Что за женщина жила
(Бог ее помилуй!) —
Не добра и не верна,
Жуткой прелести полна,
Но мужчин влекла она
Сатанинской силой.
Ибо Африкой была,
Южной Африкой была,
Нашей Африкой была,
Африкой — и баста!
Писал английский поэт Редьярд Киплинг, заслуженно прозванный певцом британского империализма.
В начале XIX века европейцы контролировали в Африке лишь немногие торговые посты на Атлантическом и Индоокеанском побережьях. Эти посты обеспечивали всем необходимым корабли, которые шли из Европы в Индию и Китай. Через них шла торговля золотом, слоновой костью, а главное - рабами. Закрепиться в глубине материка европейцы не могли. Даже в 1876 году на долю европейских колоний приходилось лишь 10% территории континента, а в 1900 году колонизаторы захватили 90% африканских земель, Африку буквально нарезали как пирог на день рождения – Англия, Франция, Германия, Португалия, Бельгия, Италия…
Что же произошло за столетие, что европейцы захотели, а главное – смогли захватить Африку?
В начале века Черный Континент был неприступен для белых людей. На страже его тайн стояли два могучих существа, против которых были бессильны все европейские армии, корабли и пушки. Малярийный комар и муха Це-Це. Малярийная лихорадка убивала подавляющее большинство оказавшихся в тропической Африке европейцев. Она наносила жестокий удар по почкам и печени. Даже у переболевших иммунитета почти не возникало. Европейская медицина еще ничего не знала о бактериях и считалось, что малярия распространяется миазмами в воздухе, идущем от болот и рек. Европейцы старались селиться в сухих местах, но и там были комары, поэтому жизнь любого белого человека в Африке превращалась в чреду болезней.
Англичане подсчитали, что 97% людей, приезжавших в качестве солдат, торговцев, администраторов, миссионеров, умирали или возвращались в Европу инвалидами. Причем большую часть болезнь убивала в первый же год. Из отправленных вглубь Африки больших экспедиций живыми возвращались единицы. Ни о каком завоевании при таких условиях говорить не приходилось.
Кроме того, европейцы привыкли передвигаться на большие расстояния с комфортом – на лошадях или быках. Однако в Африке это было невозможно – муха Це-Це переносила трипаносому, вызывавшую сонную болезнь, которая в короткий срок убивала лошадей и волов. Для походов в африканские тропики путешественникам и колонизаторам приходилось нанимать множество африканских носильщиков, которые часто отказывались идти, бунтовали, убегали, разворовывая припасы. Транспортная доступность глубин Африки была очень низкой.
Можно было бы проплыть на кораблях в глубины рек. Но вот незадача – рельеф Африки представляет собой как бы блюдце – внутри материка поверхность в основном ровная. А вот ближе к побережью поднимаются горные хребты, в результате вход в великие реки Африки – Конго, Замбези перекрывают непреодолимые пороги и водопады, создающие, к тому же, сильное течение. Подняться из океана по большинству африканских рек было нельзя.
Наконец, третье препятствие европейцы создали себе сами – они вооружили африканцев. С XV века, с прихода в Западную Африку португальцев на её берегах кипела работорговля. Особенно на ней нажились англичане в XVII веке, разработав схему так называемой «треугольной торговли». В Европе покупались товары, которые в Западной Африке обменивались на рабов. Рабы в ужасающих условиях перевозились в Америку – на Ямайку и Гаити, в Южные штаты США, Бразилию. В Америке покупались тамошние товары – сахар, табак, позднее хлопок, которые продавались в Европе. На вырученные деньги покупались новые европейские товары и всё начиналось заново.
Европейцы сами не охотились за рабами – как мы уже выяснили, за пределами побережья они просто умерли бы. Рабов им поставляли африканские царьки, чьи владения располагались чуть в глубине континента, недалеко от побережья.
Они устраивали беспощадные экспедиции за, как тогда выражались, «черным деревом», в которых погибло едва ли не больше африканцев, чем от самой работорговли. Разумеется, в этих экспедициях царьки хотели быть хорошо вооружены, поэтому главное, на что они обменивали европейцам рабов были мушкеты.
Вскоре всё западное побережье Африки было покрыто работорговыми государствами, имевшими сильные армии, вооруженными неплохими для своего времени ружьями с кремневым замком. Местные кузнецы, а у африканцев всегда были прекрасные кузнецы, научились чинить мушкеты, ковать к ним запчасти и даже отливать пули.
Соседями и контрагентами европейских факторий в западной Африке были располагавшиеся недалеко от побережья города-государства народа йоруба, из которых главным был город Ойо.
Чуть в глубине находилось чрезвычайно экзотичное государство Дагомея – его армия была дисциплинированной и хорошо вооруженной ружьями. Деспотичных царей охраняла гвардия из женщин-воительниц. Часть из них была девушками, а часть – жены, наказанные мужьями за строптивый нрав. В Дагомею удавалось попасть лишь немногим европейцами и их встречали устрашающие следы человеческих жертвоприношений.
Еще одним работорговым государством с сильной армией, состоявшей из отважных воинов был союз Ашанти, который европейцы иногда называли даже империей. Символом единства кланов, объединившихся «ради войны» - слово «ашанти» и значило «из-за войны», был золотой трон – невысокий деревянный табурет, обшитый золотом, который по легенде спустился с неба. В этом табурете заключались души ашанти и он был святыней.
Ашанти решили покорить побережье и торговать рабами и золотом без посредников. И их интересы столкнулись с интересами англичан, которым монополия ашанти была не выгодна. В 1806 году начались англо-ашантийские войны, длившиеся без малого столетия. Причем в первых трех англичане потерпели безоговорочное поражение. А в 1821 в битве с ашанти погиб даже английский губернатор Золотого Берега – Маккарти.
