Наверняка он все уже знает. Не может не знать! – лихорадочно думала Вика.
Она спускалась по лестнице - широкой и помпезной, как в любом уважающем себя пятизвездочном отеле.
На ней было длинное летнее платье с открытой спиной. Подол платья касался пола. Она успела принять ванну, вздремнуть и чувствовала себя намного бодрее, чем утром.
Патрик встретил ее восхищенным, но каким-то удивленным взглядом.
- Wow! Ты очень высокая и красивая! - он широко улыбался ей своей по-детски обаятельной улыбкой.
Боже, он все еще ничего не знает обо мне и Этьене! – догадалась Вика.
Его незнание растягивало ее муки ожидания расплаты. Но ей дали отсрочку. И она невольно вздохнула с малодушным облегчением.
Сам Патрик был в светлых брюках и синей рубашке поло, в белых мокасинах с коралловыми полосками. Он выглядел довольно неформально для намечающегося торжественного вечера.
- Я наверно слишком разодета для ужина? – спросила Вика, намекая скорее на недостаточность его экипировки, нежели избыточность своей.
- Так ужин в отеле отменился. Ты не знала? - удивился Патрик. – Все встречаются в баре на пляже. Я же говорил тебе вчера.
Видимо, в силу своего состояния Вика вчера не придала значения его словам.
- Мне переодеться? - спросила она упавшим голосом, представив, как нелепо будет выглядеть на каблуках и в волочащемся по песку платье у пляжного бара.
Но тут же поймала себя на мысли, что ей нестерпимо хочется, чтобы Этьен сегодня увидел ее именно такой.
- Останься в этом платье. - предложил Патрик. - Ты выглядишь как цветок… хотя и возможно слишком роскошный.
Вика на высоких каблуках по асфальтовой дорожке вдоль пляжа, а за ней ползли взгляды. Любопытные, восхищенные, недоумевающие. Вика была королевой взглядов. Она ощущала их голой кожей спины.
Все гости знали о произошедшем вчера. Не знал только Патрик. Ему не говорили. Его щадили.
В душе Вики нарастала тревога.
Они с Патриком переходили от одной компании к другой. Всем улыбались, им улыбались в ответ. Кажется, ничего не изменилось со вчерашнего дня. Все та же фарфоровая доброжелательность лиц, кажущиеся искренними улыбки. Вике даже на какой-то момент показалось, что никто ничего не знает, и она все себе придумала.
Патрик сказал, что ему нужно отлучиться, и Вика осталась ждать его у бара. Она была рада возможности остаться одной и оглядеться в поисках Этьена. Но его нигде не было.
- Привет! – подойдя, сказал писклявым голосом рыжий адвокат их Лондона.
Адвокат был низкого роста - едва доставал Вике до плеча, с короткими тонкими пальчиками рук.
Он не стеснялся плотоядно на нее смотреть. Но смотрел не как русский, а как мужчина любой национальности, имеющий причины так обнаглеть. Вика поняла, что она ничего не придумала себе: все знают и все обсуждают ее поступок.
- Я планирую в Москву в сентябре. Можем встретиться и развлечься, - говорил он, как-то противно подергивая бровями. – Можно тебе позвонить?
- Вряд ли, - рассеянно отвечала Вика, глядя по сторонам в поисках уже теперь хотя бы Патрика.
- Тогда давай подружимся на Facebook. У тебя есть профайл на Facebook?
- Да, - отвечала Вика машинально, наблюдая как быстрыми мелкими пальцами адвокат находит ее в сети и добавляет в друзья.
- Покажешь мне Москву? – продолжал он, развязно улыбаясь.
- Если получится - покажу, - Вика пыталась быть вежливой изо всех сил.
Она искала глазами Патрика. Да где же он?! Казалось неприятие, осуждение и нездоровое к ней любопытство опутывают ее словно паутина, парализуя и лишая воли. Она сжималась от каждого взгляда, от каждой улыбки.
- Почему не пьешь Мартини? – спросил адвокат, пододвигая ей высокий бокал с бледной плавающей в нем оливкой.
Он поднял свой бокал, предлагая чокнуться. Вике не хотелось с ним пить, но состояние было настолько нервозным, что она осушила разом весь бокал, чем ободрила своего поклонника.
Короткая фигура приблизилась к ней, пальчики схватили за талию.
