Глава 7: На вершине (Часть 1)
Тысячи чжанов льда и снега устремились к небесам; под ними, на десять тысяч ли, свет звёздных облаков озарял землю.
На вершине пика Маоя не было ни травинки, ни дерева — только огромные чёрные валуны, разбросанные по земле. Лёгкий снег скрывал мрачную поверхность этих скал, делая их менее угрюмыми. Однако этот пейзаж был далёк от того, чтобы быть просто замороженным, — он был мрачным и пустынным. Это был мир, лишённый излишних красок и жизни, мир, в котором даже редкие опоры были редкостью, окрашенные лишь в строгие чёрные и белые оттенки.
На самой вершине возвышался огромный чёрный валун, покрытый тонким слоем льда, и на нём сидела одинокая фигура, держа на руках пипу. Пипа, чёрная и блестящая, украшена полумесяцем загадочного происхождения, который сверкал на её отполированной поверхности. Под этой лунной эмблемой ярко алели цветы сливы, словно капли крови, украшающие лицо инструмента.
Когда Тан Лицы ступил на вершину чёрного камня, перед ним растянулось пространство мелкого, сверкающего снега. В конце этого снежного поля возвышался огромный чёрный валун с суровой, грубой поверхностью, видимой даже под покровом снега.
Звук шагов по камню заставил фигуру, сидящую на вершине, медленно поднять голову. Хотя её лицо было скрыто под чёрной вуалью и шляпой, её пальцы были отчётливо видны — нежные и сияющие, как нефрит.
— Ах... — тихо вздохнул Тан Лицы, ступив на камень. — Это и правда... ты. — Его слова были окрашены ожиданием, словно он предвидел эту встречу, но в то же время в них звучала нотка разочарования от отсутствия удивления.
Фигура в чёрном оставалась неподвижной, крепко держа пипу. После долгого молчания она заговорила неожиданно глубоким и звучным голосом:
— Кто бы мог подумать, что после того, как я ударил тебя, сбросил в колодец и вылил туда бочку тунгового масла, ты всё равно выживешь. — Его голос, хотя и мелодичный, был пропитан глубокой горечью, придавая его словам оттенок отстранённости.
Тан Лицы, изящно взмахнув рукавами, сложил руки за спиной и встал, очерченный лунным светом.
— Ты однажды сказал, что в месте, где место только крысам, единственным "человеком", который точно выживет, буду я. — Его лицо, скрытое в тени, было отвёрнуто от фигуры в чёрном. — То, что я не умер, было лишь естественным исходом.
— Хм... — протянул человек в чёрном медленно. — Тогда мне следовало бы сначала перерезать тебе горло, затем вырвать сердце и разрубить на восемь частей, чтобы выбросить их в два разных колодца, каждый залив тунговым маслом. — Говоря приятным голосом, серо-белая ночная птица кружила над его головой, затем приземлилась рядом, наклонив голову, словно зачарованная его присутствием.
— А Ян... — тихо произнёс Тан Лицы. — Можно ли мне всё ещё звать тебя А Ян?
— Можешь, — ответил человек в чёрном размеренным тоном. — Но за каждый раз, когда ты произнесёшь моё имя, будет отнята одна жизнь. Назови его один раз — погибнет один человек, назови дважды — умрут двое, и так далее.
— А Ян, — начал Тан Лицы, — мне нужно кое-что спросить. Правда ли, что Дьявольская Пилюля Девяти Сердец... была создана тобой?
Глаза человека в чёрном вспыхнули гневом, который был виден даже сквозь чёрную вуаль.
— За этот вопрос будет отнята жизнь.
Не обращая внимания на угрозу, Тан Лицы продолжил:
— Дьявольская Пилюля Девяти Сердец действительно была создана тобой?
С громким звуком струны пипы человек в чёрном подтвердил:
— Конечно.
— Почему? — Тан Лицы медленно повернулся, его выражение лица было непроницаемым — было ли это его природным спокойствием или искусной маской, оставалось неясным. Купаясь в лунном свете, его лицо казалось абсолютно спокойным, без малейшего намёка на напряжение или боль, демонстрируя лишь привычную выдержку и уверенность. — Когда я был зависим от этих наркотиков, именно ты осуждал их, ты настаивал, чтобы я бросил. Ты предупреждал о том, что они могут разрушить жизнь... Ты презирал торговцев наркотиками, поэтому я отказался от них и уничтожил их, одного за другим... Ты говорил, что моя натура испорчена, что моё стремление к контролю слишком сильно, поэтому я изменился... Ты хотел, чтобы я был хорошим... и я выбрал быть хорошим. Ты должен мне объяснение. — Он произносил каждое слово медленно, не спеша и без мучений, его тон мягко переходил в более нежный ритм к концу, почти как тихий шёпот, предназначенный для близкого уха.
— Почему? — Человек в чёрном поднял пипу, его пальцы молниеносно скользнули по струнам, издав резкий диссонанс. Затем, резким движением, он внезапно оборвал этот хаос, погрузив всё вокруг в гробовую тишину. — А почему ты? Это было просто из-за Фу Чжумэй, просто потому что ты не занял первое место, просто потому что чувствовал себя неудовлетворённым и озлобленным — почему ты хотел, чтобы все умерли вместе с тобой? Почему ты cмог перерезать электрический провод, спрятать нож и поднять бокал, чтобы все выпили отраву? Почему, будучи заброшенными через время и пространство в этот странный мир, где мы были друг другу единственной семьёй и товарищами, ты всё равно толкнул Фан Чжоу к смерти, обменяв его жизнь на своё продвижение в боевых искусствах? Всё дело в деньгах, да? Всё ради денег... — Он усмехнулся. — Я всегда знал, что ты хочешь всего и не можешь смириться с тем, что второй после Фу Чжумэй. Но я никогда не думал, что ты зайдёшь так далеко, чтобы желать, чтобы все погибли из-за такой мелочи! Да, финансирование группы исходило от твоего отца, но мы не были твоими игрушками. Только потому что это были деньги твоей семьи, ты хотел быть главным вокалистом и забрать всю славу? А когда ты не смог стать главным, ты захотел, чтобы мы все погибли вместе с тобой. Когда неисправность в электропроводке не убила нас, а вместо этого перенесла сюда, ты не проявил ни капли раскаяния. Ты прогнал Фу Чжумэй, привёл к гибели Фан Чжоу — это всё твоё дело! Всегда ради денег! Всё ради этих ничтожных денег!..
Его грудь тяжело вздымалась, и он на мгновение замолчал, чтобы перевести дыхание.
— А если всё ради денег, то обладание деньгами значит не терять ничего, не быть в зависимости от чьей-то милости, не быть должным, не делать что-то против своей воли, не приносить жертв. Поэтому — я поклялся, с того момента, как ты довёл Фан Чжоу до смерти — если я выживу, моя первая цель будет — собрать величайшее состояние в мире!
Глаза Тана Лицы, ясные и удивительно красивые, слегка прищурились. Он пробормотал:
— Только обладая деньгами... можно выжить и избежать потерь. — Видимо, он был не единственным, кого преследовали такие мучительные воспоминания. — Но в этом мире существует бесчисленное количество способов заработать деньги.
— Ты унаследовал наследие Фан Чжоу, у тебя есть талант захватывать власть, ты благословлён удачей и обладаешь проницательностью, чтобы улавливать возможности. У меня этого нет. — Внезапный порыв ветра приподнял вуаль на лице человека, обнажая его лоб. Если кто-то мог сделать простое раскрытие части лица элегантным, так это этот человек. — Единственный мой навык — это создание лекарств. Ведь этот мир и его люди мертвы уже тысячу лет, не так ли? Даже если бы я не создал этот наркотик, в то время, в котором мы жили, они уже давно были бы мертвы. Рано или поздно их смерть неизбежна — какая разница для тебя или для меня?
— Если это так... — произнёс Тан Лицы, делая шаг вперёд, — на данный момент у тебя, вероятно, столько же денег, сколько и у меня. Теперь, когда ты получил то, что хотел, не пора ли отступить и уйти на покой?
— Уйти на покой... — Человек в чёрном нежно провёл пальцами по струнам пипы. — Сейчас уже слишком поздно отступать. Чем больше людей принимает наркотик, тем больше заражённых, которым требуется всё больше. Так что это тоже способ спасать жизни.
— Это всего лишь отговорка, — медленно продвигался вперёд Тан Лицы, приближаясь к чёрному валуну, на котором сидел человек. — И довольно слабая отговорка.
— И что ты хочешь услышать?
— Обладая несметными богатствами и властью над множеством людей, это неизбежно ведёт к жажде большего, не так ли? — Голос Тана Лицы был мягким, его губы слегка изогнулись в подобие улыбки. — Под этим небом, в это время, если все кажутся тебе мёртвыми душами... Тогда почему бы тебе не сыграть роль Янь Ло - бога демонов? Попробуй вкусы, которые ты ещё не познал, иди путями, о которых ты никогда не думал. Возможно, тогда ты найдёшь жизнь более насыщенной и значимой, чем когда-либо прежде... — Его ресницы едва заметно дрогнули, когда он устремил свой взгляд на человека в чёрном, сидящего на валуне. — Признайся... А Ян, у тебя есть собственные амбиции, как когда-то были у меня...
— За второй раз, когда ты назвал моё имя, я отниму жизнь Шэнь Ланхуна. Тихо... не проводи параллели между тобой и мной, — прошептал человек в чёрном. — Твои действия не имеют ко мне никакого отношения. Что касается моих намерений, я не верю ни одному твоему слову, и даже своему. Независимо от того, что я скажу сейчас или в будущем, ничего из этого не будет искренним. Зачем беспокоиться о том, что я говорю? Я буду делать, что захочу, и это не имеет к тебе никакого отношения.
— Правда? — Тан Лицы поднялся на вершину валуна, присоединившись к человеку в чёрном на возвышении. — Теперь я кажусь тебе незначительным, потому что, в твоих глазах, я просто ещё один мертвец?
— Конечно. — Человек в чёрном поднял пипу, пальцы были готовы коснуться струн. — Раз ты ступил на этот камень, пути назад нет. Похоронить тебя на вершине этой горы, на высоте в сотни чжанов, будет моим способом почтить тебя и наши два десятилетия дружбы.
Тан Лицы стоял с холодным выражением лица, держа руки за спиной, пока человек в чёрном перебирал струны своей пипы. Свирепый ветер выл между ними, взметая снег в вихри, подобные мелким песчинкам, и медленно сдувая его с зазубренного чёрного камня в глубины ледника внизу. Тан Лицы тихо вздохнул.
— Похоронить меня на вершине этой горы — это будет твоим способом почтить меня и наши два десятилетия дружбы... Ты знаешь, почему я стою здесь сегодня, чтобы сорвать твой грандиозный план? Почему я решил вмешаться, почему забрал пилюли у Юй Цифэна, почему заманил тебя во Дворец Билуо? Почему я добровольно отказался от денег, репутации и статуса, которые мне так дороги, чтобы остановить тебя здесь? — Он продолжил, произнося каждое слово чётко и с расстановкой: — Ты когда-то сказал, что для того, чтобы по-настоящему жить счастливой и спокойной жизнью, свободной от кошмаров и полной наслаждений, нужно иметь доброе сердце. Только в спокойствии чистого и беззаботного ума можно избежать сожалений и неизбежности, и только тогда ты освободишься от боли. Я знал боль. А что насчёт тебя? — Он сделал ещё один шаг вперёд. — Ты никогда не шёл по неправильному пути, поэтому не знаешь. Вот почему я здесь, чтобы спасти тебя. В мире, мёртвом для меня так же, как и для тебя, лишённом всякой привязанности, мне всё равно, кого ты ранишь. Но если ты уничтожишь себя — обречёшь себя на кошмары, боль и сожаления — я должен спасти тебя. Я не могу позволить тебе идти по пути, которым когда-то шёл я. — Он протянул руку. — А Ян, возвращайся.
— Ха! Ты научился хорошо говорить и играть роль хорошего парня, да? — Человек в чёрном засмеялся, запрокинув голову. Когда чёрная ткань заколыхалась, мелькнул его бледный, нефритово-белый лоб, акцентированный необычно длинными и покатыми бровями. — Ты позвал меня в третий раз! Раз ты говоришь, что тебе всё равно, кого я убью, то следующим будет этот ребёнок — — С быстрым движением он неожиданно вытащил из-за своей пипы завернутого младенца. Очаровательный ребёнок с яркими, круглыми глазами был никем иным, как Фэнфэном! Доверенный Тан Лицы одной семье у подножия горы, ребёнок каким-то образом оказался в руках человека в чёрном.
Взгляд Тан Лицы был устремлён прямо на Фэнфэна. Младенец казался обездвиженным, его точки были запечатаны, и в глазах стояли слёзы, когда он смотрел на Тан Лицы с жалостливым видом. Человек в чёрном сжал шею Фэнфэна сильнее.
— Ты прогнал Фу Чжумэй, привёл к смерти Фан Чжоу, жаждал богатства и власти в боевых искусствах... А теперь, как императорский родственник, сидишь на сокровищах Дома Ваньцяо. Что ты за человек! И всё же ты смеешь утверждать, что пришёл, чтобы спасти меня? Думаешь, у тебя есть право говорить о спасении меня? Ха, какая шутка! — Его пальцы надавили сильнее. — Этот ребёнок заплатит за твоё упрямство и неповиновение!..
— Подожди! — Тан Лицы сделал движение, чтобы остановить его, но человек в чёрном быстро выставил пипу между ними, как барьер.
— Если ты двинешься хоть на шаг ближе, я превращу его в лепёшку одним ударом, и ты даже не узнаешь, что это был человек!
Лицо Тан Лицы наконец-то изменилось. — Он... он её ребёнок. Как ты можешь поднять на него руку?
Человек в чёрном холодно усмехнулся. — Это ублюдок, которого она родила от другого. Если она моя женщина, что такого в том, чтобы убить её отпрыска?
— Этот ребёнок — её надежда. Убив его, ты непременно толкнёшь её к самоубийству. Ты не видишь этого?
Человек в чёрном заколебался.
— Подожди с убийством, — настаивал Тан Лицы. — Чего ты хочешь в обмен на жизнь ребёнка? — Он надавил на руку человека в чёрном, и они оказались разделены только длиной пипы. — Я дам тебе всё, что ты хочешь, кроме...
— Ты... — человек в чёрном с ненавистью посмотрел на Тан Лицы, его взгляд был прикован к руке, которую Тан Лицы положил на его. — Почему ты так беспокоишься о её ублюдке? Неужели и ты...?
Брови Тана Лицы слегка нахмурились, но он промолчал. Человек в чёрном внезапно громко рассмеялся:
— Ха-ха-ха, и ты тоже пал жертвой этой дешёвой служанки? Ха-ха-ха, её чары действительно не знают границ, если ей удалось пленить даже тебя... Какое потрясающее достижение! Я должен щедро вознаградить её, когда вернусь, за то, что она добилась такого великого триумфа для меня, ха-ха-ха...
— Чего ты хочешь, чтобы пощадить жизнь ребёнка?
Постепенно человек в чёрном ослабил хватку на шее Фэнфэна.
— Убей себя, и я пощажу его. Возможно... я даже верну его этой дешёвой суке. Я уверен, она будет вечно благодарна и предана мне после этого...
— Да, верни его ей, и она будет благодарна и предана тебе.
Человек в чёрном холодно посмотрел на него. — Убей себя!
Тан Лицы резко откинул рукав в сторону. — Я могу дать тебе всё, что ты хочешь, кроме моей смерти! Если ты хочешь, чтобы я покончил с собой, то лучше сразу задуши его.
Человек в чёрном громко рассмеялся. — Ха-ха-ха... Лицемер! Ты такой лицемер, что даже не можешь найти оправдание для себя! Как смешно! — Держа Фэнфэна одной рукой и сжимая пипу в другой, он заявил: — Если ты отказываешься умереть, будь по-твоему. Я убью тебя снова, и на этот раз ты не вернёшься к жизни.
— А Ян, ты действительно хочешь убивать? — закричал Тан Лицы. — Что если я скажу, что Фан Чжоу всё ещё жив, тогда ты…
Человек в чёрном засмеялся ещё громче.
— Фан Чжоу всё ещё жив… Фан Чжоу всё ещё жив… Даже сейчас ты осмеливаешься лгать мне, что Фан Чжоу жив... Это был ты!.. — Он указал прямо на глаза Тан Лицы. — Ты положил его тело в ледяной источник, не позволил ему найти покой в смерти, ты лишил его достойного погребения, изувечил его тело, вскрыл ему грудь и вырвал сердце... С тех пор как ты ступил на пик Маоя, мои люди обыскали твоё имение. Конечно же, они нашли тело Фан Чжоу. Я был тем, кто похоронил его, кто установил ему надгробие. А теперь ты смеешь утверждать, что он всё ещё жив — кого ты думаешь обмануть?
— Ты!.. — Тан Лицы резко схватился за живот, его внезапно пронзила острая боль. Лицо мгновенно побледнело до призрачного оттенка.
Человек в чёрном, прижав к себе Фэнфэна левой рукой, сопровождая слова резким аккордом на пипе, объявил:
— Разыгранный спектакль окончен. Больше никаких слов. Звук моей пипы перерезал канат, по которому ты перешёл. Сегодня все во Дворце Билуо погибнут, кроме тебя. Давай, действуй!
— Где ты его похоронил? — Тан Лицы поднял левый рукав, и его обычно спокойное и утончённое лицо исказилось в яростной, угрожающей гримасе. Его красивые глаза теперь казались демоническими, полными кровавых прожилок, а зрачки угрожающе потемнели.
— Победи меня сегодня, и я скажу тебе, — человек в чёрном тихо усмехнулся. — Какой ироничный поворот судьбы, ха-ха-ха...
— Люй Янь! Сегодня ночью ты увидишь, что я всё ещё остаюсь сильнейшим среди нас четверых!.. — Лицо Тан Лицы было призрачно-бледным, и он держал в руке половину бронзовой флейты, направляя её к земле. — Я найду способ спасти тебя и решительно спасу его тоже!
Человек в чёрном взмахнул своей пипой, заставляя снег на большом камне взорваться и превратиться в яростный водопад снежинок. Тан Лицы поднял свою сломанную флейту, издавая серию пронзительных и зловещих нот, и бросился вперёд, целясь прямо в глаза Люй Яня!