Певец Подлеморья
На одной из моих встреч со школьниками девочка, впервые увидев живого писателя, с изумлением воскликнула: «А я думала, что все писатели давно уже умерли!»
Ах, девочка, хотелось сказать мне словами русских классиков: «В литературном мире нет мертвецов. Мертвые также участвуют в жизни, как и живые», «литература не подвластна законам тления». Но, чтобы не нагружать детскую голову мудрыми сентенциями, я отшутился: мол, мы еще живы и даже, посмотри, какие толстенькие и кругленькие.
Но ведь права в чем-то девочка! Писателя в общественном сознании сегодня нет, в средствах массовой информации голос его не слышен, книги его выходят тиражами мизерными, а потому и не доходят до читателя. Горько и печально.
Спасает одно – писатель не может не писать. А будет писатель – будет и читатель. Рукописи не только не горят – их неизбежно кто-нибудь да прочтет. К тому же, как сказал один святой: «Бывают темные времена, когда проповедь не доходит до народа, но грех, если ты бросишь проповедовать!»
Одним из замечательных писателей Бурятии является Михаил Ильич Жигжитов, которому в этом году исполняется сто лет со дня рождения. Мужик-труженик из военного поколения с жилисто-неутомимым телом охотника и мужественно-открытой душой. Уже став писателем, он из природной скромности свои заметки в районной газете по животрепещущим проблемам всё еще подписывал «промысловый охотник».
Охотником он был настоящим: так в 1959 году за шесть дней добыл пять соболей и тридцать белок. Труд охотника завлекателен и легок только тогда, когда, сидя в уютном кресле, смотришь телепрограмму «Охота и рыбалка», на самом же деле он тяжел, суров, требует от человека физической мощи, выносливости, крепости духа и сопряжен с большим риском. Тайга не садик с клумбами.
Однажды Михаил Ильич наткнулся на медведя, который перекусил и сломал ему руку, сильно помял. Всего на теле охотника насчитали тридцать девять ран. Спас Жигжитова нож, которым он и убил шатуна. Сам выполз из тайги и десять дней пролежал в усть-баргузинской больнице.
Как вспоминает его сын Константин: «Отец после этого написал ему: «Снова добыл медведя и, что самому нравится, штаны не трясутся!»
С Михаилом Ильичом одно время работала в школе моя бабушка, учительница начальных классов.
Хорошо знал Жигжитова мой отец, не раз писавший о его творчестве. Да и мое читательское детство прошло на страницах его охотничьих повестей. Они завораживали. Тайга, Баргузинские гольцы, белеющие за окном, тянули непреодолимо. Они дышали со страниц запахом пихтача, нежно посвистывали рябчиком, цокали белкой, шипели соболем, байкальские ветра обдували мое, как мне грезилось, обветренное лицо бывалого охотника, а огрубевшие на промысле руки сжимали надежный карабин.
Сегодняшнему читателю неведомо, что в 50-е годы прошлого века газеты могли печатать из номера в номер повесть и книга «составлялась» благодарными читателями из вырезок. Именно так на страницах «Баргузинской правды» в 1961 году увидела свет первая повесть Михаила Жигжитова «Снежный обвал». А первой публикацией был рассказ «Преступление в тайге», определивший одну из главных тем в творчестве писателя – бережное отношение к природе, всему живому, сохранение Байкала.
Кстати, в гостях у Михаила Ильича впоследствии было немало знаменитых людей. Его гостеприимный дом всегда был открыт. К сожалению, дом после смерти писателя сгорел, а с ним архив и фотографии.
Как человека, Михаила Ильича отличала простота, исключительная общительность, душевная щедрость и какой-то сердечный магнетизм. Он всегда был в гуще людей, и люди невольно тянулись к нему, делясь с ним радостью и горем, доверяя свои сокровенные думы.
Впечатления от встреч с рыбаками и охотниками ложились на страницы дневников, становясь заготовками для будущих книг. Поэтому так стремительно М. Жигжитов вошел в литературу, создавая одну повесть за другой: «Снежный обвал», «От Святого до Горемыки», «Моя Малютка – Марикан», «Тропа Самагира», «За ущельем семи волков», «Парень из Ириндакана», а затем и романы «Подлеморье» и «Год Белой Курицы». А ведь писатель Жигжитов «родился», когда ему было уже 48 лет.
