идея фантастическая, сумасшедшая и на первый взгляд неосуществимая — построить православный храм в Антарктиде!»
Сам Задиров, в прошлом тоже полярник, занимался испытанием парашютов. Он прыгал множество раз — в пустынях Ферганы, на Эльбрусе, на Черноморском побережье, в тайге и в тундре… Но свою дальнейшую работу связал с тем, что знал особенно хорошо — доставка с помощью парашютов всего необходимого людям, работающим в самых экстремальных точках планеты в том числе в Арктике и Антарктике. В 1989 году по инициативе знаменитого полярника Артура Чилингарова в системе Госгидромета СССР появился центр авиапарашютных экспедиционных работ «Полюс». После развала Союза государственная компания превратилась в частную — ООО «Антекс-Полюс», которую и возглавил Петр Иванович. Филиалы холдинга имелись на трех ближайших к Антарктиде континентах — в Австралии, Африке, Южной Америке.
В 2001-м году был основан фонд «Храм в Антарктиде». На призыв отцов-основателей откликнулось несколько российских и зарубежных компаний. Художники из Палеха сделали иконостас, потомок Муравьева-Апостола из Женевы взялся отлить колокола.
В 2002-м на горе Ирина над российской станцией «Беллинсгаузен» на месте будущего храма установили крест. Его привез в Антарктиду игумен Георгий, почти 40 лет назад работавший здесь, у шестого континента (когда-то он был капитаном дальнего плавания). 25 января впервые в Антарктиде отслужили Божественную литургию. Были по всем правилам помянуты погибшие полярники.
Прошло два года. Фонд «Храм в Антарктиде» собрал необходимые средства. Строительство началось на родине архитектора будущего храма — Петра Ивановича Анисифорова, Его проект из множества представленных на конкурс выбрал Патриарх. В считанные дни из кедра и лиственницы на Алтае вырос храм в лучших традициях русского деревянного зодчества. Кедр и лиственница — не случайный выбор. На сваях из этих пород стоит Венеция, с годами они становятся прочнее металла.
Из Википедии: «Храм был срублен бригадой плотников из Горно-Алтайска под руководством Кирилла Владиславовича Хромова на Алтае в селе Кызыл-Озек из древесины кедра и лиственницы, выросших на берегах Телецкого озера.
Зданию храма дали «отстояться» почти год, затем разобрали, перевезли на грузовиках в Калининград, а оттуда на судне «Академик Сергей Вавилов» в Антарктиду, где его вновь собрала бригада из восьми человек за 60 дней. Иконы для иконостаса были выполнены дмитровскими иконописцами под руководством Валерия Ивановича Гришанова. Возле церкви построен жилой домик для священнослужителей».
Интересно, что храм этот планировали освятить в честь святителя Николая Чудотворца — покровителя моряков и путешественников — как и первый храм Задирова на родине. Но Господь устроил иначе. Когда еще перед появлением деревянной церкви на станции в обычном металлическом контейнере совершалась первая Божественная литургия, единственной иконой на столе, заменяющем престол, был небольшой пластмассовый образ Святой Троицы Андрея Рублева. Икона эта была приобретена одним из спонсоров строительства накануне службы в католической лавке в городе Пунта-Аренасе (Чили) по пути в Антарктиду. В этом увидели предзнаменование, и антарктический храм в итоге освятили в честь Святой Живоначальной Троицы.
Место расположения будущего храма было освящено 20 января 2002 года архиереем самой северной епархии России, епископом Нарьян-Марским и Мезенским Иаковом. В престол храма были заложены привезенные из России мощи одного из новомучеников.
Владыка Иаков провел торжественный молебен, в том числе в память о всех погибших в Антарктиде полярников. В алтарь заложен список всех погибших и усопших на шестом континенте — около 100 участников советских и российских антарктических экспедиций, в том числе иностранцев.
Этот печальный список открыл тракторист Петр Хмара, провалившийся под лед в январе 1958 г. во время выгрузки судов первой советской антарктической экспедиции возле станции Мирный.
