оглавление канала, часть 1-я
Раздумывала я не долее секунды. Собственно, даже и раздумывать не пришлось. Мозг словно замерз на какое-то время, будто мне вообще нечем было думать. Внутри все захолодело, скрутившись в тугой ледяной ком. И это было не воздействие извне. Так реагировала моя нервная система на все происходящее. Если впереди ждала какая-то опасность, мои инстинкты мне мигали, словно заклинивший светофор, а сейчас… В общем, все было понятно. Впереди не просто была опасность, я уже была внутри нее. И поэтому, мне хотелось немедленно, в эту же самую минуту, превратиться, то ли в страуса, засунув голову поглубже в песок, то ли, в змею, свернувшись тугим кольцом, приняв «температуру» окружающей среды. Другими словами, разум мой умолк. И я тешила надежду, что не навсегда. Подчиняясь чему-то непонятному, я, поднявшись с земли, сделала несколько маленьких шагов по направлению к распахнутому проему двери, в котором стоял старик. Губы его слегка улыбались, когда как взгляд был холодным и каким-то отстраненным, если не сказать, пустым. И это несоответствие в его мимике, пугало меня еще больше. Обычно, когда ты впервые встречаешь какого-нибудь человека, ты оцениваешь его по облику, мимике лица, осанке. То есть, когда ты видишь на его лице улыбку, ты подсознательно расслабляешься, понимая, что перед тобой доброжелательный человек, которого не стоит опасаться. Так вот улыбка этого старика была именно такой, немного добродушно-снисходительной и вполне дружеской, а вот взгляд… Там было… Мне было даже трудно определить. Не презрение, не жесткость или злоба. Там было гораздо худшее. Там была холодная, отстраненная и безликая пустота, от которой хотелось бежать как можно быстрее и дальше. Но я делала шаг за шагом по направлению к нему, словно загипнотизированный кролик, идущий в пасть к удаву. Хотя, я могла бы поклясться, что с его стороны не было никакого гипноза или даже попытки проникнуть в мои мысли. Я все делала сама, подчиняясь собственным, уже мне непонятным и неконтролируемым инстинктам.
Я сделала следующий шаг. Он слегка отступил внутрь своего жилища, уступая мне дорогу, и я оказалась внутри. А у меня в голове в этот момент вдруг возник образ глупого мышонка, который сам забежал в клетку-ловушку. Невольно я поморщилась от собственных сравнительных образов. Что за глупости мне лезут в голову! То какие-то кролики, теперь вот, мыши! Я не кролик и не мышь! В голове прошелестело: «А кто ты? Кто ты, на самом деле, Анна?» И это, опять же, не был голос извне. Это мое второе «я» проснулось, совершенно не ко времени начав философствовать. Я еще сделала несколько небольших шагов, и старик за моей спиной закрыл дверь. В голове опять прошелестело: «Все… Возврата не будет…» А я сцепила зубы, чтобы не закричать от нахлынувшей безысходности и страха.
Старик, нисколько не обращая внимание на мою некоторую заторможенность (точнее сказать, замороженность), легко опираясь на посох, прошел мимо меня и уселся в большое кресло, стоявшее в углу. Я короткими порциями выдохнув воздух, могла теперь осмотреться. Это была довольно большая комната. Как я поняла, выдолблена она была прямо в скале. Но потолки были довольно высокими. Никакого искусственного освещения я пока не заметила. Свет пробивался извне сквозь маленькие окна-бойницы. Я почему-то подумала, что зимой здесь должно быть не очень жарко. Старик молчал, давая мне время оглядеться. Мне следовало проявить здоровое любопытство, если я хотела сохранить образ наивной дурочки. Впрочем, оно и так у меня зашкаливало. Не каждый день мне приходилось бывать в подобных местах.
