оглавление канала, часть 1-я
И, повинуясь внезапному желанию, убедиться, что это не мой сон, резко огляделась по сторонам. Но на горе, кроме «Сергеича» и меня, слава Богу, больше никого не было. Я выдохнула, порадовавшись, что мои друзья не здесь, повторяя тихо себе под нос:
- Это просто сон… Глупые фантазии взбудораженного мозга, и - ничего более…
Чтобы совсем прогнать из собственной головы образы, которые подсовывал мне мой разум, обратилась к «Сергеичу» (а к кому еще? Кроме нас двоих на вершине никого не было):
- И долго мне еще здесь торчать? Здесь не май месяц, холодно… Одежка, конечно, хорошая, но еще немного и в ней замерзнуть можно… - Я говорила нарочито небрежно-ворчливым тоном, меля всякую чушь, только, чтобы больше не думать о моем сне.
Мужчина посмотрел на меня насмешливо и как-то грустно. В его взгляде явственно читалось: «Лучше бы ты совсем замерзла…» А я подумала, что это плохо, очень плохо. Не знать, кто твой друг, а кто враг. Всех считать врагами, следуя тюремной максиме «не верь, не бойся, не проси»? Вот же, зараза какая!! Не умею я «не верить»!! Не научили! Вот верить – научили, а не верить – нет! Я верю, что Иршад зло в чистом виде! Я верю, что Павел лицемер и притворщик! Может быть, конечно, еще кем-то, но это уже детали, мелочи, так сказать. Но я точно знаю, что он лицемер и притворщик, от которого всегда стоит ждать удара в спину. А вот кто «Сергеич» - я до сих пор не разобралась. Мне он больше напоминал больного бродячего пса, которого каждый норовил прогнать от своих ворот. Пес еще пытается огрызаться, памятуя о своей природе и днях былой славы, но тоска и безысходность все больше заполняет его душу, что явственно отражается в его взгляде. А от такого, в любой момент жди чего-нибудь, то ли защитит, то ли укусит. И это меня слегка напрягало. Но вот как это выяснить, не подвергая собственную маскировку опасности – я, увы, не имела ни малейшего представления.
Чтобы хоть как-то его разговорить, я задала ему вполне логичный в моей ситуации вопрос:
- А это что там за народ внизу столпился? Неужто столько желающих перейти в райское место?
Я старалась говорить чуть насмешливо, с дозированной иронией. «Сергеич», не поворачивая головы в мою сторону, хмуро усмехнулся, повторив за мной, словно эхо:
- Народ… - Потом, резко развернувшись ко мне, проговорил сквозь зубы, пытаясь испепелить меня взглядом: - Это – не народ!! Слово «народ» подразумевает, что у людей есть свой Род! А это… - Он опять отвернулся и с ядовитой усмешкой закончил: - Рай тоже нужно подогнать под себя. Кому-то тоже нужно делать грязную работу… - И опять замолчал, словно навеки, блин! Вот стой и думай, что он хотел этим сказать!
Может, мне его разозлить как-нибудь посильнее, чтобы ему реально захотелось меня придушить? Ведь, когда человек злится, он плохо может себя контролировать. Правда, за редким исключением. Например, такие, как мой дед, умели это делать, держать себя в руках при любых обстоятельствах. Но таких немного. И, насколько я могла судить, «Сергеич» точно не из их числа. Я задумалась. Чего бы мне такого ему брякнуть, чтобы он… Додумать свою мысль я уже не успела. Меня словно окутало на несколько мгновений ледяным туманом, будто на гору опустилась снеговая туча. Мне даже не стоило оглядываться, чтобы понять, что Иршад близко. Кажется, вот теперь, мое время точно закончилось. Ну что ж…
Я глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь привести свои мысли в порядок. С мыслями получилось, и, смею надеяться, весьма неплохо. А вот собственное тело меня подводило. Ноги вдруг стали ватными, и все поджилки внутри завибрировали на своей собственной частоте, подозреваю, попадая в унисон с вибрацией полевой мыши, а вовсе не с амплитудой волн барьера. Стараясь, чтобы эта трясучка не бросалась в глаза, я затолкала руки в карманы. И тут же, мои пальцы наткнулись на гладкую поверхность перламутровой рукоятки перочинного ножа, лежавшего в моем кармане. Не знаю, почему или как это произошло, но прикосновение к папиному подарку вдруг успокоило меня, приводя все чувства и эмоции к тому самому равновесию, к которому я так стремилась последние часы. И в голове у меня прошуршал тихих голос деда: «…И предки помогут…» Я, на какой-то момент, будто почувствовала ласковое прикосновение к моей голове теплой родной ладони. Предки помогут… Они рядом, они со мной всегда, в моем сердце, в моей памяти. Именно они дают смысл и ощутимые цели моего существования. Без них я – ничто! Листок, оторванный дикими северными ветрами, болтающийся по свету безо всякого смысла и целей. И все это заключено в одном коротком, но очень емком слове «РОД». Я потомок своего Рода, во мне живет память всех поколений, во мне их мудрость и знания. И я передам их своим детям, а они – своим. И так будет до скончания жизни.