Северней, в граничащих с пустыней Сахара степях, называемых сахелем, на развалинах давно погибшей империи Сонгай, господствовали кочевые народы фульбе, исповедовавшие ислам. В их среде появлялись выдающиеся проповедники, которые начинали священнную войну и создавали достаточно сильные государства. Фульбе захватили города-государства народа хауса и создали на его землях сильный эмират Сокото.
А на юге Африки англичанам тоже пришлось столкнуться с пучком затруднений. В 1806 году во время наполеоновских войн Британская Империя захватила у голландцев Капскую колонию, которая имела значение перевалочного пункта на пути кораблей в Индию. Основное население колонии составляли голландские поселенцы, прозванные бурами. Сильные, независимые, грубоватые, не считавшие соседних чернокожих готтентотов и бушменов за людей и превращавшие их в рабов буры подчинились англичанам не очень оххотно.
А соседями Капской колонии были многочисленные и сильные племена банту, у которых прямо на глазах европейцев возникла сильная империя. В 1817 году во главе племени зулусов встал настоящий военный гений – Чака, прозванный «черным Наполеоном». Чака твердой рукой превратил подвластные ему племена в единый народ-войско. Мужчины были отселены от женщин, им запрещены были женитьба и любые отношения с женщинами. Право на брак получали только за безупречную службу и подвиг.
Вместо метательных дротиков Чака вооружил своих воинов коротким копьем, которое назвывалось ассегай. Им нужно было драться в рукопашную в ближнем бою. По окончанию битвы воин обязан был предъявить начальнику окровавленный ассегай в подтверждение того, что он действительно сражался. Войско Чаки обходилось без европейских ружей, оно заменяло их продуманной тактикой и железной дисциплиной. В короткое время подвластная Чаке территория выросла со ста квадратных миль, до двухсот тысяч квадратных миль. Племена банту подчинялись власти зулусов, либо разбегались. С англичанами Чака старался поддерживать дружественные отношения, однако им совсем не нравилось появление великой туземной империи неподалеку от своих границ.
В 1828 году Чака был убит своим сводным братом Дингааном – многие подозревают тут английскую интригу. Европейские авторы долго пытались представить Чаку жестоким тираном, подозрительным и жестоким – то есть таким, какими они представляют всех не нравящихся им правителей за пределами Европы и в ней самой. Но нет сомнений в том, что если бы Чака прожил дольше, он создал бы гораздо более прочное государство, оно вооружилось бы ружьями, и подчинить его англичанам стало бы не так просто.
Итак, в начале XIX века Африка казалась почти неприступной для колонизаторов. Тяжелые болезни, сильные племенные государства. Да и незачем было – рабов к побережью и так исправно доставляли. А потом все изменилось. Парадоксальным образом цепочку событий приведших к колонизации Африки запустило движение высочайшего гуманизма – отмена рабства.
С 1789 года английский политик, член парламента от партии тори и набожный христианин Уильям Уилберфорс вел борьбу за отмену рабства. Он убеждал других парламентариев, организовал бойкот произведенного трудом рабов сахара с Ямайки – благородные леди морщились, но пили чай и кофе не сладкими.
И вот в 1807 году была одержана важная победа – парламент запретил работорговлю. А в год смерти Уилберфорса в 1833 году британцы запретили и само рабство. На королевский флот, а потом и на присоединившихся к борьбе с работорговлей французов, была возложена миссия пресекать работорговлю, отлавливать работорговые корабли, невольников возвращать в Африку, а сами корабли топить.
Наряду с человеколюбием у запрета работорговли были и чисто экономические причины. В эпоху промышленной революции рабы англичанам стали не нужны, а позволять другим богатеть на дармовой рабочей силе они не собирались.
Экономическая целесообразность теперь требовала, чтобы Африка поставляла английской промышленности сырье, прежде всего – пальмовое масло, применявшееся и для продуктов питания, и для изготовления мыла, и как смазка для станков. Для того, чтобы производить масло рабочая сила в Африке должна была оставаться на месте, в Африке. Зато над Африкой нужен был прочный территориальный контроль колонизаторов. А идеальный повод для такого контроля предоставляла… борьба с работорговлей.
Недавние друзья, работорговые государства, теперь превратились для них в злейших врагов. Как и вообще любые попытки африканцев сохранять политическую независимость. Ведь для того, чтобы контролировать производство сырья колонизатором было выгодней иметь дело не с крепкими государствами, а с «непосредственными производителями» - отдельными крестьянами, деревнями, наемными рабочими.
С пламенем благородного гнева в глазах англичане начали бороться с работорговцами на Африканском континенте. Тем более что «образ врага» у них был перед глазами – это арабские работорговцы. Арабская работорговля в Африке началась раньше европейской и видимо имела даже больший масштаб. Её перевалочным пунктом был остров Занзибар на восточном побережье Африки. Арабы охотились на рабов сами, беспощадно выжигая селения и истребляя целые племена. Уход европейцев с работоргового рынка они восприняли как самоустранение конкурентов и попросту расширили свою деятельность на всю Африку. У европейцев появилось железное оправдание – подчиняя себе африканские племена они спасают их от работорговцев с Востока, а заодно развивают благородную коммерцию – покупают не рабов, а пальмовые орехи и слоновую кость.
Но чтобы подчинить Африку в неё надо было проникнуть.
Первым инструментом стали пароходы. Они легче шли против течения. Они лучше управлялись на отмелях и порогах. Их можно было разобрать, перетащить через пороги и снова собрать. Английский бизнесмен Лейрд в 1833 году впервые успешно зашел в реку Нигер на пароходе, чтобы наладить торговлю с внутренними районами Африки. Парохды отправлялись на Нигер один за другим. Но результат был трагичным. В 1841 году экспедиция Лейрда потеряла 48 из 145 находившихся на борту европейцев из-за малярии.
Однако в 1854 году произошел перелом. После смерти начальника экспедиции на очередном пароходе на Нигере, командование взял на себя судовой врач Уильям Бейки. Он велел всем участникам плавания заблаговременно начать принимать хинин. И никто из членов команды не умер.