Все работы по строительству были завершены к 15 февраля 2004 года, когда храм был освящён во имя Святой Троицы наместником Свято-Троицкой Сергиевой лавры, епископом Сергиево-Посадским Феогностом, в присутствии многочисленного духовенства, паломников и спонсоров, прибывших специальным авиарейсом из ближайшего города, чилийского Пунта-Аренаса. Во избежание юридических трудностей и вопросов храм оформили как подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
А первым служащим священником в этой церкви стал иеромонах Каллистрат (Романенко). Впоследствии отец Каллистрат был избран епископом Горноалтайским и Чемальским, но не оставил попечения о Троицком храме, и до настоящего времени владыка лично подбирает священников для служения в Антарктиде.
Вот что он рассказывает журналистам о своём появлении на станции:
— Почему сюда направили именно вас?
— Другого сумасшедшего не было. А если серьезно, то дело в том, что я до этого зимовал на острове Анзер, это один из островов Соловецкого архипелага в Белом море. Троицкий скит острова Анзер был передан Лавре, и я был там первым (после возвращения его Церкви) священником. Я прослужил там полтора года.
Я не был в курсе того, что в Антарктиду требуется священник, сам не просился. Но к поездке в Антарктиду отнесся с радостью, можно сказать -- с восторгом. Все мальчишки в детстве мечтали пойти в сыщики или в летчики, а уж в Антарктиду поехать многие и не мечтали даже. Я таким же мальчишкой был. А может, и остался.
— А как вы оказались в Антарктиде?
— Я приехал по благословению епископа Феогноста, наместника Троице-Сергиевой Лавры, — на Лавру возложено окормление храма в Антарктиде. Прикомандирован к 49-й Российской антарктической экспедиции. Отпуска у меня нет. Более года здесь находиться не рекомендуется, поэтому обычно люди здесь меняются раз в год. Но в моем случае вышло так, что я пробуду здесь сезон и еще год.
Начальник нашей станции (они здесь меняются каждый год) Олег Сахаров – исключение среди начальников. Только благодаря ему у нас зимовка не такая, какие бывают иной раз. Пьянства нет, например. Вы можете себе представить, что в общедоступном баре стоят виски, водка и прочее — просто стоят, никто не пьет. То есть, бывает, ну… раз в две недели по чуть-чуть, и все. Или вот случай: сидим как-то, пьем чай. Вдруг выясняется, что к чаю ничего нет. Олег говорит: сходите кто-нибудь на склад за печеньем. Все сидят. Тогда он сам встает и идет на склад. И это норма его поведения.
— Как вас приняли полярники? Это по их просьбе появился храм?
— Первоначально идея храма принадлежала начальнику станции Олегу Сахарову. Конечно, Олег ждал, когда появится церковь. И полярники приняли меня хорошо, считают своим. Помогали храм ставить.
— Кто у вас там служит, кто поет, кто следит за ризницей и печет просфоры?
— Служу я. И все остальное — я и снова я.
— Какие требы служите – молебны, отпевания, венчания?
— Скажете тоже - отпевания! Вы не накаркайте, пожалуйста. Для того, чтобы серьезно говорить о проповеди здесь, надо стать человеком такого же уровня, что и полярники. Человеком надо стать с большой буквы "Ч". А потом уже проповедовать. Иначе кто тебя послушает? А я себя таким, пожалуй, не считаю. К полярникам я отношусь с большим уважением, многому учусь у них — я бы сказал, Православию. Здесь легче учиться всему, в себя смотреть легче. Вот я вам рассказал, как Олег сам за печеньем на склад ходил — таким вещам я здесь и учусь.
Вспоминается первая встреча с полярниками: с баржи подают груз — цемент, бревна, подсвечники, церковную утварь, и две канистры — у меня были 30-литровые с лампадным маслом. Такой колоритный полярник принимает у меня две эти канистры и спрашивает: «Что, батюшка, кагорчик? Причащаться будем?» «Нет, масло», — говорю. Он: «А кагорчик-то где?» «Нет», — говорю. А он мне эти канистры обратно — дескать, иди отсюда, зачем ты нам вообще такой нужен? Вот такая у нас вышла первая встреча.