- Ты говорила, что тоже заканчивала юридический факультет? Мы с тобой коллеги, у нас много с тобой общего…
И тут Вика увидела Патрика. Он целенаправленно куда-то шел. С облегчением оторвавшись от барной стойки, не попрощавшись с адвокатом, Вика бросилась за ним.
Идя за Патриком, она окликнула его по имени. Он не повернулся. Она еще раз его окликнула, но он шел дальше.
Вика догнала Патрика, прикоснулась к локтю, и тут же отпрянула. Он развернулся так стремительно, словно хотел ударить.
Его глаза походили на выжженное поле. Вика все поняла. Отступила на шаг назад, не решаясь что-то сказать.
Патрик смотрел отсутствующим больным взглядом. Она видела каких усилий ему стоило собраться, чтобы сказать ей пару слов.
- Мне нужно побыть одному. Я не могу сейчас быть с тобой.
- Конечно! – поспешно ответила Вика уже его спине, удаляющейся от нее.
«Мне жаль … мне жаль … мне жаль» - повторяла она мысленно, замерев в оцепенении. И снова со всех сторон к ней подползали взгляды.
Вика обманывала себя. В глубине души она знала, что ей не жаль. Жалко - да. Жалко Патрика. Жалко себя. Но она ни о чём не сожалела. По крайне мере ни о чем из того, что зависело от нее.
***
И тут она увидела Этьена. Он шел прямо ей навстречу. Они шли друг другу навстречу. Одновременно остановившись, улыбнулись друг другу.
- Привет!
- Привет!
- Отойдем к бару, - предложил Этьен.
Все крутилось вокруг того же бара, у которого они остановились под сопровождающие их взгляды. Пообщаться без взглядов у них шанса не было.
- Когда улетаешь?
- Завтра вечером, - ответила Вика. - Ты кажется сегодня?
- Да … ночью.
Повисла пауза. Нужно было о чем-то говорить. Они стояли на том же месте, где так легко вчера разговорились. Снова вдвоем. Но сегодня в отличие от вчера слова имели значение.
Этьен сильно нервничал. Но нервничал не так как Вика. Хотя он и смотрел на нее, казалось, что он не с ней. Что он смотрит сквозь нее – на тех, кто за спиной, и кто смотрит на них.
Ему было стыдно за свой поступок. Ему было стыдно за Вику. Ему было стыдно за их прощание.
Вика тоже нервничала. Пауки, натыкаясь, наползая друг на друга, кишели на ее голой спине. Но она видела только Этьена. Ей тоже было стыдно. Но стыдно из-за того, что он стыдится её.
Говорил Этьен, Вика слушала, смотрела ему в глаза и… ничего не чувствовала. Как после оглушительного удара. Она знала, что боль придет позже.
- Я сожалею о том, что вчера произошло… Патрик мой друг… пусть и не близкий… мы с тобой мало знакомы… ты живешь в России… все очень сложно… не думаю, что у нас могло бы что-то получиться…
Он сожалеет! Он и не догадывался сколько жестокости в его словах. Он не хотел иметь сложностей. Он не хотел ее настолько, чтобы иметь сложности.
«А я бы сделала все снова. Я бы снова с тобой разговаривала у бара, снова снимала бы туфли и сидела рядом, снова бы целовалась у озера на виду у гостей. Снова и снова …»
Этьен был такой же, как она - в постоянном поиске, заменившим ему счастье. Они действительно были одной породы.
Но Вика была не та, кого он искал. Если он вообще знал кого ищет.
- Я буду помнить тебя, - он взглянул на мгновение теми пронзительно-травяного цвета глазами, которые были у него, когда он остановил её взглядом.
Через секунду глаза снова стали светлыми и почти прозрачными, словно крыло летающего насекомого – мухи или стрекозы, не имеющего своего цвета и принимающего оттенки отражающихся в них предметов.
- Я всегда буду помнить тебя, - повторил он, уже забывая.
***
Она молилась, стоя на горе.
Душа кричала так громко, что ее крик было невозможно не услышать. И Бог появился.
Он вышел откуда-то из-за заснеженной вершины. Бог оказался таким, каким она его представляла в детстве: седой, в длинной белой рубахе до пят, в руках посох, брови мохнаты и покрыты густым серебристым инеем.
Она видела, что Бог в преклонном возрасте, что у него значительное выражение лица, но разглядеть черты было совершенно невозможно из-за сильного ветра со снегом. Бог поднимал посох и что-то говорил, обращаясь к ней по-английски.
- Что??? – переспросила она его по-русски, перекрикивая шум ветра.