Убранство этой комнаты было довольно аскетичным, но уж точно не убогим. Большой тяжелый стол из полированного камня, занимал правый угол комнаты. Возле него, с двух сторон были лавки, из той же породы темного камня, сделанные явно рукой мастера. Поверх лежали шкуры каких-то животных с пушистым серым мехом, в которых я тоже не особо разбиралась. Ножки, как у стола, так и у скамей, искусно изображали лапы не то какой-то птицы, не то, какого-то зверя. Разглядывать подробнее я сочла невежливым по отношению к хозяину. Пускай он и темный, но на мое-то воспитание мама с дедом положили немало сил и терпения. Так что, он – это он, а я – это я. Впрочем, упрекнуть старика в невоспитанности у меня повода пока не было. Итак…
Недалеко от стола стоял огромный, до самого потолка, деревяный шкаф, за стеклянными дверцами которого были видны корешки толстенных фолиантов, и я готова была слопать собственный ботинок, если это были произведения Льва Толстого или Джека Лондона. В левом углу, там, где стояло кресло хозяина, разинул огромную пасть камин с остатками недавно сгоревших дров. И сейчас еще из-под слоя пепла можно было увидеть рдеющие угли. Камин, в отличие от мебели, был сделан очень грубо, без особого изыска, словно выдолблен в спешке кайлом. Рядом с камином лежала огромная, просто невообразимо громадная шкура неведомого мне животного, с очень густым и длинным серо-белым мехом. Я не представляла, какого размера должно было быть животное, которое вынудили отдать свою кожу для этой цели, да и существует ли такое вообще на нашей планете я была не уверена. Почему-то, глядя на этот густой мех, мне сделалось не по себе. Это не укрылось от внимательных глаз хозяина. Правда, он не выразил своих эмоций словами. Просто его губы чуть больше растянулись в улыбки, да его невозможные глаза чуть сощурились. А я сделала вид, что не обратила на это внимания, продолжая осматривать его жилище (если это вообще было жилищем, а не какой-нибудь конторой, к примеру). Его кресло стояло на краю этого мехового ковра, а недалеко стоял стул, чуть поменьше размером, но тоже вполне впечатляющий, в основном, тем мастерством, с которым он был изготовлен. Из комнаты, вглубь, вели еще два проема. Куда они вели, я даже не пыталась предположить. Но ломать над этим голову не стала. Пока мне это было ни к чему. Слово «пока» меня в этой ситуации не очень обнадеживало, но я отбросила эти мысли подальше, продолжая осмотр. Ни свечей, ни каких-нибудь лампочек я здесь не углядела. Интересно, а когда на дворе ночь, он как тут живет, без света-то? Но это тоже было, как говорится, делом десятым.
Весь этот осмотр, на самом деле, не занял у меня и пяти минут. Заметив, что я уже не кручу головой по сторонам, старик, указав рукой на стул, сказал, стараясь изобразить добродушного хозяина:
- Присаживайся… Поговорим…
Получилось у него, скорее, угрожающе, чем добродушно. И он сам это почувствовал, и попробовал разбавить свои слова мягкой улыбкой. В этот раз у него вышло лучше, и я робко улыбнулась ему в ответ. Но у меня сразу же возникла проблема. Ни при каких обстоятельствах и ни за что, я не хотела ступать на эту шкуру ногой. Не знаю, почему. Словно… Я опасалась, что она меня укусит? Нет. Я вообще не одобряла людей, подстилающих себе под ноги шкуры живых существ. Мне казалось, это было сродни кощунству. Шубы из этих самых шкур – еще куда ни шло. Вроде бы, вынужденная мера, также как и убийство животных ради мяса. Мы хотим жить и не возьмем больше, чем того требует необходимость. Что-то в этом духе, а вот топтать ногами… Но тут присутствовало что-то совсем другое, и я не могла себе объяснить, что именно. Вечно топтаться и говорить классическую фразу «спасибо, я пешком постою», было как-то глупо. И я поступила по-другому. Обойдя по краю этот, так пугающий меня мех, я, ухватившись обеими руками, переволокла стул на каменный пол рядом, и только потом уселась на него. Объяснять свой поступок не стала. Старик только хмыкнул, глядя на мои старания, но тоже от комментариев удержался. Вот и правильно! Все равно, я объяснять ему ничего не собиралась тем более, что сама себе объяснить этого поступка пока не могла.
Усевшись поудобнее, я не стала дожидаться от него вопросов, а задала свой.
- Вы кто?
Возможно, с моей стороны это было не очень вежливо, но я считала, что после всего, что со мной произошло за последние сутки, полагаю, не без его участия, я имела на это полное право. Старик усмехнулся в усы, и ответил с легким прищуром своих жутких глаз, в которые я предпочитала не смотреть.