Мы ушли из Калининграда на научно-исследовательском судне «Академик Сергей Вавилов», два месяца везли храм, 36 часов его разгружали — это отдельная история, как храм разгружали. Хочется сразу отметить руководителя научной группы Морозова Евгения Георгиевича — он все 36 часов простоял на барже, участвовал лично в разгрузке, спину сорвал, но не ушел. А если бы ушел, разбежались бы все…
Добавлю от себя: С Женей Морозовым меня связывает многолетняя дружба, зародившаяся ещё во времена СССР, во время работы в научных экспедициях на борту НИС «Академик Иоффе». Но это для меня он Женя, а для других Евгений Георгиевич, руководитель Лаборатории гидрологических процессов Института Океанологии РАН, главный научный сотрудник, доктор физико-математических наук. Мы встретились в очередной раз осенью 2005 года, когда он возглавлял отряд учёных прибывших на борт судна для проведения научных исследований в Атлантическом океане. С большинством из них я был хорошо знаком ещё по предыдущим научным экспедициям. Для проведения исследований было выделено несколько дней во время перехода судна к Антарктиде. Кстати, благодаря тому, что районом проведения научных работ была известная глубоководная впадина Романш, находящаяся недалеко от южного побережья Африки, нам удалось посетить знаменитый порт Кейптаун, оставивший у меня незабываемые впечатления. За три дня, которые мы там провели, я побывал на Столовой горе, на мысе Доброй надежды, нагулялся по городу, отведал в ресторане экзотической еды, состоящей из восьми кусков мяса диких животных — крокодила, бегемота, страуса, двух видов антилоп… В голове всё время вертелась песенка из фильма про красную шапочку: «А-ах, крокодилы бегемоты, а-ах, обезьяны кашалоты, а-ах, и зелёный попугай…». С тех пор у меня навсегда осталось твёрдое убеждение, что вина в ЮАР лучшие в мире, — кто не верит, сами проверьте, я знаю о чём говорю.
Но вернёмся к Антарктиде и нашему храму, при выгрузке которого с судна Евгений Георгиевич сорвал себе спину. В этот раз научная экспедиция была спланирована так, чтобы её участники смогли побывать в Антарктиде, а заодно и посетить станцию «Беллинсгаузен». По договорённости с туроператором все участники научной экспедиции оставались на борту на время первого туристического круиза, в план которого кроме посещения разных мест была включена и станция Беллинсгаузен. Вот так мы с Женей снова оказались на станции, где застали и Олега Сахарова, и отца Каллистрата. Встреча была тёплой, радостной.
Пока наши научники и туристы гуляли по острову, знакомясь с его «коренными обитателями» и «понаехавшими», мы с Женей пошли в церковь, где он вручил Каллистрату привезённую с собой икону Святой Животворящей Троицы. Потом ещё долго общались, вспоминая пережитое в связи с появлением храма, ставили свечки, звонили в колокола…
Хочется добавить ещё немного про Каллистрата. Не из своих воспоминаний, которые почти стёрлись из памяти, и я боюсь ими делиться, чтобы не наврать, а из того что он сам однажды рассказал журналистам.
— Сегодня уже вы подбираете священнослужителей для зимовок, и все они, как и вы сами, — из подмосковной Троице-Сергиевой лавры. Почему Лавра?
— Указ был такой. Когда еще к патриарху Алексию II пришли Задиров и Лукин и сказали, что есть инициатива — построить храм в Антарктиде, Святейший благословил это начинание и издал указ, согласно которому в Антарктиде открывалось Патриаршее подворье, духовное окормление которого возлагалось на Троице-Сергиеву лавру. И когда этот указ пришел наместнику Лавры, и он стал думать, кого бы туда отправить на зимовку, приехал я с Анзера и говорю: «Вот, мне надо кур туда везти, яйца…»
— В общем, он понял, что вы — человек хозяйственный, справитесь…
— Нет, просто у меня оказался опыт зимовки на необитаемом острове — на острове Анзер Соловецкого архипелага. Поэтому меня и отправили.
Рассказывают, что когда Каллистрат впервые прибыл на станцию, его поселили в домике на горке, где и предполагалось этот храм собирать. Протоптанной тропинки к дому он не увидел. Поэтому, нагруженный чемоданом, коробками и сумками, Каллистрат пошёл туда напрямик, проваливаясь в глубокие сугробы. И тут его атаковал поморник. Подлетел, сорвал с головы шапку и — поминай, как звали. Каллистрат от неожиданности плюхнулся в сугроб и, глядя изумленно вслед улетающей птице, начал молиться. Затем собрал свой скарб и продолжил подъём. Но вдруг поморник снова подлетел и сбросил украденную шапку к его ногам. Каллистрат опять побросал свои пожитки и начал истово благодарить Господа за то, что тот надоумил тварь божию вернуть ему шапку.