Я стояла на самой вершине горы под струящимися лучами солнца, сжимая в кармане маленький перочинный ножик, подаренный мне когда-то давно моим отцом. И высокий пафос подобных мыслей нисколько меня не смущал, потому что, это была истина, истина самой жизни. Только дураки смущаются красивых и правильных слов, стесняются стареньких, и, иногда, не очень образованных или не состоятельных родителей. Память Рода – именно она делает нас людьми. И никаким темным не удастся нас лишить ее, потому что, в ней сама наша суть!
Я медленно развернулась, готовая встретить пронзительный взгляд темного. Лицо мое было спокойно и бесстрастно. И мне для этого не понадобилось много усилий. Это спокойствие было внутри меня. Потому что, теперь я знала, что и как я должна буду сделать.
Иршад стоял впереди, внимательно вглядываясь в меня. И брови его были нахмурены. Ему явно не нравилось то, что он видел, или что ощущал. Я про себя хмыкнула: «Прости, дяденька, ничем не могу помочь. Уж какая есть…». И что меня слегка удивило, он даже не попытался меня прощупать. И этому должна была быть своя причина. Знать бы еще, какая?
На нем была точно такая же одежда, как и на «Сергеиче», разве что жилетка была оторочена не волчьим мехом, а тем, лохматым, длинным серо-белым, принадлежащим неизвестному зверю, что и шкура у него в доме перед камином. Интересно, все же, что же это за зверь такой? И почему я не спросила в прошлый раз? А сейчас это было не совсем уместно. На его широком ремне не было никакого оружия, просто в руках он, по-прежнему, держал свой полированный черный посох с какими-то неведомыми мне письменами. Я заподозрила каким-то, самой мне непонятным чутьем, что этот посох будет оружием пострашнее, чем кинжал в расписных ножнах на поясе у «Сергеича». Но сейчас мое внимание приковал вовсе не старик. Чуть позади, за его правым плечом стоял Павел. Какой, к черту «Павел»! Это был даже не Пазылбек! Это был… Волосы на моей голове зашевелились от ужаса. Это был … Багыш-Хан из моего сна, чтоб ему…!!! Коричневые тона верхней жилетки, расшитой золотым искусным шитьем, очень хорошо сочетались с темно-малиновым шелком его рубахи и широких шаровар. Дорогой, украшенный самоцветами и тем же золотым шитьем пояс, плотно стягивал его талию, делая его фигуру еще более стройной. Изогнутый длинный кинжал висел на кожаных ремешках, прицепленных на специальных петлях к основному ремню. Его полные губы искривила усмешка. Кажется, он наслаждался моим изумлением и страхом в моем взгляде. Выражение его темно-карих глаз было надменно и холодно. Я даже огляделась по сторонам, опять боясь увидеть где-нибудь на краю скалы своих друзей со связанными за спиной руками, как в своем сне.