Незадолго до того европейские медики вспомнили, что в Южной Америке испанцы узнали от индейцев секрет хинного дерева, прием коры которого обеспечивал профилактику лихорадки. Предприниматели из США наладили производство хинина и поставку его в Европу, хотя он был очень дорогим. Затем хинное дерево начали разводить голландские колонизаторы на острове Ява и к 1870-м рынок был насыщен довольно дешевым хинином. Ключи от Африки были найдены. Европейцев по прежнему трясло от малярийной лихорадки, но постоянно принимавшие хинин умирали гораздо реже.
Английских солдат заставляли пить хинин в виде джина с тоником, и это немедленно сказалось на военной обстановке – в 1870-е, в ходе очередной войны, англичане взяли столицу ашанти – Кумаси и беспощадно её сожгли. Последняя война англичан с ашанти состоялась в 1900 году. Её спровоцировал английский губернатор Ходжсон, потребовавший, чтобы ему принесли золотой трон, чтобы он на него сел. Эти кощунственные речи привели к восстанию ашанти, жестоко подавленному англичанами. Но трон африканцы так и не отдали.
Франция так же строила свою колониальную империю. Еще в первой половине века после жестоких войн в северной Африке был захвачен Алжир, а за ним Марокко и Тунис. Южнее Сахары французы двигались с запада на восток от Сенегала, покоряя кочевые племена фульбе и захватив легендарный город Тимбукту на Нигере. В 1894 году французами была разгромлена и захвачена Дагомея, несмотря на её отважно сражавшихся женщин-воинов. Новое европейское оружие, винтовки и пулеметы, африканцами теперь почти не продавали.
Французы, в итоге заняли огромную территорию в северной и центральной, Африке, первую по площади, но её большую часть составляла пустыня Сахара.
К этой территории еще прилагался Мадагаскар, остров восточнее Африки, населенный мальгашами, народом близким к полинезийцам. Хотя там существовало своё вполне эффективное государство французы со страшными жестокостями оккупировали остров и превратили его в колонию.
Английская и французская системы колониального управления были антиподами. Начиналась всё одинаково – европейцы силой навязывали африканцами договоры о протекторате. Не желавших, чтобы их «защищали» начинали убивать.
А вот дальше аристократы англичане предпочитали делать ставку на традиционную племенную верхушку африканцев и старались управлять через неё. Колониальный администратор Нигерии Фредерик Лугард разработал целую систему, лугардизм, предполагавшую запрет на вмешательство европейцев в жизнь традиционных обществ. Европейцам было запрещено ночевать в африканских кварталах, а африканцам в европейских. Больше всех Лугард ненавидел европейски образованных африканцев, которые оторвались от своих племен и слишком много о себе воображали.
Республиканцы французы действовали строго противоположным путем. При первой же возможности они старались разрушить африканские порядки и традиции, навязывали свою систему образования, так что африканские дети учили в школе «Наши предки галлы были высокими, голубоглазыми и светловолосыми». Французы приветствовали межрасовые отношения – знаменитый губернатор Сенегала Федэрб, с которого и началась французская экспансия в черной Африке, женился на юной сенегалке. Он же создал части сенегальских стрелков, с помощью которых французы и вели свои завоевания.
Английская концепция колониализма предполагала, что англичане «помогают развиваться» традиционным африканским обществам. Французская подразумевала, что африканцы включаются как граждане и усваивают великую французскую культуру. И тот и другой подход подразумевали беспощадную эксплуатацию колоний и уничтожение тех, кто в установленные колонизаторами порядки вписываться не хотел. Но и английская и французская модель побледнели, когда на сцену выступил бельгийский король Леопольд, захвативший Конго. Самые отважные путешествия по Африке привели к самому страшному финалу…
С момента распространения хинина, вглубь Африки потянулись экспедиции, имевшие теперь хотя бы некоторый шанс не погибнуть. Самым знаменитым исследователем стал Дэвид Ливингстон, английский миссионер, начавший свой путь в Южной Африке.
Он конфликтовал с рабовладельцами бурами, ненавидел арабских работорговцев, и убежден был, что Африке нужны три вещи «Христианство, Коммерция и Цивилизация». Ливингстон не просто исследовал внутренние районы южной части Африки, решая географические загадки. Он стремился помочь африканским племенам перейти с работорговли на просто торговлю.
С этой целью он совершил грандиозный трансафриканский переход из центра континента до западного побережья, а затем с западного побережья на восточное. Снарядить экспедицию Ливингстону помог юный вождь племени макололо – Секлету, заинтересованный в том, чтобы найти для своего племени торговые выходы к морю. Самая знаменитая экспедиция по Африке была снаряжена, таким образом, самими африканцами.
И это не был единичный случай – к настоящим исследователям африкнаские вожди и цари чаще всего относились дружелюбно, помогали продуктами, отправляли охрану, иногда сами отправлялись за компанию с путешественниками. С ненавистью относились к тем, в ком чувствовали захватчика.
Впрочем грань между путешественником и колонизатором была, порой, неуловима. Это доказал Генри Мортон Стэнли – живший в США авантюрист и журналист из Шотландии, получил от газеты «Нью-Йорк-Геральд» задание найти пропавшего в очередной экспедиции в глубине Африки Ливингстона. Финансирование экспедиции было просто шикарным.
И вот Стэнли нашел изможденного Ливингстона, вынужденного путешествовать в компании ненавистных ему арабских работорговцев. 3 ноября 1871 года встретившиссь с единственным европейцем на многие тысячи километров вокруг, Стэнли манерно приподнял шляпу и сказал, точно на лондонской улице: «Доктор Ливингстон, я полагаю».
Американский газетчик привез Ливингстону лекарства и снаряжение, поплавал с ним немного по озеру Танганьика, и отправился назад, а Ливингстон продолжил свою одиссею, в ходе которой через полтора года умер. Его африканские слуги Чума и Сузи забальзамировали тело и 9 месяцев несли его к морю, чтобы отправить в Англию.
