Как я писал в прошлой статье, в школе мне досталась параллель шестых классов.
И конечно, как и у большинства молодых преподавателей обычных школ, на первый план у меня вышли вопросы, связанные с дисциплиной на уроках.
Тяжелее всего было с 6Б классом, в котором была группа активных хулиганистых парней.
И как минимум раз в неделю с ними случались разные происшествия на занятиях.
Особенно выделялся своим поведением мальчик Илья (имя я, как всегда, изменил).
Его невозможно было не заметить в классе.
Он был на голову выше остальных учеников, но при этом был сильно худощавым.
Говорил мало, но громко. Скорее его речь была похожа на последовательные вскрикивания.
На всё это наслаивались дефекты речи, из-за чего не всегда удавалось понять, что он говорит.
Друзей среди одноклассников у него не было. Его побаивались и старались не заводить с ним близкого знакомства.
Он единственный сидел на задней парте без соседа, т.к. остальные школьники просто отказывались сидеть с ним рядом.
Нет особого смысла описывать, как именно происходили срывы уроков из-за неадекватного поведения Ильи.
Думаю, те преподаватели, кто работал в обычных школах не с отобранными детьми, понимают, о какой категории учеников идёт речь.
Уже после второй недели занятий я стал обращаться к коллегам с вопросами: «Что это такое? Как работать, когда я по 15-20 минут пытаюсь утихомирить разбушевавшийся класс, который пошёл в разнос из-за очередной дичи от Ильи?».
Кто-то из коллег просто говорил, что может только посочувствовать.
Кто-то рекомендовал быть с ними построже. Кажется, этот совет без разбора пихают вообще всем молодым преподавателям.
Кто-то советовал дождаться классного руководителя и расспросить у неё все подробности. Она была на больничном и пока была недоступна.
Были и те, кто кто делился своими наблюдениями и опытом работы с Ильёй в начальной и средней школе.
От них я узнал про этого мальчика чуть больше.
Илья был на год старше других детей в параллели.
Не помню точно, почему именно так вышло: то ли просто позже пошёл в школу, то ли оставался на второй год.
Друзья у него всё же были, но они были в 8 классе. Причём он быстро заводился, когда кто-то про них говорил что-то плохое. Легко догадаться, что эти самые друзья тоже были проблемными учениками.
Насчёт наличия диагнозов мнения педагогов расходились.
Кто-то был уверен в их наличии. Кто-то утверждал, что он в целом нормальный ученик, просто педагогически запущенный. В любом случае какие-либо подтверждающие медицинские документы семья не предоставляла.
Про семью тоже было мало информации. Говорили, что у него отец-алкоголик. А может и вовсе нет отца, а есть отчим.
Но все коллеги сходились в одном – в семье родителям до него нет никакого дела.
Тем более было достоверно известно, что несколько лет назад у него родился братик.
Школьная психолог под это дело даже подвела какую-то базу. Что, мол, в их семье три брата, а Илья среди них – средний. Старшему раньше доставалось всё внимание как первенцу, сейчас же родители заняты младшим. В итоге средний сын катастрофически обделён родительской заботой.
Про маму тоже не было информации.
Коллеги просто рекомендовали с ней не связываться.
Однажды я всё-таки проигнорировал этот совет. После череды сорванных уроков попросил через классную с ней созвониться и поговорить.
В итоге она меня просто обматерила по телефону, обвинив в том, что я не ставлю оценки в дневник (а куда? он ведь его не носит...), что я не вижу таланта её сына и недооцениваю его (так он в классе ничего не делает...). И в добавок в конце разговора она на всякий случай зачем-то пригрозила письмами в МинОбр, губернатору и мэру.
Каждый год Илью пытались перевести в спецшколу. И каждый раз матери со скандалом удавалось оставлять его в этой школе.
Как ни странно, из всей семьи наилучший контакт был со старшим братом Ильи. Тот окончил эту же школу пару лет назад. По словам коллег, он тоже на уроках давал жару, но после поступления в техникум как-то повзрослел и стал более спокойным. Учителя отчасти надеялись, что что-то подобное произойдёт и с Ильёй.
Поэтому во времена особенного обострения и жести в школу вызывали именно старшего брата. И тот дома особыми братскими подзатыльниками объяснял младшему, что нужно учиться и хорошо вести себя на занятиях. На одну-две недели такой воспитательной меры хватало.
Было несколько учителей, к которым Илья нормально относился и вёл себя с ними более-менее нормально.
Так как физкультура была его любимым предметом, то он уважал учителя физкультуры. Коллеги говорили, что если Илье пригрозить, что за плохое поведение они пожалуются на него физруку и тот не разрешит ему играть в футбол после занятий, то Илья на некоторое время успокаивался.
Он тепло общался со своей бывшей учительницей из начальной школы. Ещё хорошо относился к классной.
Но самый главный авторитет в школе для Ильи был, конечно, директор.
В целом общий настрой учителей был такой: «Роман Николаевич, вы же понимаете, что и вы, и мы здесь бессильны...»
Лично для меня, помимо стандартных срывов занятий, Илья запомнился несколькими эпизодами.
Во-первых, с его подачи большинство детей с 5 по 7 класс стали есть мел.
Сначала я думал, что Илья ворует мелки, чтобы рисовать что-то на асфальте. Даже иногда сам давал ему маленькие кусочки. А он, оказывается, на переменах втихую его ел.
