Из цикла рассказов "Хроники двенадцатого бата".
Автор: ополченец Донбасса с 2015г., участник СВО, ученик Патриотической творческой мастерской Захара Прилепина, Андрей Огилько, позывной «Док»
Она пришла сама. Грязная, отощавшая, ослабшая от голода... Молча постояла у порога и то ли доверчиво, то ли обречённо не легла, а почти упала. Только тяжело вздымались рёбра, и глаза смотрели…
***
Мы только что взяли Пшеничное, маленький дачный посёлок перед Рубежным. Не мудрствуя лукаво, обосновались в домике на окраине, из которого ещё пару часов назад дали дёру вэсэушники. Хатку, кстати, на случай обороны, хохлы оборудовали по уму, грех было не воспользоваться. Комбат отмаячил по рации «устраиваться пока здесь». Ну, передышка, так передышка. Последняя неделя была, прямо скажем, не из лёгких. В Житловке и Кременной «незалежные» упёрлись жёстко. Продавливать приходилось каждый метр и каждый дом. Только после того, как наши штурма вошли в Кременную и закрепились, хохлы, огрызаясь, откатились на Рубежное и намертво встали в промзоне.
«Града» загнали в сосняк. Закидали ветками, превратив в бесформенный зелёный сугроб. Горняк, водила «подсумка»*, уже колдовал над котлом, дразня мясными запахами наши желудки, коим переваривать сухпайки было уж невмоготу. Изюм, замысловато матюкаясь, ковырялся под капотом БМ-ки, а мы с Яцыком и Санёчком затопили невиданную роскошь — баню, и таскали из колодца ведро за ведром, наполняя бак. Баня, блин, настоящая баня! Последние недели три помыться удавалось лишь изредка, наспех нагрев ведро воды и по-братски поделив на троих. И то, если в сей священный процесс не вмешаются нежданно хохлы, как вышло под Песчаным.
— Блин, Док! — вдохновенно орал стоящий на крыше Яцык, опрокидывая в бак очередное ведро. — Если немцы мне сейчас помыться не дадут, убей их всех! Прям полным «пакетом».
«Пакетом», если кто не в курсе, реактивщики называют артиллерийскую часть «Града». Полный пакет — это, на минуточку, аж сорок снарядов.
— А если они тебе дадут помыться, а мне нет, — я подал Яцыку следующее ведро. — Я сначала тебя убью, а потом уже их.
И вот, когда мы наполнили бак и расслабленно трындели под кофеёк, ОНА подошла и легла почти у наших ног. Когда-то огромная, сильная и красивая собака, от которой сейчас остался лишь обтянутый свалявшейся шерстью, непонятно как ещё живой, скелет. И глаза... Вишнёво-карие собачьи глаза, глядящие, как это умеют только собаки, прямо в душу.
— Мать твою! — выдохнул обычно культурный Санёчек. — Да как она жива ещё?!
Я наклонился и положил руку на крупную лобастую голову.
— Ты совсем голодная, девочка? — почему-то в том, что собака — девочка, я с первого взгляда был уверен. Погоди минутку, я сейчас…
Если честно, я законченный циник. Война не слишком способствует прекраснодушию и сентиментальности. Но это по отношению к людям. А вот животных жалко до слёз. Собственно, их, слёзы, я сейчас и пытался скрыть, изображая бурную деятельность. Чёрт, чёрт, чёрт! Ну вот им-то это за что? Преданным, чистым, беззаветно любящим людей всем своим бескрайним сердцем! Я лихорадочно рвал упаковку пайка, обещая сам себе, что вот найду тех укропов, что довели собаку почти до голодной смерти и…
В большую миску высыпал тефтели. Бесцеремонно отчерпнул из котла у Горняка пару половников наваристого бульона. Потом размял в бульоне тефтели до однородной полужидкой кашицы. Нельзя много с голодухи, может ещё хуже стать. Убедившись, что миска и её содержимое достаточно остыли, поставил еду перед самым чёрным кожаным носом.
— Кушай, девочка.
С трудом приподнявшись на лапах, собака с минуту принюхивалась, словно ещё не веря, что всё это ей не снится. Потом опустила голову и стала есть. Неторопливо и аккуратно, будто извиняясь за каждый глоток. Пацаны, похоже, чувствовали то же, что и я. Напрочь отмороженный Яцык молча катал на челюстях желваки, затих записной балабол Изюм. Санёчек, самый интеллигентный и мягкий из нас, откровенно шмыгал носом. Даже Горняк, наш аксакал и гуру гастрономии, к животным обычно равнодушный, и тот поймал общую волну и взволнованно следил, как возвращается к жизни с каждым новым глотком наша гостья.
