У церковного забора, в десяти шагах от храма, в семи метрах от паперти, большое скопление «колесниц».
Худосочный поп, престарелый иеромонах Феопрепий, Боголеп по-нашему, радостно встречал разодетых, солидных и респектабельных господ, выходивших из автомобилей.
Один мордатый обладатель иномарки долго пересчитывал купюры, перекладывая из руки в руку. Сидел и перелистывал. Переворачивал. Складывал, опрокидывая с рубашки на лицо. За пятихатками клал тысячи. За тысячами - пятитысячные…
– Скажи-ка, святой отец, как бы мне машинку осветить?
– Не «дорос» я ещё до «святого отца». Не удался. Ни лицом, ни ростом, ни умом, ни чином, ни рылом не вышел! А обращайся ко мне лучше попросту: батюшка, отец. Отче – это уж в крайности. Ну а касательно «машинки», скажу прямо, она у тебя, мил человек, и так под светом солнечным вся блестит и сверкает. Зачем на неё ещё светить чем-то?
– Да я не про свет! Я это, про коротенькую молитвочку, кадилом помахать, побрызгать. То да сё. Чтобы ездил и не ломался…
– Поб