Уже в первой повести «Снежный обвал» своеобразие этих людей сказалось, прежде всего, в их речи, хотя диалектные слова писатель использует «экономно», когда они действительно нужны. Фольклор байкальских промысловиков дал автору и сюжеты его произведений. Как верно сказал о нем Тендряков, с которым дружил Жигжитов: «Это Дерсу, взявшийся за перо».
Истоки многих творческих удач писателя в том, что он был внимателен к материалу, которым так богат фольклор байкальских промысловиков. Именно охотники – основные герои его произведений. Человек и его отношение к природе – основной мотив его творчества. И в этом отношении М. Жигжитов выступает последователем таких замечательных писателей, как Арсеньев, Пришвин, Паустовский, Федосеев.
Одним из интересных образов, созданных М. Жигжитовым, является Хабель из повести «Моя Малютка – Марикан», на мой взгляд, лучшей повести писателя. Этот образ также вошел в его творчество из устных рассказов.
Стремительно уходит на лыжах на вершину белоснежного гольца «самый матерый браконьер Подлеморья» Петрован Хабель. Стражникам вновь не удалось его взять. Здесь на вершине, чувствуя себя в безопасности, усталость валит его в сон: «Сон пришел сразу же, словно окутав таежника темным медвежьим пухом».
Спящим на морозе без огня находит его другой браконьер эвенк Остяк. Сидящих у костра их одолевает одна мысль: что делать дальше? Организован соболиный заповедник, директором которого назначен какой-то «настырный чех» Зенон Сватош, которого даже ночь не держит в погоне за браконьерами.
В Подлеморье Зенон Сватош нашел верных друзей: бурята из Барагхана Бимбу и русского мужика Виктора. Он убедил друзей, что со временем «соболя так много расплодится, что он рассеется по всему Забайкалью».
К сожаленью, еще бродят по заповеднику браконьеры, уже убит голубоглазый стражник Виктор, который, по словам Бимбы, был «золотой мужик». Но Сватош твердо верит, что «услышит последний выстрел в заповеднике», эта уверенность придает ему силы. Было и еще одно качество у этого неутомимого человека: любовь к людям. Именно поэтому стал впоследствии его другом, казалось бы, неисправимый браконьер Петр Хабель.
На мой взгляд, в образе Зенона Сватоша автор нашел качества, созвучные ему самому: беспредельная любовь к байкальской природе, открытость людям, душевная стойкость и мужество.
«Любил Сватош грохот подлеморских рек, рев разбушевавшегося осеннего Байкала, могучий, многоголосый шум тайги. Все эти звуки бодрили, вселяли силу, успокаивали душу».
Выпукло показан автором образ Хабеля. Матерый браконьер, опытный следопыт, человек лисьей хитрости, огромной храбрости, он привлекает читателя своим великодушием. В нем жили как бы два человека: «Один – храбрый, великодушный русский мужик. Второй – злой хищник». Второго и «выжил из него» Сватош. Хабель стал его другом, сам стал бороться с браконьерами.
Писатель – это, прежде всего, язык. Главный показатель качества произведения – его художественная сила, образность, говорящая читателю больше, чем предполагал даже сам автор. Худосочный текст никогда не «зацепит» читателя, не станет явлением искусства.
О яркости языка М. Жигжитова можно судить хотя бы по следующим примерам: «Он дунул на ворс. Ворсинки заметались, заискрились солнечной радугой. Расправив шкурку, охотник тряхнул ею, и чудесный мех весь загорелся мельчайшими огоньками, чернотой соперничая с крылом вещего ворона. «Ух ты! Душа-голубка, красота-то, красота!» – зашептали обветренные губы».
«Из мрачного ущелья диким галопом вылетает шумливая речка. Очумев от буйного бега, она сначала ничего не может понять, но потом, чуть приостыв при виде Байкала, тихо журча, бросается в объятия моря».
В послевоенные годы охотник Жигжитов добывал для страны мягкое золото, но дар писателя сделал из него более ценного для народа добытчика – золота словесного, которое, как известно, не подвержено тлению!
Константин Соболев,
член Союза писателей России,
народный поэт Бурятии.