А Стэнли, приобретший теперь репутацию наследника Ливингстона отправился в новую грандиозную трансафриканскую экспедицию. Выйдя в 1874 году с побережья современной Танзании он обследовал район великих африканских озер, а затем вышел к загадочной реке Луалабе, с большим трудом двигаясь по которой он вышел к тому месту, где её называли Конго и в 1877 году достиг устья этой великой реки. Стэнли установил, что Конго это огромный речной бассейн, вход в который перекрыт трудными порогами, а вот дальше можно плавать свободно.
И здесь путешественника взял в оборот король Бельгии Леопольд II. Самый циничный делец эпохи и, пожалуй, самая зловещая фигура в истории Африки. Леопольд прикрывался тем, что надо защитить африканцев от арабских работорговцев. Для этого он предложил Стэнли создать Свободное Государство Конго, которое будет личным владением короля, обязавшегося нести туземцам цивилизацию.
И Стэнли это государство создал, в частном владении европейского монарха оказалась территория, превышавшая территорию его Бельгии в 80 раз. Разумеется, другие колониальные державы сочли такой ход маленького короля наглостью.
В 1885 году в Берлине под председательством канцлера Германской Империи Бисмарка была созвана конференция европейских держав, решавшая вопрос: как разделить Африку. Португальцы требовали разрешения соединить свои колонии на двух побережьях – Анголу и Мозамбик – сплошной полосой земель, что не нравилось англичанам, которые хотели протянуть через Африку цепочку своих владений с Севера на Юг, от Каира до Кейптауна. Зато англичане поддерживали португальцев в желании захватить устье Конго и первратить владения Леопольда в чемодан без ручки. Но тут на стороне бельгийского короля выступили враги во всем остальном – Франция и Германия, желавшие насолить англичанам.
В результате права Леопольда на Конго на всем течении реки и на большую часть бассейна были утверждены. И для африканцев начался сущий кошмар. Нет, рабства во владениях короля не было – это же было Свободное государство Конго. Просто его солдаты и чиновники требовали от конголезцев собирать каучук, чрезвычайно востребованный европейской промышленностью.
Тех, кто по мнению белых ленился и не проявлял трудолюбия – наказывали – били плетьми, отрезали руки и, наконец головы. Головы отрезали не просто так, а из экономии – солдаты тем самым доказывали, что не тратят пули попусту, а стреляют точно на поражение. На каучуке Леопольд нажил гигантское состояние, которое позволяло оплачивать счета первой красавицы Европы – танцовщицы Клео де Мерод, а также жадной до денег простушки Каролины Лакруа, которую пресса прозвала «королевой Конго».
Правда о преступлениях подчиненных Леопольда в Конго попала в европейскую прессу. Не без помощи англичан, продолжавших видеть в нем конкурента. Об ужасах в Конго писали и Артур Конан-Дойл, и Марк Твен. А английский писатель польского происхождения Джозеф Конрад опубликовал в 1902 году повесть «Сердце Тьмы».
Плавание героя по реке вглубь колонии открывает все больше ужасов – жестокие колонизаторы, дикие туземцы, и, в центре всего чиновник Курц, который превратился для местных племен в жестокого живого бога, участвующего в их людоедских ритуалах.
А виноваты во всём у поляка Конрада оказались, конечно, русские. Хотя русские путешественники вносили огромный вклад в исследования Африки. Русский горный инженер и дипломат Егор Петрович Ковалевский по поручению египетского правительства наладил золотодобычу в Судане и исследовал верховья Нила. А Василий Васильевич Юнкер стал одним из важнейших исследователей центральной Африки, работы которого отличались исключительным научным качеством.
Но Россия не вмешивалась в раздел Африки. Хотя свои интересы имела. И главным из этих интересов был неуспех англичан, с которыми Российская Империя вела грандиозное геополитическое противостояние, охватившее весь старый свет и получившее прозвание Большой Игры.
Россия была заинтересована в том, чтобы не допустить создания сплошной полосы английских владений в Африке от Египта до Южной Африки. Главным пропагандистом идеи этой сплошной британской Африки был Сесил Родс.
Энергичный делец, связанный с банкирским домом Ротшильдов начал с того, что монополизировал всю добычу алмазов и золота в Южной Африке, создав знаменитую фирму «Де Бирс».
Родс был убежден в том, что миром должны править англосаксы. «Я утверждаю, что мы первая раса в мире, и что чем больше в мире мы населяем, тем лучше для человечества» - говорил он. А самой Англии, считал Родс, нужно как можно больше колоний, чтобы избежать перенаселения и гражданской войны между богачами и пролетариатом. Он организовал захват южноафриканских стран, где еще недавно путешествовал идеалист Ливингстон. Огромные территории теперь именовались Родезиями, Северной и Южной, в честь оккупанта. И стремился построить через эти земли Трансафриканскую железную дорогу, от Каира до Кейптауна.
Если английские либералы во главе с Гладстоном регулярно высказывали сомнения в том, что Британии нужны новые колонии, то в той части английской политической элиты, которая была связана с консервативной партией Родс получил безоговорочную поддержку. В 1890 году он стал премьер-министром Капской колонии. Его поддерживали британский министр колоний Джозеф Чемберлен, влиятельный политик Альфред Мильнер, поэт Редьярд Киплинг.
Однако на пути замыслов Родса и английской элиты оказалось несколько препятствий. Во-первых, на юге Африки – буры и зулусы.
После 1833 года буры, разъяренные отменой рабства и навязывание английского языка начали переселение с контролируемой англичанами территории. Так называемый «Великий трек». На больших повозках, запряженных волами, сопровождаемые черными рабами, вооруженные до зубов, буры двинулись на северо-восток, подальше от англичан.
