В тот год на свалке выросла ядерная трава. И у меня здорово двинулась кукушка. Тряхануло так, что моя спутница жизни на все времена и горести и в радости выгнала меня из дома. Мне ничего другого не осталось как идти на кладбище не помирать же.
Доски я взял на пилораме. По вечерам пока сторож рубился в игру. Я их перетаскивал на сломанной детской коляске. Через три дня было готово бунгало, построенное из палок, старого шифера и ворованных досок. Я его наполовину вкопал в землю, в двойные стены насыпал опилок.
Жизнь на кладбище хороша тем что можно тут же, заработать, найти покушать и хорошо поминуть. На следующий же день после новоселья. Михалыч подкинул работенки.
Утро. Копаю могилу, приезжает мужик.
– А что в могиле вода? – Спрашивает он.
– Сейчас она везде, где не копни, а я что сделаю. – Оправдываюсь.
– Что я теперь тещу в воду буду хоронить? – Недовольным тоном спрашивает он. Меня внутри корежит, но болит зуб, я стараюсь войти в положение к заказчику поэтому не грублю.
– Опилки привезите. Насыпем.
– Что? Толку-то они по воде плавать будут. – Видимо мужик думает, что я как человек низкого социального статуса ни в чем не разбираюсь.
– Как пацаны делают, копают дренаж, ветки туда опилки сыплют, похороны приезжают, смотрят, что сухо воды нету, – успокаиваю я его.
Ты так сможешь сделать?
– Конечно, опилки везите сделаю. Только это ненадолго, на время, пока прощаются.
– Сделай пожалуйста.
– Хорошо. – Соглашаюсь я в голове высвечиваются цифры, поди рублей двести даст.
Мужик опилок привёз, я все сделал, мне эту дренажку выкопать пару минут. Перед выносом воду вычерпал, а когда на горизонте появился кортеж, ещё раз вычерпал, да опилки высыпал на дно могилы. Катафалк подъехал, открылась боковая дверь, вышли люди. Ко мне подошёл заказчик и заглянул в могилу похвалил: "молодец, хорошо сделал". Сунул мне тысячу. Укрепил во мне веру в людскую доброту.
Гроб вытащили из катафалка, поставили на дорогу. Я замерил крышку, чтобы точно знать, влезет гроб в могилу или нет. Смотрю, усопшая пошевелила ногой и глаз у неё открытый, отливает синеватым стеклом, смотрит на меня. Её супруг склонился над ней, плачет, прощается.
- она же живая! - кричу я, но никто не обращает внимания.
Ко мне подходит женщина спрашивает:
- сколько денег мы вам должны?
- какие деньги? - кричу я. - Её нельзя закапывать, потом нас также живьём похоронят.
Я зову напарника:
- Серёга, смотри, она же живая? - женщина лежащая в гробу пошевелила рукой.
- да живая, - подтверждает Серёга. (Не знаю зачем он так поступил).
- звони в полицию! - кричу я.
Ко мне подходит заказчик:
- вы будете закапывать? - спросил он.
- какой закапывать? – Истерю я.
Мужики накрывают крышку и спускают гроб, закапывают. Я набираю номер ноль двадцать вызов не идёт, спрашиваю у Серёги номер полиции. Он диктует сто два. Я набираю и трубку берёт полицейский: "Городской отдел полиции, сержант Браслов"
- на кладбище человека закапывают, отправьте наряд! - кричу я и слышу, как на той стороне бросают трубку.
После того случая Михалыч снял меня с заказов, поставил копать бомжей. Я для себя явление объяснил, как открытие второго глаза.
Вскоре провел я в бунгало свет. Нашел на свалке телевизор. Починил ее. Сделал для нее нишу в стене и обшил ее пенопластом снаружи. Отстранение от заказов было кстати. Мне требовался отдых. Давно не расслаблялся. Вечером нарвал на свалке ядерной травы. Включил музыку, наслаждался, думал о жизни.
Проснулся ночью. Курить охота, а спичек нет. Выхожу на улицу, смотрю, стоит мужик возле машины. В два часа ночи, я до сих пор удивляюсь. Зачем он туда приехал? Главное он к могиле не подошел, на перекресток поставил машину, музыка тихонечко играет: «дум-дум».
А у меня спичек не было, курить охота вообще ни спичинки. Пошел на перекресток, где двенадцатый сектор, подхожу сзади, получилось, что потихоньку подошел. Он спиной стоит дверка открыта. Он один, я подошел на расстоянии двух метров.
– Извините пожалуйста, огоньку не найдется? – спрашиваю.
– Нету у меня ничего! – заорал он, аж подпрыгнул.
– Вы не пугайтесь я сторож, я вот со сторожки, – говорю, а сторожа тогда не было.
– Нету у меня ничего! – такой голос истерический, упал в машину.
– У вас же прикуриватель есть? – спрашиваю у него.
– Нету! Нету! – как по газам дал, рикошетом, по дороге, щебень полетел, дрифтанул. Я думал он ворота снесет, улетел.
У меня тоже вопрос: «Чего он там делал, глубокой ночью, не возле могил, на перекрестке, встал тупо и стоит, тоже загадка природы? Почему он так напугался? Не боялся же он туда приехать?»