- Хороший вопрос… Я тебе отвечу на него, если ты сможешь сказать про себя, кто ты? – Увидев, как я слегка нахмурившись, собралась ему ответить, он замахал рукой, продолжая улыбаться: - Нет, нет… Не то, что ты девушка и зовут тебя Анна. Более глубоко, более существенно. Кто ты? Кто ты в этом мире, в этой жизни? Кем ты себя считаешь и кто ты есть на самом деле, обычно – это две разные вещи. – Я нахмурилась еще сильнее и захлопнула рот, пытаясь понять, чего он добивается. Видя мое некоторое замешательство, он опять хмыкнул: - Ладно… Оставим это. Это долгий и серьезный разговор и, как я вижу, ты к нему пока еще не готова. К твоему утешению могу сказать, что я встречал очень мало людей, которые могли бы ответить на этот вопрос исчерпывающую правду. Но я полагаю, ты хотела узнать более простые вещи. Например, как меня зовут, да? – Я молча кивнула. А он, продолжая едва заметно улыбаться, продолжил: - Да будет тебе известно, что истинное имя таит в себе великую силу. И если ее доверить не тому, то можно не избежать больших бед. Поэтому, уж извини, но его я тебе тоже не открою. Для всех, кто меня здесь знает, я Иршад. И ты можешь меня называть так же. Я возглавляю… э-э-э… небольшую научную экспедицию, если это можно так назвать. Наш лагерь ты уже видела. О подробных целях этой… экспедиции позволь мне пока умолчать. Но вот о той конкретной задаче, которую нам предстоит решить вместе с тобой, ты уже знаешь. – Он внимательно посмотрел на меня, и я невольно поймала этот его взгляд. В тот же момент, у меня по спине поползли мурашки, и появилось ощущение, что в мою голову, в мой мозг вползают какие-то щупальца. Вползают украдкой, проникая безо всякого нажима и усилий, сквозь малейшие щелочки внешней защиты моего разума. Инстинкт сработал мгновенно. В памяти промелькнуло все, встречи с друзьями, походы в кино, экзамены, поход за урюком в это, чтоб ему…, урочище, странное свечение, столб энергии, возникший при моем прикосновении к камню, в общем, все то, что было моей жизнью в последнее время. Но в этой «верхней» памяти не было ни историй моего деда, ни фиолетового мира, ни встречи с Койдой. Нюська, собрав все эти «запретные» воспоминания заперлась наглухо в той, внутренней, стальной крепости, которую я с такими усилиями создавала все последние сутки. А здесь, «наверху» осталась Анна, со всеми своими недоумениями, удивлениями и страхами.
Касания «щупалец» к моему разуму были легкими, почти незаметными, не причиняющими боль или другие неудобства. Их почти было невозможно почувствовать. И я оставалась для их поиска Анной, просто Анной, для которой, все, что она видела или слышала за последнее время было непонятно и удивительно. Все это, с позволения сказать, «сканирование», длилось в реальном времени недолго, может минуту, может две. Но сейчас для меня само понятие «время» имело совершенно другой смысл и счет. Поэтому для Нюськи, не для Анны, это длилось никак не меньше нескольких часов. Шутка ли, перелопатить всю свою жизнь, просеянную сквозь «сито» ограничений, за такой короткий период под испытывающим взглядом этого странного, и, уверена, очень опасного человека!
Он с каким-то облегчением выдохнул, опять улыбнулся и откинулся на спинку своего кресла. Голос его звучал понимающе, и даже несколько снисходительно, когда он проговорил:
- Ты боишься… - Это снова была констатация, а вовсе не вопрос. – Это понятно… Тем более, мои подчиненные, увы, не отличаются особой деликатностью. Уж прости… Но, тебе нечего бояться, поверь мне. – Он вложил в свои слова такую силу внушений, что все во мне содрогнулось. Еще немного, и я со слезами благодарности и словами признательности, за то, что он меня, ничтожную человеческую козявку, осчастливил своим вниманием, кинусь ему на шею. Именно таков был его посыл. Но я сумела сдержаться. Просто сидела и жалобно смотрела на него глазами полными благодарного внимания, не забывая при этом часто-часто хлопать ресницами, чтобы немного выжать, нет, не слезу, а ее, так сказать, преддверие.