Другие дети, видя что кто-то с аппетитом хрустит мелом, тоже решили попробовать. И им почему-то понравилось.
Странное увлечение стало повальным среди учеников.
Коллеги грустно шутили: «Это им кальция не хватает». Другие добавляли: «И мозгов...»
Эту моду не получалось побороть до тех пор пор, пока учитель географии в шутку не спросила учеников про то, какой мел самый вкусный. И дети ей честно всё рассказали. Но самое главное, они рассказали, какой мел самый невкусный.
В итоге учителя стали использовать именно этот «невкусный» сорт.
Так эта меловая эпидемия сошла на нет.
Правда, Илья всё так же продолжал изредка есть даже этот мел.
Второй эпизод мне запомнился тем, что был связан непосредственно с математикой.
Я как-то написал на доске задание для всего класса на преобразование числовых выражений. Ученики спокойно переписывали и решали примеры, а Илья как обычно ничего не делал.
И вдруг он внезапно вскочил, выбежал к доске, сократил несколько дробей и ...убежал из кабинета.
Меня тогда больше поразило не столько то, что он убежал из класса. Это периодически он делал и у меня, и у других преподавателей.
Больше меня удивило то, что он сократил всё правильно.
Но это был какой-то разовый проблеск, в целом его знания остались где-то на уровне 3-4 класса.
И, наконец, однажды в середине года он подбежал ко мне и подарил шоколадную конфету. За всё время работы в этой школе ни до ни после я не получал от учеников такие спонтанные подарки, кроме формальных на 1 сентября, День Учителя, НГ и 23 февраля.
В тот момент я растерялся и даже не знал как поступить: взять эту конфету или придумать предлог, чтобы как-то оставить её ученику.
Дальше будет понятно, почему я колебался.
Итак, думаю, общий контекст понятен.
Теперь сама история, которая в дальнейшем повлияла на некоторые аспекты моего преподавания, в том числе и как репетитора.
Больше всего об Илье и о том, как с ним работать, могла рассказать классная руководитель.
Она вышла с больничного примерно через месяц после начала учебного года.
Правда, она ещё две недели бегала в мыле, разруливая все вопросы, которые накопились за время её отсутствия.
Когда же мне удалось её поймать, она ничего конкретного не стала говорить, а лишь спросила: «А вы не обратили внимания, какие по счёту уроки он у вас срывает, а какие нет?».
И ведь правда. В зависимости от того, каким уроком стояла математика, менялось и поведение Ильи. Схожее происходило и на других предметах.
На первом уроке он, видимо, был ещё сонный, поэтому занятие могло пройти в целом по плану.
На втором уроке уже начинались волнения, но в рамках относительной нормы.
Жесть начиналась на третьем и особенно на четвёртом уроке.
На этом самом четвёртом уроке он мог внезапно начать выть, задирать других учеников, спонтанно ругаться. Иногда он не дожидался конца занятия и за 5-10 минут до звонка просто убегал в коридор.
Бывало, что урок проходил спокойно, но лишь в тех случая, когда Илья говорил, что его тошнит и он ничего не может делать. На предложение обратиться к школьной медсестре, он неизменно говорил, что она не поможет.
При этом на пятом занятии всё было нормально. Он даже мог достать тетрадь и что-то в ней успеть написать.
А когда приходил на дополнительные занятия, которые я организовал, чтобы закрывать пробелы по программе предыдущих классов, то он прямо старательно на них занимался. Эксцессы были, но были единичными.
Иногда после занятий он даже подходил извиняться и обещал, что завтра точно будет хорошо себя вести. Но всё равно на следующий день мог сорваться.
Когда я на очередной встрече с классной поделился своими наблюдениями про проблемы именно на четвёртом уроке, она первым делом спросила: «А вы помните, что идёт после четвёртого урока?».
Я на тот момент ещё не до конца привык к графику занятий и потому не сразу догадался.
Между четвёртым и пятым уроком в расписании была большая перемена.
А на ней все дети шли в столовую!
И классная уже подробнее рассказала, что происходит с Ильёй.
В его семье до него действительно никому не было дела. Настолько не было дела, что его в течение дня почти не кормили. Максимум с утра пара бутербродов, это в лучшем случае. А в остальное время он ходил голодный.
Единственное место, где в течение дня он успевал полноценно поесть – это школьная столовая.
Денег на неё родители, разумеется, не сдавали, поэтому это был скорее жест доброй воли от директора. Он даже попросил поваров давать Илье сразу две порции, которые тот мгновенно сметал.
Классная знала про эту ситуацию и тоже изредка его подкармливала.
Получалось, что когда я ему на занятиях втолковывал про какие-то дроби, он думал совершенно о другом...
...Если у ученика не закрыты базовые потребности, то его ничему невозможно научить.
Поэтому для успешной учёбы в школе категорически важны еда в столовой и тёплые туалеты. Именно с них всё начинается.
Как у Достоевского в «Великом инквизиторе»: «Вы сначала накормите их, а потом спрашивайте с них добродетели».
С тех пор, если ученик аномально долго не решает на занятии задачу, я как репетитор всегда вежливо уточняю у него: ел ли он сегодня, выспался или нет, как он себя чувствует в целом.
И много раз отменял уроки сам, если узнавал, что ученик голоден и не успел днём перед занятием поесть.
А если такое повторялось, то уже общался с родителями на тему переноса занятий на другое время.
Научить чему-то можно только сытого ребёнка.