Их лидер Питер Ретиф попытался договориться с Дингааном о предоставлении бурам части земель. Вождь зулусов сперва согласился, подписал договор, а через два дня Ретифа и его спутников забили дубинками. Началась зулусо-бурская война, в которой буры во главе с Андресом Преториусом разбили зулусов в битве на Кровавой реке в декабре 1838 года. Выставив свои огромные повозки как защитную стену буры метким ружейным огнем отбили все атаки зулусов. Зулусы были ослаблены, а буры… Вынуждены были мигрировать дальше, так как занятые ими земли захватили англичане.
Теперь англичане сами столкнулись с зулусами, которые при короле Кетчвайо во многом возродили военную организацию времен Чаки. После отказа зулусов от требования англичан распустить армию, началась война.
И началась она с оглушительного поражения англичан. 22 января 1879 года у Изандлваны, где застигнутые врасплох англичане не смогли ничего противопоставить напору зулусов с ассегаями – впрочем и ружей у африканцев было достаточно. Кетчвайо думал, что война на этом закончится, так как у англичан больше не осталось солдат. Масштабы противостоявшей ему колониальной империи он даже приблизительно не представлял.
Английская пресса отвлекла внимание от разгрома рассказывая об успешной стычке у Роркс-Дрифт, где 140 англичан отбились от четырехтысячного отряда зулусов. Пресса трубила теперь о превосходстве белого человека. А через полгода английская армия подошла к столице зулусов Улунди – здесь фактора внезапности у африканцев не было. Окруженные со всех сторон англичане построились в каре и методично расстреляли зулусскую армию из винтовок и артиллерии. С независимостью зулусов было покончено.
Сложнее было справиться с бурами. Преследуемые англичанами буры основали во внутренних районах Южной Африки две республики – Оранжевую, и Южноафриканскую, более известную как Трансвааль. Им удалось отбиться от попыток англичан подчинить их и бурская проблема стала для англичан все более серьезной.
К концу века в Африке появились немцы. Канцлеру Бисмарку совершенно не хотелось участвовать в колониальной гонке, поэтому он с такой радостью поддержал Леопольда. Но в Германии было немало колониальных энтузиастов среди предпринимателей и даже профессуры. И вот в Юго-Западной Африке, в пустыне Калахари, появилась одна немецкая колония, теперь Намибия. В начале ХХ века немецкие власти устроили в ней зверское истребление, по сути - геноцид, народа гереро.
А в Восточной Африке немцы захватили Танганьику. Лишив англичан шанса собрать свой паззл из сплошной линии колоний с севера на юг, теперь железную дорогу Каир-Кейптаун можно было построить только через бельгийское Конго. В 1890 противник колониальных авантюр Бисмарк был отправлен новым кайзером Вильгельмом II в отставку. Англичане начале опасаться, что с помощью отдаленно родственных немцам буров Германия сумеет протянуть пояс между западным и восточным берегами Африки.
К тому же на несчастье буров на их территории нашлись золото и алмазы. Началась золотая лихорадка, Родс поставил своей задачей любой ценой покорить бурские республики. Буры без всякой радости встретили бродяг золотоискателей, в основном - англичан. А вот английская администрация бросилась ревностно защищать права этих пришельцев, требуя, чтобы бурские республики предоставили им гражданство. Еще англичане утверждали, что защищают права чернокожего населения от расистов буров.
Подчиненная Родсу родезийская полиция во главе с Линдером Джеймсоном попыталась произвести в республиках переворот, но он провалился, а Джеймсон оказался в бурской тюрьме. Его спокойное поведение на суде вызвало восторги Киплинга, написавшего знаменитое стихотворение «Если», практически идеал джентльмена, списанный с настоящего разбойника.
В октябре 1899 началась англо-бурская война. Сперва англичане терпели крупные поражения. Весь мир сочувствовал бурам. Президент Трансвааля Крюгер стал героем Европы. К бурам направилось немало русских добровольцев. Однако потом столицы республик были захвачены, буры перешли к партизанским действиям, но столкнулись с новым прежде невиданным способом войны – командующий британской армией генерал
Китчнер приказал построить концлагеря в которых бросили бурских женщин и детей, десятки тысяч человек умерли от голода за колючей проволокой. Буры сдались и подписали мир. Впрочем, вскоре на месте разрозненных колоний был создан британский доминион Южноафриканский Союз в котором правящая верхушка состояла в основном из буров, недавних врагов англичан. Захватив власть во всей южной Африке буры создали систему беспощадного прессинга на чернокожих, апартеида, продержавшуюся почти до конца ХХ века.
Бурская проблема была второй, которую решил для Британской империи генерал Китчнер. Всего парой лет раньше он разблокировал колониальное движение Британии с севера разгромив государство махдистов в Судане.
В широком смысле Суданом называется вся полоса саванн южнее Сахары, а в узком смысле, восточным Суданом, страна в верхнем течении Нила южнее Египта. Этот восточный Судано контролировался Египтом, который, в свою очередь, контролировался англичанами. Страну населяли кочевники, в основном мусульмане. Активно шла работорговля. Под прикрытием египетской администрации действовало большое количество путешественников, искавших истоки Нила и исследовавших внутренние районы страны.
Несправедлива была судьба к молодой голландской богачке Александрине Тинне, отправившейся исследовать истоки Нила. Её экспедиция прервалась из-за того, что большинству участников умерло от малярии. А несколько лет спустя Тинне решила пересечь пустыню Сахара, но в Ливии попала в руки к свирепым разбойникам туарегам, которые убили её, рашив, что в железных емкостях для воды на самом деле спрятано золото.
На самом деле истоки Нила нашел чуть раньше английский капитан Джордж Спик. В 1856 году он отправился в экспедицию в Восточную Африку вместе со знаменитым путешественником и полиглотом Ричардом Бёртоном. Во время экспедиции Спик временно ослеп и Бёртон первым из европейцев увидел озеро Танганьика. Зато Спик почти случайно нашел первым огромное озеро Виктория и предположил, что там и таятся истоки Нила.