Я долго не мог уснуть. А когда задремал снов не видел.
Встал я рано. Пока не рассеялся туман пошел на облет. Объектом мы называем собирание поминок. Кладбище раскинулось по гривам и холмам горы. Сектора меж собой разделялись по дорогам. Опытный могильщик знает в какой день на какую могилу приедут поминать. Где семь дней, сорок, год, в чей день рождения. В основном оставляли булочки, сладости. Иногда попадалось что пожевать, колбаса с блинами. Редко, находил домашнюю еду. Жареную рыбу с пирогами или роллы. Из спиртного улыбалось снять стопку водки, или рюмку вина. Бывало везло целую бутылку, запечатанную оставляли. Конкурентов на собирание поминушек, тоже было много, чайки - работники кладбища, сороки, вороны, кошки, собаки. Если хочется снять наверняка, лучше стоять где ни будь на возвышенности. Смотреть, когда подъедут. Наблюдать. Пока с машины вылезут родственники. Если они идут с пакетами, то возможно что-то и перепадёт. Бывает приезжают просто с цветами. Но и они могут оставить пачку сигарет.
За времяпровождением смотрел на сорок и ворон (основных конкурентов), как они себя ведут на кладбище и поражался над схожестью их действий с человеческими. Они, как и я, заметив, что где-то возле могилы, стоят люди с пакетами, долго ждут, чтобы поживиться.
Возвращался с облёта, довольный тем, что с предыдущего захода набрал пол рюкзака сладостей. Он висит на гвозде в бунгало возле дверей. На подходе вижу: сидит возле входа сорока, головой вертит туда-сюда, как локатор. Увидела меня, начала кричать. Наблюдаю, как из бунгало, вылетают не одна, а десятки сорок, каждая в клюве что-то несёт. Захожу рюкзак расстёгнут, из него торчат, разорванные пакеты и их содержимое рассыпано по полу. Даже моя соседка, полевая мышь испугано смотрит на меня из своей щели в плинтусе.
До сих пор удивляюсь над складом ума этих птиц. Ведь чтобы произвести кражу, они позаботились обезопаситься, поставив дозорного.
Знаете, я именно после этого случая стал оставлять половину из найденных на могилке конфет, булочек и даже если нет никого рядом кричал: «Это вам, главное спиртное не проливайте, сигареты не исклёвывайте!» – Но всё тщетно, видимо не я один, огорчал их, расхищая их еду, с могилок.
Они не успокаиваются, мстят, расклёвывают сигареты, опрокидывают открытый пузырь. Вороны и сороки смотрят на нас пристально и не совсем добро. Слышал вчера по телевизору о талантах этих птиц, а то что они проявляют эмоции, как месть, зависть, для меня – это нонсенс.
Вечером того дня меня в избушку что стоит на въезде в кладбище пригласила Екатерина. Смотрительница пожилая женщина годков под шестьдесят. Она пять лет работала на могилках вместе с мужем. Тот год как прибрался. Она окрикнула меня: «Сёмка, зайди хоть чаю попей!»
Я вежливо отказался не хотел топтать ей тротуар грязными ботинками, оставляя следы жирной кладбищенской глины. Жить мне нравилось, но что-то свербило в душе и иногда было так тоскливо. Благо всегда под рукой есть водочка, чтобы залить горе.
Утром в выходные позвонил Старый, позвал копать могилу. Он работал с внуком, а тот загулял. Поехали мы в село Санжу. Попали на песок без корней, за полтора часа копнули могилу. Поехали на Катунь рыбачить. Я насобирал в банку червей. Достал ее, а она пустая, уползли черви. Старый кидал блесну, клева не было, давай мы на колбасу и сыр рыбачить. Хоть искупались.
Когда закапывали, заказчица попросила установить крест. Я говорю:
– Пока рано, попозже. Земля уплотнится вместе с холмиком просядет.
– А почему просядет? – Спросила она.
А Старый повернулся, грубо так сказал:
– Лопнет у вас гроб!
– Ты что так говоришь? – воскликнул я.
А заказчица такая:
– А как лопнет?! Почему лопнет?!
Он такой:
– Нечего было такой гроб брать, надо было обычный брать.
И всё, у нее паника началась. Я, говорит, пожалуюсь, что мне такой гроб продали. А Старый её обвиняет, мол, сама виновата, что нехороший гроб взяла.
Пытался успокоить заказчицу, сказал, что усопшему всё равно, лопнет гроб или не лопнет, пусть так будет. Разволновался, думал еще на нас наедет, она всё время бегала туда-сюда, суетилась. А старому все равно, взял да сам наехал: «Гроб у вас лопнет, хоть жалуйся не жалуйся, все равно лопнет!»
Я у него всю дорогу спрашивал:
– Старый, ты зачем так делаешь?
– А что, – говорит, – я неправду сказал что ли?
Да, классные дни были. Аж вспоминать приятно. Теперь Старого нет. Помер, за рулем сердце остановилось. Машина в кювет улетела. На кладбище другие заправляют. А мне завтра лететь, до того тошно.