— Твою ж наоборот! — Изюм даже вскочил, показывая пальцем на что-то невидное мне на противоположном собачьем боку. — Док, блин, она трёхсотая!
Осколок вошёл в бедро, видимо, уже на излёте. Рваная рана, сантиметров десяти длиной, с торчащим из неё куском железа. Ещё одна на боку. На счастье, не проникающая, хорошо зализанная и чистая. Спасибо вам, собачьи боги за то, что придумали своему творению антисептический язык. Ранам, с виду, 4-5 дней. На человеке без санобработки уже имели бы поганый вид, воспаление и сепсис. А тут — всё чистенько, обработано… но помощь требуется. Осколок, таки, сам себя не вытащит.
Девочка немного осоловела от еды. Ну понятно, скорее всего с момента ранения и не ела совсем: забилась куда-нибудь с перепугу и медленно умирала. Я осторожно уложил собаку на бок, пробежался взглядом по обеим ранам. На всякий случай порылся пальцами в свалявшейся густой шерсти — на предмет не замеченных при первом осмотре повреждений. Обошлось, к счастью, больше ни царапины. Ладно, что там у нас с бедром? Тихонько ухватил пальцами торчащий край острой железяки, осторожно потянул. А вот хрен там! Осколок засел глубоко в мышце собачьего бедра и вылезать без сопротивления напрочь отказывался. Ладно, попробуем чуть сильнее. Вроде бы начал медленно поддаваться, но тут пациентка слабо пискнула. Голову с земли, впрочем, не подняла, будто понимала, что вреда причинить не хотят.
— Больно, девочка, понимаю. Потерпи немного, хорошая. Ну надо же эту дрянь из тебя вытащить. Потерпишь, ладно?
Я гладил мягкие собачьи уши, чесал под челюстью, тихо разговаривал, успокаивая, и пытался сообразить, как же лучше сделать. В том, что осколок я всё-таки вытяну, уже не сомневался. Опасался только, что от боли собака может тяпнуть — просто на рефлексах. А учитывая, что в расцвете сил весу в собаченьке было килограммов под семьдесят, и во внешности явно угадывалась помесь московской сторожевой с алабаем, один «клац» мощных челюстей мог запросто стоить мне кисти. Дилемма, блин…
— Яцык, морду подержишь? Только нежно.
— Ага, ща! А она мне «нежно» руку по плечо отхреначит, когда ты дёрнешь!
— Может, шприц-тюбик ей вколем? — предложил Санёчек.
— Блин, она и так еле живая. А вдруг мотор не выдержит?! — я начал заводиться. — Яцык, если сам бздишь, давай держать буду я, а ты осколок вытянешь.
— А я умею? — Взвился Яцык. — Кто у нас Док, я или ты?
— Ну, я у вас Док только по позывному. А по должности — вычислитель и командир БМ.
Тут я слукавил, конечно. Позывной прилип не на пустом месте, а по первому образованию фельдшера. И да, кроме непосредственных обязанностей, пичкал своих пацанов пилюлями и перевязывал тоже я.
— Давай я подержу… — это тихий Санёчек меня по-хорошему удивил. Нет, парняга далеко не трус, хоть и пришёл на СВО по мобилизации и воинскому делу обучался сразу в реальной обстановке. Просто мы все старались оберегать пацана, пока не обкатался, а Санёчек послушно не совался, куда «батька не велел» и больше слушал, чем говорил.
— А вдруг тяпнет, Санёк? Может, правда, давай я сам всё?
— Ага, кента заслуженного, с которым семь лет из одной чашки жрали, ему, значит, не жалко, а Санёчка пожалел! — обиженно забубнил Яцык.
— «Застуженного», — хмыкнул я, прекрасно понимая, что претендент на мою чашку уже просто валяет дурака — на всю голову. Лапы задние подержи, «кент застуженный». Там точно не тяпнет.
— Не укусит, — тихо и уверенно сказал Санёчек. — Она нам верит.
У меня от этих слов что-то опять перевернулось в душе, и предательски защипало в носу. Сентиментальным что ли становлюсь на старости лет? Собери-ись, тряпка! Не время для соплей, война нынче!
— Что принести? — обозначился не задействованный в предстоящей операции Изюм.