В следующую экспедицию Спик отправился сам, обследовал озеро Виктория и убедился в своей догадке, что Нил начинается здесь. Добравшись до египетской Александрии он отправил знаменитую телеграмму в лондонское географическое общество: «С Нилом всё схвачено». Однако Спику не поверили, особенно озлоблен был ревновавший к его славе Бёртон, и Спик загадочно погиб на охоте как раз накануне большого географического диспута – возможно он покончил с собой от обиды.
Из исследователей Судана особенно выделялся немецкий еврей Эдуард Шнитцер, принявший ислам и имя Эмин-Паша. Он был назначен египетским губернатором экваториального Судана и снискал себе славу как прекрасный ученый и решительный борец с работорговлей.
То, что страна превратилась в египетскую колонию и проходной двор для неверных возмущало многих суданцев. И вот в 1881 году у них нашелся вождь, Мухаммед Ахмед, который осмелился принять звание махди, то есть по представлениям многих мусульман - мессии. Движения под знаменем очищения ислама были частыми среди скотоводов Африки. В ходе таких движения возникали новые эмираты, шла война с англичанами и французами. Но движение Махди было самым успешным. Оно распространялось как пожар.
Англичане попытались договориться с Махди – прибывший в столицу Судана Хартум генерал Гордон предложил признать Мухаммеда Ахмеда независимым правителем судана под английским протекторатом. Но Махди осадил Гордона в Хартуме, 23 января 1885 года Хартум пал, а Гордон погиб во время штурма. Все англичане были уничтожены.
В экваториальном Судане был отрезан от Европы Эмин Паша, сумевший подать о себе весточку через русского африканиста Юнкера. На спасение Эмина двинулась экспедиция во главе со Стэнли и действительно смогла его выручить, а с ним и огромные запасы накопленной им слоновой кости. Эмин перешел на службу к германским колониальным властям, но был убит по наущению арабских работорговцев.
Мухаммед Ахмед умер вскоре после взятия Хартума и его место занял халиф Абдаллах, казалось что в Судане возникло прочное, не зависящее от колониальных держав государство. Хотя объективно в таком развитии событий была заинтересована главная колониальная соперница Англии – Франция. Либеральное правительство не любившее колониальных авантюр, отказалось от мести за Гордона, но в конце века мечта о дороге Каир-Кейптаун и страх, что путь для нее перережут французы или немцы заставили англичан действовать.
В 1896 году египетско-британская армия во главе с генералом Китчнером двинулась вдоль Нила на столицу махдистов город Омдурман. Она была вооружена не только артиллерией, но и новейшими пулеметами Максима, её сопровождали канонерские лодки. 2 сентября 1898 года англичане и махдисты встретились у Омдурмана. Пулеметы особенно эффективно били с канонерских лодок на реке и не оставили махдистам никаких шансов. Хотя винтовки у англичан нагрелись так, что солдаты первой линии вынуждены были поменяться оружием с резервами. Суданцы потеряли около 12 тысяч человек убитыми и 14 тысяч ранеными против 47 у англичан.
Британцы в этот момент находились в состоянии настоящего упоения перед своим техническим превосходством. Это настроение английский поэт Хилэр Беллок выразил в ставших знаменитыми ироничных строках, которые часто ошибочно приписывают Киплингу. Один из героев его стихотворения «Современный путешественник», столкнувшись с восстанием африканцев, говорит: «Что бы ни случилось у нас есть пулемет Максима, а у них его нет».
Китчнер, оказавшись в положении победителя, повел себя как настоящий негодяй – он приказал выбросить прах Махди из мавзолея, где тот был похоронен, сжечь в топке парохода и выбросить в Нил, а заспиртованную голову привез как сувенир в Англию.
Однако на этом циничном торжестве приключения Китчнера не закончились – он получил известие, что в верховьях Нила, в Фашоде, расположился и даже поднял французский флаг майор Маршан. Французы решили захватить верховья Нила и отправили туда небольшой отряд, рассчитывая, что англичане не пойдут на конфликт и отступят. Две великих колониальных державы, Англия строившая африканскую империю с севера на юг и Франция строившая её с запада на восток уперлись друг в друга в верховьях Нила.
С 18 сентября 1898 года Китчнер и Маршан общались друг с другом, уговаривая противника отступить. Китчнер угощал Маршана виски, тот пил, называя это самой большой жертвой во благо отечества. В чисто военном противостоянии у французов не было никаких шансов – их было гораздо меньше, их коммуникации находились далеко за тропическими лесами. «У них есть солдаты, у нас только аргументы» - горестно высказался министр иностранных дел Франции Делькассе.
Однако расчет был на то, что англичане уступят дипломатическому давлению. Однако отступили французы – в борьбе двух групп, первой, выступавшей за колониальную экспансию и борьбу с Англией, пусть даже в союзе с Германией, и второй, выступавшей за борьбу с Германией в Европе за возвращение Эльзаса и Лотарингии при поддержке Англии, победила вторая. Французское правительство решило уступить англичанам, чтобы предотвратить их союз с Германией. А вскоре началось англо-французское сближение, приведшее к формированию Антанты и Первой мировой войне.
Переломить соотношение сил у Фашоды можно было бы, если бы французы дождались эфиопских войск во главе с русским военным советником полковником Артамоновым.
Эфиопия, или, как её тогда часто называли, Абиссиния, была единственным африканским государством, которое смогло не только сохранить независимость, но и само принять участие в разделе Африки и серьезно влиять на действия других игроков. И сделала она это именно с помощью Российской Империи. Не участвуя сама в разделе Африки Россия помогла укрепиться единоверному африканскому государству и помогла ему превратиться в важный фактор в Большой геополитичееской игре.
Эфиопская цивилизация – одна из древнейших на африканском континенте, где активно развивались поэзия, архитектура, живопись, богословие и исторические хроники. Уже в IV веке нашей эры страна приняла Христианство и эфиопы исповедовали учение близкое к Православию, хотя и не тождественное ему – монофизитство.