Помолившись, он вновь собрал свои вещи, но не успел сделать и трёх шагов, как подлетевший поморник опять сорвал с него шапку и улетел с ней в неизвестном направлении. Дальше Каллистрат поднимался в гору уже без молитв и без шапки…
…
Как появление храма изменило жизнь полярников? Удивительно, но именно в Антарктиде многие впервые пришли к Богу. Уже на следующий день после освящения храма в нем совершилось Таинство Крещения. Первыми крестились начальник станции «Беллинсгаузен» Олег Сахаров и водитель-механик Александр Соловьев.
Олег Сахаров позже говорил: «Зимовка трудная, полярная ночь длинная… Ребятам просто необходимо место, куда они могли бы зайти в любое время сбросить напряжение. А храм теплый! Бревна погладишь — чувствуется…»
Наш храм действительно стал известным и часто посещаемым местом в Антарктиде. Причем об этом говорят не только русские. У других конфессий есть лишь молельные комнаты или часовенки в приспособленных под это помещениях. Полноценные богослужения там не совершаются. В церкви Святой Троицы, литургии служат круглый год. Она стала пристанищем для многих работающих в Антарктиде людей самых разных национальностей.
Так, на шестом континенте нашел Бога чилиец Эдуардо Алиага Илабака. Рассказывают, что он побывал на освящении храма и стал свидетелем удивительного события. Во время Божественной литургии из туч, затянувших небо над островом, вдруг протянулись на землю три широких солнечных луча, как символ, как благословение Святой Троицы. Это чудесное явление повлияло на Эдуардо — вскоре он принял православие и стал одним из самых ревностных прихожан, даже пел на клиросе. А в 2007 г. Эдуардо стал первым, кто венчался в этой церкви, женившись на дочери российского полярника.
Зимовавший однажды в Антарктиде иеромонах Гавриил (Богачихин) описывал, как они пригласили на пасхальную службу иностранных полярников. И к ним приехали уругвайцы, китайцы и даже отважно доплыли по морю в шторм далекие от русской станции аргентинцы. Иностранцы, вероятно, мало что понимали на службе, но по лицам было видно, что они прониклись молитвенным настроением. Китайцы отстояли всю ночную Божественную литургию, и когда священнослужитель провозглашал «Христос воскресе!», в ответ на ломаном русском звучало радостное: «Воистину воскресе!»
Многие считают, что храм Святой Троицы оправдал надежды полярников и спас станцию «Беллинсгаузен» от закрытия. Вряд ли это так на самом деле, но одно бесспорно — наш храм стал в этом месте Антарктики главной достопримечательностью.
Диакон Максим Герб писал в своих заметках про одного известного гостя: «Много интересных людей посещают наш храм. Недавно зашел Том Хэнкс, проходивший на яхте мимо нашего острова. Очень открытый, доброжелательный человек. После того, как он поставил свечи, я ему предложил подняться на колокольню, так что могу засвидетельствовать — Форрест Гамп был в Антарктике и неплохо теперь звонит в колокола».
17 февраля 2016 года во время своего визита в страны Центральной и Южной Америки станцию посетил предстоятель Русской Православной Церкви, патриарх московский и всея Руси Кирилл.
В заключении хочется добавить, что сегодня мировое сообщество смотрит на Антарктику как на «сундук с сокровищами», и всё острее встаёт вопрос — кому он достанется. И тут, как и в Арктике, у России есть преимущество перед другими странами. Мы пока что не признаём претензии других стран, но и сами не выдвигаем никаких требований.
Неизвестно, что покажет будущее, но то, что станция Беллинсгаузен, носящая имя первооткрывателя Антарктиды, является важным аргументом в этом вопросе, трудно отрицать. Поэтому, она обязательно будет продолжать свою деятельность, как и другие наши станции в Антарктике.
Продолжение следует.
Ссылка на видеоролик: https://dzen.ru/video/watch/61bb6aec404ef80d8e91d070
Ссылка на предыдущий контент: