(начало книги, предыдущая часть)
Часть 37
1919 год. Одесская Карантинная бухта.
План франко-русского контрнаступления.
В тот сырой вечер 27 марта 1919 года, когда я шел по Ришельевской, главной улице Одессы меня переполняло чувство подавленности.
Я сбежал из Крыма, где работал в разведке Белой армии, писал бесконечные отчеты и наблюдал, как они пылились на полках в ожидании официального рассмотрения. Я скорее был уже не патриотом, а фаталистом. Как и все одесситы, я видел французские военные корабли, стоявшие на якоре у Большого Одесского волнореза, и наблюдал за высадкой десанта сенегальских войск, закаленных греческих частей, сербских добровольцев, сверкающих броневиков с развивающимися старыми монархическими флагами, танков с антибольшевистскими лозунгами и, наконец, сливок армии генерала Франше д'Эспере, марширующих под звенящие звуки Марсельезы.
Потом пришла Белая армия генерала Гришина-Алмазова, странное сборище бывших генералов, бывших полковников, бывших капитанов, бывших лейтенантов, бывших наместников, бывших губернаторов, бывших пажей и бывших кадетов, этих угрюмых детей, несущих на своих спинах всю тяжесть разобранных пулеметов.
Однако Белая армия, при всей своей пестроте, казалась армией железных фурий. Меньше чем через месяц после ее перехода через ужасные метели Понтийской степи она создала Белую Русь, с береговой границей, простирающейся до Николаева. Это были героические и кошмарные дни, когда смертельно раненный солдат-генерал отдавал сапоги своему товарищу, когда боевая медсестра ползла у разбитых пней, чтобы передать сообщение на боевые позиции, когда страшный яд безвластия Александра Керенского очищался делом, а не попытками построить наполеоновскую государственность.
Тем не менее, эти славные вдохновляющие дни поблекли как сон и, как сон, были забыты. На сцену вышли пресыщенные победами политики. Политические амбиции, соперничество и фракции разрушили и подорвали структуру дружбы между гражданскими и солдатами, грохотали издевательским громом кровавые еврейские погромы, церковь использовалась как громадный таран для разгрома фабрик и мастерских, отклонялись любые мирные методы честного получения продуктов питания у крестьян, суды заменялись скорыми расстрелами, и, не удовлетворяясь уже нанесенным ущербом, безудержный авторитаризм насаждался в умы наиболее видными демагогами. Пускающие слюни с каждой общественной трибуны политики заражали даже мало понимающего мужика верой в то, что фермер-землевладелец начнет править степью.
А теперь уже стало слишком поздно. Солдаты французской оккупационной армии, … бригада, расквартированная на окраине Одессы, взбунтовалась и вышла маршем на улицы под звуки Интернационала. В Севастополе, когда адмирал Амет приказал флоту открыть огонь по Третьей коммунистической бригаде, пробившейся к городу, орудийные расчеты отказались выполнять команды, а на флагманском корабле «Жан-Бар», под насмешливые крики, триколор был спущен и заменен красным флагом. В Херсоне перебили всех приверженцев Белого движения, а также ряд французских офицеров. У Аккермана полк терских казаков открыл огонь по сенегальским войскам и гнал греческие части до самой железной дороги.
В довершение всех этих событий наступил голод. Все имевшиеся запасы продовольствия находились в руках спекулянтов, которые отпускали их только по ценам, недоступным среднему потребителю. Предметы роскоши, такие как икра и тепличный виноград открыто выставлялись в большинстве магазинов, но белый хлеб продавался по два фунта за буханку. Женщины превращались в побирушек, а дети исчезали, и никто не хотел их искать.
Но даже в таких условиях, надежда не умирала. Где-то на востоке британские войска, выйдя из военной базы в Персии, шли на Баку, в то время как, согласно последним донесениям, войска генерала Деникина должны были наступать на Москву. Опять же, далеко в Сибири был адмирал Колчак и генерал Гайда с другими частями белой армии, но важнее всего было совместное франко-русское контрнаступление на Киев, которое должно было вот-вот начаться.
Идея этого последнего шага впервые пришла мне в голову, когда я провел три дня в городских катакомбах Святого Антония, в то время как Киев был в руках светлейшего гетмана Петлюры. Мой проект окончательно созрел во французской санитарной машине, направлявшейся в Одессу, а впоследствии военные детали контрнаступления прошли свою последнюю стадию и окончательно усовершенствовались великим тактиком, генералом д'Ансельмом, начальником штаба генерала Франше д'Эспере.
Без излишних подробностей, суть моего плана была очень проста. Объединенное франко-русское контрнаступление на Киевский железнодорожный узел должно было стать не более чем отвлекающим маневром. К сдаче города привело бы стремительное наступление на Соломенское предместье, не защищенное постоянными контингентами красных войск. Затем, с приходом греческих войск, стало бы возможным нанести удар на юге, обеспечив тем самым успешное продвижение генерала Деникина к Москве.
Генерал д'Ансельм похвалил меня за мое понимание ситуации, но в то же время он торжественно предупредил меня, что любая утечка информации неизбежно заставит французский генеральный штаб отдать приказ об эвакуации Одессы. Давая мне инструкции, генерал д'Ансельм сказал, что планы наступления на Киев известны только генералу Гришину-Алмазову, главнокомандующему Белой армией.
Эта новость меня не обрадовала, генерал Гришин-Алмазов до сих пор показал себя довольно неудачным полководцем, хотя и столкнул свою маленькую армию с огромными силами гетмана Петлюры. Учитывая обстоятельства его карьеры, это было не так уж удивительно. «Генерал» был самозваный титул того, кто, начав свою военную службу лейтенантом на фронте, в первые месяцы войны был произведен в капитаны, не столько из-за своей храбрости, сколько благодаря способности заводить знакомства с подходящими штабными генералами. Но теперь те галантные качества, которыми некогда обладал этот человек, совершенно испарились. В случае Гришина-Алмазова виной тому стала самая коварная и роковая изо всех возможных сил - женщина.
Итак, генерал Гришин-Алмазов знал о готовящемся контрнаступлении на Киев, от которого так много зависело. Но сколько государственных секретов было раскрыто женщинами-шпионками? Они не только собирали и продавали жизненно важную информацию; светские дамы, используя лицемерие, хитрость, подкуп, всевозможные дамские уловки, вечно стремились удовлетворить свое честолюбивое желание играть важную роль в исторических событиях и государственных делах.
Мое собственное знание русской женщины, эта невероятная смесь героизма, сентиментальности, грубости, мистицизма, секса, эгоизма, утонченных манер и мимолетных настроений, заставило меня думать, что планы контрнаступления стали известны явно не тому человеку.
Дойдя до Екатерининской улицы, я стал обращать больше внимания на виды этого разрушенного войной места. Я заметил огромный плакат «Франция – избавительница», прибитый к изуродованной пулями стене, выцветшие венки, возложенные на засыпанную траншею, одинокий белый крест с деревянной чашей святой воды, фотографии британских военных кораблей, выставленные в угловом магазине, и общий настрой убрать быстрее следы большевизма и пренебрежения общественными нуждами. У меня мелькнула мимолетная мысль об огромной пропасти между сегодняшним днем и тем, что происходило немногим более чем двумя годами ранее. Генерал Батюшин исчез - я не знал куда, и вся имперская секретная служба была распущена.л
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