Императоры Эфиопиии возводили свой род к царю Соломону и царице Савской. Не раз страна отражала нашествия мусульманских завоевателей, в XVI веке Эфиопию спасли португальцы, приславшие солдат вооруженных огнестрельным оружием, однако обратиться в католицизм эфиопы категорически отказались.
К началу XIX века Эфиопская империя распалась на ряд враждующих феодальных владений, которые возглавляли правители – негусы. Особенно сильным был негус страны Шоа, у которого подрастал сын и наследник Сахле Мариам, будущий Менелик II.
Однако в 1855 году страну объединил император Феодор II, носивший имя Касса Хайлю. Он был не знатного происхождения и начинал свою карьеру простым разбойником. А потом женился на принцессе, которую звали Тоуабеч, - ее послали вместе с войсками, чтобы разбить Кассу, а вместо этого она попала в плен египтянам. Касса освободил её от египтян, разгромил отца принцессы – Алли, и через брак с нею породнился с императорами. А затем в ряде войн объединил всю страну, захватив в том числе и Шоа, откуда пришлось бежать молодому Сахле Мариаму.
Касса провозгласил себя негусаэ нэгест, то есть царем царей и императором Федором. Он старался объединить страну, создал регулярную армию, ввел налоговую систему, однако его централизаторские усилия и жестокие методы нажили ему много врагов, он поссорился с церковью, а главное вступил в конфликт с англичанами, от которых надеялся получить помощь против Турции и Египта.
В 1868 году англичане двинули в Эфиопию войска, которые разгромили оказавшегося в изоляции Феодора и он покончил с собой.
Однако колонизировать Эфиопию Британская Империя не смогла, ограничившись тем, что поддержала своего кандидата в императоры – Иоанна IV, а когда пришла нужда - натравили его на махдистов. В 1889 махдисты разбили эфиопскую армию. Иоанн погиб, его голову отрубили и выставили на колу в Омдурмане.
Тогда-то и пришло время негуса Шоа Сахле Мариаму. Он захватил власть в стране и был провозглашен императором под именем Менелика II. Своей столицей он сделал центр Шоа – Аддис Абебу.
Менелик был умным, энергичным, дальновидным человеком, умевшим привлекать сердца воинов и подданых. Он создал большую дисциплинированную армию, вооружил её европейским оружием и начал энергично завоевывать окружающие народы. Всего за десятилетие Эфиопская империя увеличилась более чем вдовое.
Николай Гумилев так образно описал это расширение.
В Шоа воины хитры, жестоки и грубы,
Курят трубки и пьют опьяняющий тэдж,
Любят слушать одни барабаны да трубы,
Мазать маслом ружье, да оттачивать меч.
Харраритов, галла, сомали, данакилей,
Людоедов и карликов в чаще лесов
Своему Менелику они покорили,
Устелили дворец его шкурами львов.
При этом большой поддержкой Менелик изначально пользовался со стороны итальянцев, в это время начавших захват провинции у Красного моря – Эритреи, которую эфиопы считали своей. Итальянцы снабжали Менелика оружием и были уверены, что он станет их марионеткой. 2 мая 1889 года император подписал с Италией Уччальский договор, в которой хитрые колонизаторы упаковали 17-ю статью.
В эфиопском тексте этой статьи говорилось, что Эфиопия может для сношений с иностранными державами пользоваться посредничеством Италии. А в итальянском тексте, обнародованном в Европе, было сказано, что Эфиопия обязуется пользоваться этим посредничеством, то есть превращается в колонию. Претензии Италии на Эфиопию, в свою очередь, поддерживала Англия.
Менелик узнал о том, как итальянцы трактуют договор из письма английской королевы Виктори, уточнившей, что непременно передаст свой ответ королю Италии. Эфиопский император публично дезавуировал трактовку 17 статьи, а затем и вовсе разорвал договор, тем самым нанеся оскорбление итальянскому престижу.
Для любой другой страны Азии и Африки, осмелившейся так разговаривать с европейской державой – это закончилось бы катастрофой. Однако у Эфиопии появились могущественные друзья. Во-первых Франция, владевшая граничившей с Эфиопией колонией-портом ДжибУти. Французы сразу поняли, что сильная Эфиопия – это угроза для всей английской стратегии и начали поддерживать Менелика и вооружать его. А во-вторых и главных – Россия.
Для укрепления интереса к Эфиопии в России много сделал Николай Иванович Ашинов, саратовский мещанин, считавший себя казаком. Он посетил императора Иоанна, якобы от имени русского правительства, потом обратился к русскому правительству, якобы от имени Иоанна. Ашинов предлагал основать на Красном море русский порт, стоянку для русского флота, и установить тесные отношения с Эфиопией, обратив её в ортодоксальное Православие. Он выпустил в Петербурге аббиссинскую азбуку и аббисино-русский словарь.
А в январе 1889 со ста пятьюдесятью спутниками высадился в заброшенном форте Сагалло, недалеко от французского Джибути и основал колонию Новая Москва. Она, впрочем, не прожила и месяца. Приплыли французские корабли, обстреляли форт, убив женщин и детей, схватили Ашинова и его соратников, и депортировали в Россию, которая принимать ответственность за действия Ашинова не захотело, было решено считать его самозванцем, намечавшийся союз с Францией был важнее.
Зато под шум ашиновской авантюры в Эфиопию прибыл сотрудник русского генерального штаба Виктор Федорович Машков, работавший под прикрытием корреспондента газеты «Новое Время». На пути к императору Иоанну его чрезвычайно удачно задержали как подозрительное лицо в Шоа. И тут Иоанн погиб, негус Шоа стал императором Менеликом II, Аддис-Абеба стала столицей.
И Машков, хотя не имел официального дипломатического статуса, оказался особой приближенной к императору. Он вел с Менеликом долгие разговоры о России и отвез в Петербург письмо к Александру III, содержавшее весьма характерную декларацию: «Ныне моё царство окружено врагами нашей религии. Я хочу образовать царство, подобное Вашему…» - писал Менелик Александру.