Разумеется, на скалах никого не было, и я выдохнула с некоторым облегчением. Это не сон, это реальность, так ее раз так! Быстро поборов в себе внезапную волну паники, я взяла себя в руки. И мне очень захотелось стереть с губ этого нового Павла его змеиную ухмылочку. Сделав удивленно-радостное лицо, я шагнула вперед, прямо к стоявшим передо мной темным, и запела, словно увидела своего лучшего старого друга:
- Павлик… Ё-моё… Я тебя едва узнала! Что ты на себя нацепил, Павлуша?! Что за театральный костюм? Ты его напрокат взял в театре музыкальной комедии? Сними… Тебе не идет. И куда ты исчез? Не навестил меня, не поддержал. Павлик, так некрасиво! Друзья так не поступают… - И я картинно надула губы изображая крайнюю степень обиды.
Убиться мне веником, они не ожидали от меня подобного выступления! Павел (Пазылбек или как его там, на самом деле зовут) растерянно сморгнул и сделал небольшой шажок назад, чуть не свалившись вниз с кручи. Он будто опасался, что я сейчас кинуть к нему с объятиями. Потерял равновесие и несколько секунд балансировал, весьма глупо выглядев при этом в своем ярком костюме. Напыщенность с него слетела в один миг. И сейчас передо мной был капризный и злой ребенок, которого обидели сверстники во дворе. Обретя, наконец, устойчивое положение, он вдруг начал наливаться краской, и даже картинно схватился за свой кинжал. Глаза его сузились так, что превратились в две, едва заметные щелочки, и он, будто ядом плюнул, зашипел на меня:
- Да как ты смеешь… Ты… - Пальцы на эфесе его шашки (кинжала, сабли, меча… кому, как нравится) побелели. Он даже предпринял попытку вынуть ее из ножен.
Один поворот головы и вздернутая бровь старика, привели его в норму почти мгновенно. Иршад, с легкой усмешкой посмотрел на меня, и проговорил, больше не поворачивая головы к своему спутнику:
- Девочка развлекается… Имеет право. Успокойся…
Я ухмыльнулась, не отрывая насмешливого взгляда от Павла, который вновь принял уверенную позу и отстраненное выражение лица. Вот только его глаза… Расстрелять меня было мало. Меня четвертовали, разрывали лошадьми, жгли на костре. В общем, перечислить все те его желания и чувства, которые выражал его взгляд было невозможно за короткий срок, который был мне отпущен. Иршад, убрав усмешку, обратился уже только ко мне:
- Ты готова…?
Когда тебя спрашивают таким голосом, интонацией и с таким видом, то хочется вытянуться по стойке смирно и гаркнуть во всю глотку: «Так точно, ваше высокородие!!!» Но делать я этого не стала, обойдясь тяжелым вздохом и ворчливым:
- Готова, готова… - А потом предупреждающе проговорила: - Только не ждите от меня слишком многого. Я не каждый день открываю врата в Рай. И, ежели чего не так, уж извиняйте…
Теперь уже Иршад посмотрел на меня с прищуром. Я думала, он сейчас мне станет напоминать о маме, чтобы, так сказать, мотивировать меня. Но он не стал. Обошелся одним взглядом, от которого у меня все остальные слова застряли в горле. «Сергеич» все это время стоял скромно в сторонке, как часовой у Кремлевской стены, не шевеля ни одним мускулом на лице. Впрочем, наблюдать за ним особо пристально, у меня не было ни возможности, ни желания. И я, пробурчав себе под нос «как вы мне все надоели…», стала спускаться по склону. Павел (пускай уж будет пока «Павел») сделал несколько стремительных шагов в мою сторону, и с возмущением завопил:
- Ты куда?! А ну, вернись!!!
Я остановилась, и повернувшись к стоящим на вершине, проговорила, обращаясь только к Иршаду:
- Вы своему беку, хану, не знаю, как вы там его называете, объясните, пожалуйста, что для начала, барьерное заграждение следует активировать. Другими словами, дать соответствующий импульс для начала его открытия. Если он может это сделать сам, то я вам тогда не нужна. А если не может, то пускай лучше заткнется и не мельтешит у меня перед глазами.
Я стояла и ждала, хотя решение темного было очевидным. Но если они пытаются играть на моих нервах, то, почему бы мне не поиграть на их?