— Пинцет надо. Хлоргексидин или перекись — без разницы. И ипэпэшку* одну вскрой, мне нашлёпка нужна, если что, кровь остановить…
— Потерпи немного, девочка, хорошо? Никто тебя не обидит, не бойся. Сейчас вот вытащим эту дрянь, обработаем, и заживёт на тебе всё, как на собаке… Ну… как на тебе, то есть. Ты ж у нас собака, да? Хорошая собака, умная, терпеливая… ухи тряпошные, нос кожаный. Хорошая девочка, красавица, умница… вот сейчас закончим, и дядя Горняк тебе ещё вкусного даст… немножко. А потом ещё. Откормим тебя, не боись. И отмоем…
Я говорил с ней, не переставая. Нёс, что в голову взбредёт, — разную добрую чушь, пока руки осторожно тянули из мышцы плотно засевший кусок железа. Держать даже не пришлось — ни голову, ни лапы. Санёчек просто сидел рядом, подложив ладонь под умную собачью морду. А девочка… девочка лежала тихо, стараясь не шевелиться и даже, по-моему, не дышать. Лишь раз, когда осколок только сдвинулся, я почувствовал, как напряглись и тут же расслабились под рукой мышцы бедра, и еле слышно вздохнула измученная болью собака.
Ну всё, закончили. Тщательно промыл раны перекисью. Подумав мгновение, наложил до утра повязку на бедро. И с радостью увидел, как любопытный собачий нос уже без прежней обречённости повернулся навстречу обещанному «дяде Горняку», несущему миску с мелко нащипанным мясом, залитым бульоном.
Повязку наутро сняли, предоставив дальнейшее лечение чудодейственному собачьему языку. Ещё через три дня было купание. Целая процедура — с тёплой водой и мылом, на расстеленном клеёнчатом тенте. Девочка с видимым удовольствием лежала то на одном, то на другом боку, пока три пары рук и гора пены превращали грязные колтуны в блестящую длинную шерсть. Белую, с серо-коричневыми крупными пятнами.
***
На собачье (да и наше, наверное) счастье, нас ещё месяц назад пересадили из штурмов на честно затрофеенный у вражин «Град». В штурмовой пехоте животным места нет, кто бы что ни говорил. И позицию «спалить» может, не в добрый час попавшись на глаза хохлам, и сама под раздачу попасть при обстреле. Мы, понятно, каждый здесь осознанно, а животине-то это за что? А вот арта́ — совсем другое дело. До передка километров двенадцать, обстановка более или менее стабильная И вот, именно здесь — на случай, к примеру, захода ДРГ, — совершенно не лишними ночью будут чуткий нос и дополнительная пара ушей. После небольшого, но бурного совещания животную решено было временно удочерить и поставить на котловое довольствие.
***
Девчонка оказалась настоящей красавицей. Буквально за пару недель отъелась до своего нормального, под семьдесят кило, веса. С широкой грудью, сильными лапами и пушистым длинным хвостом. Грозная с виду, но абсолютно лишённая агрессии. Добрая и ласковая. И ужасная хитрюга. Ещё в первые дни я заметил, что положением «шибко раненой» пёса научилась пользоваться с выгодой для себя. Ну кто ж сможет отказать во внеплановой кормёжке «самому больному в мире Карлсону»? Да никто, конечно. И хитрая псина отлавливала нас по одному, разыгрывая перед каждым персонально один и тот же спектакль о несчастной, смертельно больной и так же смертельно оголодавшей собаке. Не бесплатно, само собой, за вкусняшку. Раскусили актрису быстро, ржали долго, но оплачивать шоу косточками и мясом продолжали.
***
Простояли мы там почти три месяца. Рубежное, Северодонецк, Лисичанск — с наших огневых мы легко дотягивались до любой точки. Даже посмеивались слегка про стабильный рабочий график: с утра на огневые, вечером — «с работы домой». Девочка (кличка так и прилипла) исправно охраняла дом и сдружилась с местной детворой. Единственное, чего боялась собака, это артобстрелов. При первых же звуках прилётов, Девочка молча жалась к ногам и просилась в дом. Тоже молча, одними глазами, наполненными тихим бездонным страхом. Сказать вам честно, ради чего я воевал именно в то время, когда с нами на позиции жила Девочка? Идея, Родина, люди — всё это было, конечно, но отошло немного на второй план. Когда мы стояли в Пшеничном, я воевал за то, чтобы Девочка больше не слышала прилётов. Никогда. И за то, чтобы не видеть страха и боли в добрых бархатных собачьих глазах.
PS. Девочке повезло. Когда мы двинулись дальше, на Соледар, её забрал к себе Лёха — замечательный дядька из местных. Девочка по-прежнему охраняет двор (уже Лёхин), дружит с фокстерьером Ричем. Лёха частенько звонит и передаёт от неё приветы. И да, прилётов Девочка больше не слышит.
Каждую неделю в своем телеграм-канале, провожу прямые эфиры с участниками СВО.
Читать "Хроника двенадцатого бата" тут
Читайте мои статьи:
Интервью с танкистом ЧВК Вагнер