В годовщину прихода Брежнева к власти опубликовал первую честь заметок, вчера - продолжение, ну а сегодня обещанный финал:
То, что генсек был неприхотлив в своих кулинарных пристрастиях и не испытывал тяги к разным там «вискарикам» и разносолам, рассказывал в одном из интервью внук генсека Андрей:
«Я вам честно скажу: конечно, была возможность доставать какие-то продукты, которых многие в то время не могли достать. Но мои родители всегда просили в разумных пределах: в основном «что-нибудь вкусненькое». Многие не верят, но я в детстве сам ходил в магазин за хлебом, молоком, творогом. Если нужно было мясо, его всегда можно было купить на рынке — средства, слава богу, позволяли. Так что мы могли пользоваться «номенклатурными благами», но никогда ими не злоупотребляли. Кстати, то же касалось и самого Леонида Ильича: никто не знал, что после работы он возвращался домой, переодевался в тренировочный костюм и на ужин больше всего любил котлеты или сосиски с макаронами. В общем, тот уровень благ ни в какое сравнение не шёл с представлениями страны о том, «как жил Брежнев» и тем, что об этом было написано впоследствии… Нам внушали, что, конечно, мы можем попросить, чтобы нам привезли колбасы или за нами заехала машина, но все это — льготы деда. Поэтому когда его не стало, не могу сказать, что мы сильно пострадали».
Но вот Юрий Чурбанов был гурманом и любил выпить-закусить с размахом.
Но у всех этих благ, как и у медалей, были оборотные стороны: Юрий Михайлович невольно оказался в орбите тайной борьбы, которую западные обозреватели с подачи польского публициста Киселевского величали «схваткой бульдогов под ковром» – зрима мощная возня и слышно свирепое рычание, но при этом не понять – кто кого за что укусил.
За 10 лет до кончины ЛИБ (в 1972) его «заклятый соратник», глава КГБ Андропов, конкурировавший с шефом МВД Щёлоковым, закончил закавказскую репетицию полицейского переворота, пристроив генерала Шеварднадзе в кресло грузинского лидера.
Ну а первым шагом в этой схеме стало назначение Алиева главой Азербайджанской ССР.
По тайному распоряжению «Шеви» (как называли Шеварднадзе западные репортёры) в республиканской «Заре Востока» опубликовали сенсационный репортаж о подпольных заводах в Абхазии. Затем, в тбилисский партийный бомонд «специально обученные люди» вбросили слухи о восьмикаратном бриллианте «царицы Виктории», жены тогдашнего грузинского вождя Василия Павловича Мжаванадзе, правившего Грузией без малого двадцать лет (20 сентября 1953 — 29 сентября 1972).
Драгоценность – в реестре Интерпола, говорили в кулуарах. Шеварднадзе отправил в Москву Андропову депешу, в которой привёл оперативные данные республиканских чекистов: «колечко» первой леди Грузии подарено ей «цеховиком» Отари Лазишвили. В результате московские чекисты взяли этого самого Отари в приёмной… Генерального прокурора СССР Романа Руденко! С коробкой, в которой были утрамбованы десять миллионов. И которая так и не попала в руки адресата.
Плюс в окрестностях Сухуми нашли тайный завод по производству оружия для криминальной советской элиты – «воров в законе». Об этом в августе 1972 года рассказали газетчики той же «Зари Востока». Волшебным образом экземпляры газеты лично получили все члены Политбюро.
Андропов уже полагал, что судьба Мжаванадзе в его руках. Однако Брежнев практиковал принцип «своих не сдаём»: Герой Социалистического Труда, первый секретарь ЦК КП Грузии получил в Москве квартиру, дачу и персональную пенсию (позднее переехал в Киев – на сестре его супруги был женат лидер УССР Пётр Ефимович Шелест).
Кстати, сама «царица Грузии» Виктория Федоровна (урожденная Терешкевич, во время ВОВ была военным врачом-хирургом) в возрасте 60 лет при загадочных обстоятельствах умерла. В том же 1982 году, что и их покровитель Леонид Ильич, и его свояк Цвигун, которого британское издание New Statesman величало наиболее вероятным преемником Андропова на посту главы КГБ.
А старинное колечко, значившееся в бумагах Интерпола, оказалось у… жены Леонида Ильича.
Для бриллиантового скандала выбрали Г.Л. Брежневу и её богемного длужка, бисексуала-авантюриста Б.И. Буряца (звали его в тусовке «Борисом Бриллиантовым», многие коллеги почему-то упорно величают его в статьях и документалках «БуряцЕ»).
Обладая инсайдерскими сведениями о предстоящих повышениях цен на ювелирные изделия, дочь Брежнева скупала всё подряд. А когда на улице Лавочкина возвели ювелирную фабрику, Галина Леонидовна стала заказывать там ожерелья и браслеты по собственным эскизам.
Её друга (но не любовника, вопреки слухам) Бориса допросили всего раз. Вскоре после того допроса «Цыган» (на самом деле молдованин, хотя кровь цыганская была) был зарезан на столе хирурга. А в том же 1982 году его просто посадили заспекуляцию, обвинения строилось на одном эпизоде, перепродаже 11 югославских дубленок (сейчас этот формат деятельности называется бизнесом).
Из уголовного дела. «Буряца Борис Иванович, 1948 г.р., уроженец ст. Малоекатерининская, Камышовахский район, Запорожская обл., молдаванин, б/п, образование высшее, военнообязанный, судим в 1982 г. по ст. 154, ч. 2 УК РСФСР (спекуляция) к 7 годам лишения свободы, прож. г. Москва, ул. Таллинская, д.5, кор.2, кв. (...). После знакомства с Г.Л. Брежневой уволился из цыганского театра «Ромэн» и устроился стажером, а затем и солистом Большого театра. После освобождения, по словам бывших сослуживцев, одевался точно так же, как и до ареста, вёл такой же образ жизни».
Ко всему прочему, Борис был тесно завязан с известной «билетной мафией» Большого театра. Билеты скупались по официальным расценкам и затем перепродавались западным туристам за $200 (это по «чёрному курсу» под тысячу рублей, почти годовая зарплата журналиста, допустим). Сам «Цыган» и его младший брат постоянно крутились в резиденции румынского посла, жена которого была цыганкой. Жил «друг Галины» в квартире на улице Чехова, рядом с Театром кукол Образцова. Борис Иванович был трижды избит, причём ни разу его при этом не ограбили, то есть акцентировался показательный характер нападений. Сам Буряца мне говорил, что за избиениями стоял мой экс-сосед Чурбанов, которого нервировала дружба его жены Галины с известным жуликом.
Из показаний экс-секретаря Ю.М. Чурбанова В.В. Шубина:
«Галина Леонидовна старалась не допустить какого-либо участия в оформлении документов на имя Чурбанова. Однажды она обнаружила, что книжка на оплату за электроэнергию выписана на фамилию Чурбанов на даче. Она устроила мне целый скандал с употреблением нецензурных слов, требуя немедленно переоформить книжку, устранить фамилию Чурбанова даже в этом ничего не значащем документе. Она не хотела допустить мысли, чтобы Чурбанов мог заиметь малейшую претензию на дачу в Жуковке, считая её своим строением и своей собственностью. Она все время твердила, что Чурбанов хочет дождаться её кончины и завладеть её имуществом и поэтому оберегала свои документы. Сам же Чурбанов болезненно относился к этим ее доводам и мне говорил в сердцах, что пусть оформляет на свое имя все, что ей вздумается».
Дочь генсека заявляла вслух (это слышали, например, в ресторане ВТО): «Фамилия моего мужа полностью соответствует его сущности. Я люблю искусство, а он – генерал».
Из воспоминаний Чурбанова:
«С братом Юрием у Гали не было близких отношений… Леонид Ильич часто упрекал его за опрометчивые поступки, за — бывало и такое — неэтичное поведение в загранпоездках. Леониду Ильичу ведь всё докладывали… Юрий работал у Патоличева — в министерстве внешней торговли. Человек слабый и безвольный, Юрий еще как-то держался, когда был торговым представителем в Швеции. Но перейдя на работу в министерство, он попал под влияние своей жены, умной и образованной женщины из Днепропетровска, и тут, в общем, не все было так, как надо. Родственники знали, что брат и сестра не находили общего языка, Галина Леонидовна вообще не могла понять, как это мужчина может находиться под пятой женщины, у нас в этом плане были другие отношения, и только сердобольная Виктория Петровна смотрела на своего сына с сочувствием».
Хочу обратить внимание на нюанс. С конца 70-х по Москве циркулировали упорные слухи, что жена Виктория Петровна – еврейка. Ну, в презумпции того, что это компрометирует лидера державы.
Тиражировали этот вброс люди Андропова, к слову. Так шеф КГБ боролся с коррупцией, по его мнению.
Я в помянутом выше ТВ-разговоре спрашивал у Андрея Юрьевича Брежнева про родословную его бабушки. В эфирную версию беседы ни вопрос, ни ответ не попали, разумеется. Внук генсека решительно и не без усмешки дезавуировал сплетни, которые явно достали все семейство.
Документалка Алексея Смаглюка «Виктория Брежнева. Жена застоя» (в рамках проекта «Кремлёвские жены») анонсировалась следующим образом:
«Во времена застоя по стране табунами ходили слухи о Брежневе. Об охоте генсека на привязанных животных, о его страсти к иностранным автомобилям, о разгуле и пьянстве, кумовстве и злоупотреблениях властью. Чуть позже главной героиней народной молвы стала дочь Галина со своими «романами, непристойным поведением и страстью к ювелирным украшениям». В стороне от громкого обсуждения и разных баек оставалась лишь Виктория Петровна — жена Леонида Ильича. Познакомились будущие супруги в 1925 году. Она была далеко не красавицей, но отличалась добрым нравом и «золотым сердцем», он же был первым балагуром Днепропетровска. Свадьба состоялась в 1928 году. Брежнев называл Викторию Витей, обожал её стряпню, был признателен за атмосферу дома и уюта, которой она его окружила, и считал её своим вторым «я». Терпеливая и скромная Виктория Петровна была хорошей домохозяйкой и «никудышней» первой леди. Она практически не ездила с Брежневым в загранпоездки, не «светилась» на людях, одевалась посредственно, подруг не имела, развлекаться не любила. Казалось бы, типичная узница кухни, создавшая в своём мире культ мужа. Глава книги Ларисы Васильевой, посвященная жене Брежнева, названа «Виктория — значит победа». Кого же победила эта женщина, достойная ордена домашней хозяйки высшей степени?».
Муж «советской принцессы» Чурбанов вспоминал и других родичей тестя:
«У Леонида Ильича был брат Яков Ильич. Металлург, крепкий и сильный человек, с хорошей закалкой.. У них была сестра — Вера Ильинична. Такая скромная, такая обаятельная женщина, такая простушка, что если и было у неё 3—4 платья, то она считала, что это очень хорошо. И такая тихоня — если приедет днём, а Леонид Ильич дома, так она вообще старалась не показываться ему на глаза. Только скажет: «Лёня, здравствуй, как ты живешь?» — «Нормально, Вера». И разошлись... Наталья Денисовна, их мать, умерла в возрасте 87 лет. Это была характерная и очень крепкая женщина, прожившая большую нелегкую жизнь. Рано потеряв мужа, она сама вырастила троих детей. Леонид Ильич был очень привязан к Наталье Денисовне. В последние годы они жили вместе, правда, потом Наталья Денисовна — уж не знаю почему — уехала к дочери. Независимо от возраста Наталья Денисовна обязательно выходила на каждый завтрак с Леонидом Ильичом. Раньше всех садилась в столовой, просматривала газеты и всегда находила в них что-то интересное, сообщая Леониду Ильичу: «Лёня, ты обязательно прочти...» Леонид Ильич торопился на работу, ему некогда, но перечить матери тоже невозможно. Леонид Ильич всегда считался с Натальей Денисовной в житейских вопросах. Она долго боролась с клинической смертью. У Натальи Денисовны было воспаление легких, оно быстро перешло в крупозное, поэтому спасти ее было совершенно невозможно. Мы знали, что она умирает, готовили себя к этому; не могу сказать, прощался ли Леонид Ильич с Натальей Денисовной в больнице, но на похороны он приехал и был с нами до конца. Мы вместе шли от ворот Новодевичьего кладбища до могилы, Леонид Ильич плакал, я его аккуратно поддерживал, за нами шли Виктория Петровна и Галина Леонидовна, а охрана стояла поодаль… Поминки были на даче, в кругу семьи, больше никто не приглашался. Леонид Ильич быстро взял себя в руки, быстро отошел от горя, хотя переживал очень тяжело. Он умел руководить своей волей и своими чувствами».
«Моя сильная сторона – это организация и психология», – утверждал генсек и доказательством сему служит известный аппаратный манёвр: Леонид Ильич вывел из Президиума ЦК КПСС политика, кто дерзнул продемонстрировать непростительный нейтралитет во время «октябрьского переворота» 1964 года – Микояна.
Удалось ему и тормознуть реформы Косыгина.
