Маша сидела на кухне с чашкой остывшего чая. Всё в её жизни стало каким-то тусклым, лишённым вкуса, будто чай, который она держала в руках. Одна комната для неё и детей, привычный шум их игр, которые она иногда едва слышала, как будто они находились в каком-то другом мире.
Она сидела неподвижно, не имея сил даже додумать эту мысль, когда раздался резкий звонок в дверь. Маша напряглась и сделала глубокий вдох, догадавшись, кто может быть на пороге.
Сомнений не оставалось: Людмила Ивановна пришла
Она обняла чашку чуть крепче и сделала шаг к двери, почувствовав, как сердце забилось чаще. Открыла дверь, и сразу же, словно в неё выстрелили, услышала голос, в который были вплетены гнев и презрение.
— Маша, нам надо серьёзно поговорить! — сурово сказала Людмила Ивановна, и не дожидаясь приглашения, шагнула внутрь, будто хозяин дома. Её взгляд, холодный и острый, словно разрезал пространство. Она прошла в комнату, оглядывая всё вокруг так, будто Маша вовсе не существовала.
— Садись, — свекровь властно указала на стул напротив себя, устраиваясь на диване, словно королева, которая вот-вот вынесет свой приговор.
Маша замерла, не решаясь сесть, но не могла и отказать. Она тихо подошла к стулу и присела, скрестив руки на груди, чтобы хоть немного защититься от холодного взгляда Людмилы Ивановны.
— Я не буду ходить вокруг да около, — свекровь посмотрела на Машу, словно оценивая, как смотрят на старую тряпку, что только портит вид в доме. — Ты не справляешься с детьми, это очевидно. Дом в запустении, дети, похоже, забыты, а ты сама выглядишь как привидение, — её губы презрительно поджались, словно она обвинила Машу в чем-то недостойном. — Дети заслуживают лучшего. У них должна быть чистота, порядок, стабильность, а не это, — она обвела комнату взглядом, — жалкое существование.
Маша почувствовала, как в груди всё похолодело
Она давно привыкла к язвительным упрёкам свекрови, но эта встреча была особенно неприятной. Людмила Ивановна продолжала смотреть на неё как на пустое место, как будто её невесткой мог быть кто угодно, только не эта бледная, измученная женщина, которая и так делала всё, что могла.
— У тебя нет ни нормальной работы, ни стабильного дохода, — продолжила свекровь с холодной усмешкой. — Ты никто и звать тебя никак. Как ты думаешь, кто ты такая, чтобы указывать, что нужно детям Игоря? — Её голос звенел сталью. — Моя семья уважаема, у меня достаточно связей, чтобы детей приняли в лучшие школы, чтобы они выросли образованными и воспитанными. А ты что можешь им дать? Вот скажи мне, кто ты? Мать, которая сводит концы с концами, оставшаяся без копейки за душой?
Маша сжала руки в кулаки, не сводя глаз с Людмилы Ивановны, пытаясь сдержать дрожь. Эти слова резали её сердце на части. Она знала, что у неё нет влиятельных друзей и больших денег, что ей самой приходилось работать за двоих, чтобы обеспечить детей. Но разве это оправдывало такие обвинения?
— Думаешь, одной только твоей «любви» достаточно? — свекровь подалась вперёд, будто ухватила Машу на месте преступления. — Любовь — это, конечно, красиво, но её на хлеб не намажешь. Дети не могут расти с матерью, которая еле-еле сводит концы с концами. Посмотри на себя! У меня есть деньги, связи, всё, что нужно, чтобы дети жили достойно. А что есть у тебя?
Маша стиснула зубы, но голос дрожал.
— У меня есть всё, что им нужно, — почти выкрикнула она, чувствуя, как внутри накатывает гнев и боль. — Им нужна забота, любовь, и они знают, что их не бросят.
Людмила Ивановна усмехнулась, бросая на неё холодный, презрительный взгляд.
— Ты это называешь заботой? Какой-то жалкий лепет про любовь? — Свекровь едва не фыркнула. — Ты наивная, Маша, словно ребёнок. Любовь — это, конечно, прекрасно, но дети хотят и будут просить больше. Через пару лет твоя «любовь» не купит им книги, игрушки, занятия, не откроет двери в будущее.
— Ты потратишь свою жизнь на борьбу за выживание, не давая им ничего. И знаешь, что самое смешное? Пока ты гоняешься за несбыточным, ты сама, как женщина, становишься никем. Кому ты нужна с двумя детьми на руках? Кто на тебя посмотрит?
Слова свекрови ударили так, что Маша ощутила это почти физически
Она не успела что-либо даже ответить, как Людмила Ивановна сделала шаг вперёд, приблизившись к ней.
