Вы попались в ловушку, если думаете, что «Купчиха за чаем» — всего лишь простая бытовая сценка, типичная для своего времени. На самом деле это произведение — реквием. По беззаботной жизни, стране и счастью…
Но чтобы вы смогли лучше прочувствовать контекст, сначала — предыстория.
Всему виной «передвижники»
Когда Борису Кустодиеву было всего одиннадцать, он решил стать художником. Окончательно и бесповоротно эту мечту мальчик выбрал на выставке передвижников, на которую отвела его старшая сестра. Картины Васнецова, Поленова, Шишкина поразили юношу так глубоко, что он во чтобы то ни стало захотел освоить искусство живописца.
Только вот, как это часто бывает, его семья считала иначе. По их мнению, Боря должен был пойти по стопам отца и стать священником. Поэтому мальчика отправили в церковно-приходскую школу и гимназию при семинарии. Но тот не сдался и параллельно с основными занятиями брал уроки рисования у выпускника Петербургской Академии художеств Павла Власова. Именно Власов убедил мать будущего художника отпустить 18-летнего Бориса из Астрахани учиться живописи в столицу.
А дальше Кустодиеву повезло попасть в мастерскую к самому Репину. И даже помочь ему писать огромное полотно «Заседание Государственного совета»! Теперь эта картина находится в постоянной экспозиции Русского музея.
По зову сердца
И вот все в кустодиевской жизни вроде бы складывалось хорошо. Тяготил только Санкт-Петербург. Он так и писал матери, что тоскует по родной провинции, что ему не хватает ее сочных красок и «реки с зелеными берегами и крыльями парусов». Поэтому периодически сбегал из нелюбимого Питера поработать на периферию.
Что ж, не зря сердце тянуло его в провинцию. Потому что в одну из таких поездок в поместье Высокое под Костромой Кустодиев встретил свою музу и будущую жену Юлию Прошинскую, сироту из обедневшей дворянской семьи. И через пару лет они обвенчались.
Впрочем, как сильно бы художник Россию ни любил, все же мир посмотреть ему хотелось. Поэтому когда в 1902 он получил золотую медаль за картину «Базар в деревне», то не упустил возможность поехать за границу вместе с женой и сыном. Он восторгался Францией, старался впитать в себя европейскую культуру и постоянно оттачивал мастерство. А вот Испания, кстати, вызвала у художника двоякое чувство. С одной стороны — восхищение от музея Прадо с полотнами Гойя, Веласкеса, Мурильо. С другой — Музей современного искусства, про который он нелестно отозвался: «Это что-то ужасное по своему безобразию и бездарности!». Так что если не любите современное искусство, вы не одни такие :)
Ну а поездка свою роль сыграла: по возвращении Борис Михайлович принялся за работу с еще большим вдохновением, он словно перезагрузился. Его картины охотно раскупали музеи, о нем благожелательно писали в прессе. И по полотнам Кустодиева того периода ничуть не чувствуется, что страну начинает охватывать революционная лихорадка 1905 года.
А пламя революции уже разгоралось…
И хотя художник сочувствовал радикально настроенным коллегам и публиковал в журналах шаржи на членов того самого Госсовета, портреты которых писал вместе с Репиным, конкретно на его оппозиционные шалости власти глаза закрывали. Уж слишком был ценен такой талантливый художник. Поэтому вместо ссылки Кустодиев получил госзаказ к 100-летию Финляндского вокзала на три картины: портреты Александра I и Николая II и сцену во славу русского оружия. Он практически стал придворным живописцем. Мечта? Мечта!
Но дальше подвело здоровье: врачи обнаружили у Кустодиева опухоль позвоночника. Лечить такой недуг тогда не умели, поэтому специалисты только руками разводили. А постоянные боли доводили художника до беспамятства.
Операции, конечно, проводили и не раз, но березультатно. Дошли до того, что на одной из них встал вопрос, что делать: оставлять рабочими руки или ноги. Пока художник был под наркозом, его жена приняла решение сохранить подвижность рук. «Руки оставьте, руки! Художник — без рук! Он жить не сможет», — молила она врачей. Те вняли ее мольбам и поэтому последние 10 лет жизни Кустодиев был прикован к инвалидному креслу.
Но даже страдая от нестерпимых болей, он создавал выразительные и жизнеутверждающие полотна.
Без надежды надеясь…
И та самая «Купчиха с чаем», которую вы видели сотни раз в музее и мимо которой, возможно, проходили (потому что и так все понятно), написана в 1918 году. Когда такой шикарный стол собрать можно было бы только продав фамильные драгоценности. За окном бушевала Гражданская война, на смену сытой жизни пришел военный коммунизм, а сам Кустодиев был беспомощно прикован к креслу и мог лишь наблюдать со стороны, как его страну разрывают в клочья.
Он писал режиссеру Василию Лужскому: «Живем мы здесь неважно, холодно и голодно, все только и говорят кругом о еде да хлебе <…> Я сижу дома и, конечно, работаю и работаю, вот и все наши новости».
Пожалуй, спасала художника лишь жена, которая всегда была рядом. Пока он из-за отсутствия заказов занимался оформлением улиц Петрограда к годовщине революции, она колола дрова, вела хозяйство и носила на продажу личные вещи…
Но все-таки и тогда Кустодиев не перестал украдкой писать его любимую, разрушенную революцией родину. Поэтому ее олицетворение — румяные купчихи — появлялись на полотнах художника даже в 20-х, когда стало понятно, что мир изменился безвозвратно. И чем ближе подбиралась к Кустодиеву смерть, тем ярче и радостнее были его полотна.
А пока напоминаю: с вами на связи была Анастасия Постригай — искусствовед, ректор Академии OP-POP-ART, галеристка, арт-консультант. Уже более 20 лет я влюбляю людей в искусство. Подписывайтесь на меня, чтобы изучать его через яркие истории о жизни художников и их произведениях на простом языке, без сложных терминов.