В 1892 году Машков вернулся из Петербурга с официальным посольством и православной духовной миссией. Эфиопия уже шла на всех парах к столкновению с Италией и письма негуса русскому царю звучали умоляюще «Я жду от Европы помощи для развития страны и не хочу, чтобы говорили, что я дикий негр, беспричинно проливающий кровь европейцев!… Умоляю помочь нам или хотя бы дать совет, что мы должны делать, дабы избежать напрасного кровопролития, уже и так много веков истощающего нашу страну». В частных беседах Менелик был конкретней и просил у России военных советников.
И вот в мае 1895, когда война с Италией уже началась, к Менелику прибыл русский казачий есаул Николай Леонтьев. Он становится главным военным советником императора. Управляет армией и ведет важные переговоры. С помощью Леонтьева из арсеналов в Одессе в Эфиопию направляются 30 тысяч винтовок, 5 миллионов патронов, снаряды и сабли из русских арсеналов.
В Петербург, к новому императору Николаю II направляется представительное эфиопское посольство, о котором тот с любопытством записывает в своем дневнике.
В декабре 1895 итальянцы вторглись на территорию Эфиопии и вскоре столкнулись с тем, что в руках у негуса – большая хорошо управляемая армия, вооруженная русским и французским стрелковым оружием. Командовавший итальянскими войсками маршал Баратьери, приказал своей и без того небольшой армии в 17 тысяч человек наступать тремя колоннами.
В результате против каждой колонны противника Менелик имел тройное превосходство. В битве с дикарями европейцам быть может ничего не грозило бы, но имевшим винтовки и поддерживаемых русскими добровольцами во главе с Леонтьевым эфиопам итальянцы противопоставить ничего не могли.
Сражение при Адуа превратилось в поголовное истребление итальянских колонизаторов. Победа Менелика была полной и в России она праздновалась как собственное торжество. Италия была вынуждена не только признать полную независимость Эфиопии, но и пойти на территориальные уступки.
Есаул Леонтьев продолжал строить и вооружать эфиопскую армию. А Менелик продолжал расширять свою империю на Запад, Восток и Юг, заявив, в частности, намерение установить границу по Нилу. Англичанам стало понятно, что Эфиопская империя будет русским топором, вечно занесенным над их проектируемой трансафриканской магистралью.
На службе в Эфиопии начало появляться все больше русских офицеров – прямых военных агентов России и добровольцев. Полковник Артамонов в 1898 году возглавил экспедицию к Белому Нилу и если Маршан его дождался бы, то возможно переломил бы ход противостояния с Китчнером.
Настоящим любимцем Менелика стал гусарский поручик Александр Ксавьерьевич Булатович. Он с невероятной скоростью передвигается по пустыням Эфиопии, забирается туда, где никогда не бывал ни один европеец и пишет увлекательные книги, самой известной из которых стали путевые очерки «С войсками Менелика II», рассказ о завоевательном походе эфиопских войск на самый далекий юг, в котором Булатович принимал участие не только как географ и русский представитель, но и как военно-полевой врач, лечивший эфиопских солдат не только от боевых ран, но и от укусов крокодилов.
Булатович на понятном языке сформулировал причины по которым Россия так горячо поддерживала Эфиопию:
«Христианская Абиссиния в мировом прогрессе играет прекрасную роль передаточной инстанции европейской цивилизации среднеафриканским народам. Высокая цивилизаторская миссия Абиссинии, ее вековая, почти беспрерывная борьба за веру и свободу, близость нам её народа по исповеданию — все это уже давно расположило к ней русских людей. Много общего видим мы в культурных задачах Абиссинии с нашим делом на Востоке и не можем не пожелать единоверческому нам народу, чтобы он приобщился лучшим завоеваниям европейской цивилизации, сохранив за собой свободу, независимость и тот клочок земли, которым владели его предки и который у него хотят отнять наши алчные белые собратья».
К сожалению, с началом ХХ века России стало почти не до Эфиопии. Борьба на Дальнем востоке с Японией, внутренние смуты. Но оставались романтики, которые мечтали повторить подвиги и путешествия Булатовича.
Одним из них был поэт Николай Степанович Гумилев, посетивший Эфиопию в 1907 и 1913 годах, воспевший страну в стихах, собравший коллекции для петербургского этнографического музея и подружившийся с молодым правителем Расом Тафари Мекконыном, который десятилетия спустя станет знаменитым императором Эфиопии Хайле Селассие. Последним её императором. Судьбы поэта и императора окажутся схожими – их обоих убьют победившие в их стране сторонники марксизма-ленинизма.
Россия не принимала участия в разделе Африки, не гонялась жадно за колониями, не совершала связанных с этим преступлений. И все-таки наша африканская одиссея в XIX веке оказалась не менее яркой, чем у других великих держав своего времени – на долю русских людей пришлись и увлекательные путешествия к неизведанному, и географические открытия, и помощь братьям по вере, которым именно благодаря нам удалось сохранить независимость и выставить барьер на пути колонизаторов.
А благодаря Николаю Гумилеву Африка вошла в великую русскую поэзию.
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламень и дымы,
О тебе, моя Африка, шёпотом
В небесах говорят серафимы…
Обреченный тебе, я поведаю
О вождях в леопардовых шкурах,
Что во мраке лесов за победою
Водят полчища воинов хмурых.
О деревнях с кумирами древними,
Что смеются усмешкой недоброй,
И о львах, что стоят над деревнями
И хвостом ударяют о ребра.
Дай за это дорогу мне торную,
Там где нету пути человеку,
Дай назвать моим именем черную,
До сих пор неоткрытую реку.
Согласитесь, эти стихи звучат совершенно по другому, чем у колонизатора Киплинга.
Расширенный текст видеолекции для лектория "Достоевский"
Если хотите поддержать автора:
Тинькофф: 2200700839359956
Сбер: 2202205092076618