— Ты посмотри правде в глаза, Маша. Тебе нужно устраивать свою жизнь, а не цепляться за прошлое. Но с детьми... поверь, ничего хорошего у тебя не выйдет. Так что подумай о будущем — твоём и их. Отдай мне детей. Со мной им будет лучше.
— Людмила Ивановна, — Маша с трудом сдерживала обиду, которая разливалась в груди и подкатывала к горлу, — я... я справляюсь. Мы с детьми — семья, и я сделаю всё, чтобы они были рядом со мной. Им не нужно ехать к вам.
Бывшая свекровь посмотрела на Машу с такой явной жалостью, как на беспомощного ребёнка, который совершенно не понимает, что происходит вокруг.
— Это ты называешь «справляться»? — её губы скривились в ехидной усмешке, а голос звенел, словно она искала способ задеть. — С чем ты вообще справляешься? С твоей безнадежной ситуацией? С тем, что не знаешь, как выкормить своих детей? Повторяю, детям будет лучше у меня. Я лучше знаю, что им нужно.
Маша почувствовала, как по телу прокатилась дрожь, и сдерживаемый гнев заполнил её изнутри. Она вложила в эти два года всю свою душу и силы, создавая детям уют, стабильность. Работа, бессонные ночи, забота о каждом их шаге... но для Людмилы Ивановны она оставалась лишь женщиной, которая «не справляется».
— Почему вы решили, что можете вот так просто забрать их? — сорвалось у Маши. — Почему вы думаете, что мне нужна ваша «помощь»?
Свекровь сверкнула глазами, и лицо её побледнело
— Потому что я вижу, что ты едва держишься на ногах! — резко ответила она. — И не делай вид, будто ты счастлива. Это не дом, а место, где едва хватает на жизнь, а дети должны расти в достатке. Игорь делал это, пока ты не разрушила всё!
Маша почувствовала, как её лицо вспыхнуло. Она была готова к многому, но не к этому прямому обвинению.
— Где был ваш сын эти два года, когда дети болели, когда я ночами с ними сидела? — её голос дрожал, но она не могла остановиться. — Где он был, когда им нужна была помощь с уроками, когда они просто скучали по нему? Где он был, когда мы были в нужде?
Людмила Ивановна не моргнула и глазом. Она вздохнула, словно объясняла что-то очевидное.
— Он мужчина, — сказала она холодно. — У него свои обязанности. Но ты — ты мать, и твоя обязанность заботиться о детях. Даже если ты решила оставить их без отца.
— Это я решила? — Маша почувствовала, как в ней закипает ярость. — Я осталась одна. Он ушёл. И не думаю, что ему было дело до того, как живём мы с детьми.
— Ты мать, — строго ответила свекровь, — и твоё место — следить за домом и детьми, а не жаловаться мне, что тебе тяжело.
Маша сжала кулаки. Гнев бился в груди, как птица, запертая в клетке. Все слова Людмилы Ивановны звучали, как приговор, но вместе с тем её сила возвращалась.
— Вот именно, я мать! — выкрикнула она, — И именно поэтому мои дети останутся со мной! Мы справимся. Мы — семья. Даже если мы живём не так, как вы хотите. Они — моя жизнь, и я не отдам вам моих детей!
Людмила Ивановна сжала губы, её глаза сверкнули ледяным светом. Она будто окаменела на мгновение, но тут же снова принялась за своё.
— Ты ещё пожалеешь об этом, Мария. Ты никому не нужна с таким прицепом
Вот попомнишь мои слова! Так и останешься одна, и тогда ты поймёшь, что я была права!
Маша выдохнула, и вдруг почувствовала уверенность, которой ей так не хватало. Она больше не ощущала себя беспомощной. Теперь ей хотелось защищать детей до конца, несмотря на злые взгляды свекрови и её угрозы. В этот момент Маша поняла, что готова бороться за них изо всех сил.
— Ваша помощь мне не нужна, — спокойно сказала она, вставая, давая понять, что разговор окончен. — У вас было своё время растить детей. Теперь это — моё время. Мои дети — моя ответственность.
Людмила Ивановна, покраснев, вскочила с дивана, её губы исказились от гнева. Она потопала к двери, а потом остановилась, обернувшись с последней угрозой:
— Ты ещё пожалеешь! — прошипела она и хлопнула дверью так, что у Маши на мгновение заложило уши.
Когда дверь за ней закрылась, Маша медленно опустилась на стул. Её трясло, но уже не от страха. Это была новая, непривычная ей сила. Она посмотрела на детскую комнату, где сын и дочка увлечённо что-то рисовали.
— Мама! — дочка побежала к ней с листком. — Смотри, это мы все вместе!
На рисунке были они втроём: мама, дочка и сын, рука об руку, под огромным ярким солнцем. Маша улыбнулась, чувствуя, как напряжение отступает, оставляя лишь тёплое чувство уверенности: теперь она точно знала, что всё будет хорошо.