- Вы будете рыбу или мясо? – смущенно улыбаясь, повторил приятным голосом стюард-француз.
- Рыбу, - ответила Вика машинально, распахнув глаза и выпрямившись в кресле. Стюард снова улыбнулся и поставил на выдвижной столик корытце с набором самолетной еды.
Через несколько дней придет письмо от Патрика. Вика ждала этого письма, как ждут приговора, зачитываемого в конце процесса. Приговора, где обвиняемый виновен во всем.
Она щелчком нажала кнопку «ввод». Письмо открылось.
Она читала слова, глотая окончания и перескакивая со строки на строку, возвращаясь к пропущенным строкам, и снова перескакивая. Она искала в них гнев Нарцисса, сброшенного с пьедестала. Искала желчь и ненависть. Искала хлестких ударов и справедливых обличений.
Ее заранее страшили слова, выбранные Патриком, чтобы обличить ее. Она чувствовала его способность отыскать такие слова. Слова, которые она знала и сама, но которые не существовали до тех пор, пока не высказаны.
Страх линчевания был невыносим. И хотя Патрик имел на это право, Вика чувствовала к нему почти физическое отвращение за то, что он этим правом владеет.
Но обвинений в письме никаких не было.
Скорее тут были признания. Патрик писал о том, как он узнал о произошедшем, не осуждая поступок Вики, а лишь говоря о своих чувствах.
Ему рассказала обо всем женщина с рыбьими губами из той компании гостей, ставшими свидетелями их «интимного общения». Так она это сообщила Патрику. Вике представилось как кривя полные морщинистые губы, она произносит эти слова.
Патрик не искал виноватых и не обвинял ее. Он прошел все стадии, которые проходит человек, переживший предательство. И это уже была стадия смирения. Он словно писал письмо не Вике, а самому себе.
Так прощают того, кого больше нет. Прощают и живут дальше.
«Верил», «ты много для меня значила», «но я ошибся», «тебе тоже было нелегко».
Из-за ровного тона письма, каждый абзац полыхал Вике в лицо таким жаром, что горячо становилось не только коже, но и глазам. И она вновь, как тогда перед Патриком, закрыла лицо руками, не в силах вынести захлестнувшего волной стыда. Она заслонилась руками как щитом от его благородства, которое он сумел проявить, возвысившись над предательством.
Благородство человека, которого благородством не наделяешь, бьет сильнее, чем ожидаемая от него низость. Поэтому что от благородства нет защиты.
Патрик закончил достойно. Достойно швейцарца. Достойно мужчины.
***
Через пару дней Вика встретила на улице Кристину.
Ту самую Кристину, с которой познакомилась на годовщине свадьбы общих друзей на озере Гарда. Вика не сразу ее узнала: все та же горбинка на носу, серые умные глаза, сухая худоба.
Но что-то изменилось в ней. Что-то сделало ее другим человеком.
Из голоса ушли металлические нотки, короткие волосы из гладких превратились в волнистые, черты лица смягчились и расслабились, словно с лица ушла судорога, делающая его напряженным.
- Меня сняли с поста директора около года назад, - беззаботно сказала Кристина. – Я два месяца не выходила из дома, почти не вставала с постели – казалось, моя жизнь начисто лишилась смысла. Меня растоптали, унизили… А потом - кажется это был понедельник новой рабочей недели... я вышла из подъезда, пошла в продуктовый магазин, повернула за угол и …увидела небо.
- Небо? - переспросила Вика.
- Да, небо. Я увидела его впервые за многие годы. У меня не было необходимости смотреть на него с заднего сиденье автомобиля с темными стеклами, с экраном ноутбука перед глазами. К тому же я постоянно с кем-то говорила по телефону, а если не говорила, то думала о том, с кем нужно поговорить…
Речь Кристины журчала, как живой ручей, дополняемая смягченной улыбкой. Вика слушала ее и думала о том, что и не подозревала сколько в Кристине нежности. Да и сама Кристина скорее всего не подозревала…
- Ладно, пойду. Нужно готовить ужин к приходу мужа с работы, - спохватилась Кристина. – Он работал в отделе информационных технологий в той же компании, где и я. Мы с ним встречались в служебных коридорах каждый день. А я даже не могла вспомнить как его зовут. Но полгода назад мы встретились случайно в кинотеатре. Он был один, я тоже…
Улыбнувшись своей новой улыбкой, она помахала на прощание рукой. И тут Вика поняла, что в ней изменилось. Кристина стала обычной женщиной.