Хотя экономистам (мне академик Абалкин в начале 90-х об этом рассказывал в интервью) было очевидно – коллапс системы неизбежен.
Десятилетия спустя секретарь правления Союза кинематографистов СССР Виктор Дёмин в одном из докладов подвёл итог:
«Всесоюзная индустрия эстрады насаждала ложно-комсомольский агитпроп. «Хочешь на луну?» – «Да!». «Хочешь миллион?» – «Нет!». И, действительно, с миллионом в наших условиях мороки не оберешься. А тут беззащитная скрипка выводила: «Не прекращайте стараний, маэстро, не отрывайте ладоней от лба». Здесь, как и в случае с Михаилом Жванецким, победила магнитофонная самодеятельность. Могло ли быть иначе, если за неё стояла общественная потребность, а против – горстка зазнавшихся прапорщиков от культуры, уверенных, что только они знают, как ходить в ногу? А, впрочем, почему не могло быть иначе? Найди эти люди высокопоставленного заступника и вот, глядишь, будет объявлено, что «наше» кончается в таком-то пункте, а дальше идет все сплошь «не наше», пожалуй, что попадающее под статью 1901 УК РСФСР – распространение измышлений, хотя и без цели подрыва Советской власти, но вполне достаточных для лечения в холодной. Страшно подумать о необратимых последствиях, пойди мы дальше по этому пути. Больное общество, для сокрытия своих болячек говорящее на двух языках: официальным языком липовых реляций и тайным».
СССР при Л.И. Брежневе.
Одно из лучших (если не самое лучшее) в мире школьное образование, мощнейшая продвинутая наука, грамотно выстроенный ВПК – всё это было угроблено вязкой инерцией, неспособностью маневрировать в сфере идеологии, игнорированием перемен, которые очевидным образом намечались: газетам и Гостелерадио никто (ну ладно, почти никто) не верил, интеллигенция (и не только) внимала пресловутым «вражеским голосам», а уж об эстетическом проигрыше модели даже и полемизировать бессмысленно.
Именно Леонид Брежнев, а не Михаил Горбачёв развалил (ну или подточил, так скажем) «Союз Нерушимый республик свободных». В отличии от последнего, не говоря уже об Иосифе Сталине, пришедший к власти ровно 60 лет назад политик не стал «хозяином дискурса». В брежневском Политбюро (после слива Микояна) никто не заморачивался насчёт мироустройства, «кремлёвские старцы» довольствовались догматами предшественников, которые заучивались подобно аксиомам.
В отличии от Ленина или того же Сталина, Брежнев не менял идеологический вектор, будучи всего лишь первым среди равных, генсек-сибарит предпочитал лихую езду на импортных автомобилях. Его предшественники, обладавшие бесспорным авторитетом, решительно меняли дискурс партии, приспосабливали установки классиков к меняющимся обстоятельствам, публиковали в партийной печати программные тезисы и тем самым формировали новые догмы. То есть «прогибались под изменчивый мир», как и положено любому рефлексирующему и способному анализировать субъекту.
Напомню хотя бы про резкий разворот Владимира Ильича к НЭПу или категорический отказ Джугашвили от бесперспективной и тупиковой установки на пресловутую «мировую революцию». Хозяином дискурса может быть лишь политик, способный чётко артикулировать, что политически правильно «здесь и сейчас» и де-факто (пусть и без наглядной декларации) отказываться от устаревших моделей.
При Леониде Ильиче воцарилась система коллективного правления, наступила эпоха ритуального цитирования и это неизбежно привело к падению авторитета генсека, про которого стали сочинять анекдоты. «Медийка» без новых стратегических установок не объясняла народу почему на Западе «всё есть», а в социалистическом лагере – дефицит, никто даже не пытался показать преимуществ бесплатного жилья и образования перед полными полками с ароматизированной туалетной бумагой, или доступного здравоохранения перед джинсами.
А навязывание «пиплу» субкультуры советской творческой интеллигенции (балет, консерватории, классика) вместо желанного масскульта привело к «магнитофонной» моде, о которой упоминал в своём докладе Дёмин и без всяких «ынтэрнэтов» люди «скачивали» (то есть тиражировали) бардов, Высоцкого и доморощенную отечественную рок-музыку. В социуме сформировалось недоверие к партии, которая как бы запрещала получать удовольствия от голливудской продукции и фильтровала «мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Короче, «одни слова для кухонь, другие для улиц», как пел Вячеслав Бутусов.