Женщина в дорогом пальто вышла из машины, нажала на кнопку брелока. Еле слышно щёлкнули замки, фары прощально моргнули и погасли, зеркала послушно сложились. Женщина, не оборачиваясь, поправила капюшон и перекинула через плечо шарф, чуть плотнее прижимая его шее.
Прошла несколько метров, остановилась возле двери в парадную, взялась за ручку. Дверь была высокая, деревянная, с резными узорами и металлическими завитушками. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — тяжёлая. Женщина остановилась на несколько мгновений, подняла голову к верху и посмотрела на чердачное окно. Отсюда ничего не было видно, но лицо её озарилось улыбкой и тонкие, сжатые в нить губы, растянулись. От этой улыбки женщина словно стала чуточку моложе и совсем капельку мягче.
Она открыла дверь легко, словно та была из ДСП. Зашла в парадную, сняла перчатки и начала подниматься. Медленно ступенька за ступенькой, как будто оттягивая неприятный разговор. Так казалось со спины. Но глядя на её мечтательный взгляд, можно было подумать, что она наслаждается процессом. Скрипнула дверь.
— Здравствуйте, — дежурно приветствовала девушка с собакой.
Она кивнула в ответ.
Наконец, все ступеньки были покорены, и женщина остановилась на лестничной площадке технического этажа. С нежностью посмотрела на старую неприметную дверь. Краска на ней облупилась, петли покрылись ржой, а круглая ручка стала практически чёрной. Но кажется, женщина в дорогом пальто, изящных сапожках была счастлива быть именно здесь, на старой лестничной площадке, перед этой дверью.
Дверь прятала внутри небольшую комнату. Много лет назад, когда женщина была ещё наивной двадцатилетней девушкой, она купила её по рекомендации друга. Друг убеждал, что иметь жилплощадь любого размера в историческом центре Санкт-Петербурга — лучшее вложение. А она, обладая хваткой предпринимателя, но ещё страшась делать первые шаги, прислушалась. Так в её собственности оказалась каморка площадью в семнадцать квадратных метров.
О ней не знал никто. Не потому, что она скрывала эту информацию, нет. Просто в ней никогда не было необходимости. Женщина вспоминала о ней два раза в год: когда приходило время оплачивать налоги и когда ей звонила старшая по дому и просила внести ежегодный взнос на «поддержание парадной в надлежащем виде». Квитанции за коммунальные услуги поступали напрямую в бухгалтерию и тут же оплачивались. Суммой женщина не интересовалась.
Однажды она решилась продать каморку, рассудив, что нерационально больше десяти лет иметь собственность, которая не приносит ни денег, ни удовольствия и вообще никак не используется. Тем более в планах было расширение бизнеса и вливания не были бы лишними. Но каморка неожиданно воспротивилась: нашлись какие-то бюрократические препоны я и пока юристы приводили документацию в порядок, необходимость в продаже отпала. Стало некогда заниматься этим вопросом: бизнес развивался и уверенно выходил на международный уровень.
Иногда женщина думала: «если я умру, так и никому не рассказ о ней, то каково же будет удивление родных, когда они получат неожиданное наследство...». Эта мысль забавляла.
Но четыре года назад каморка неожиданно нашла своё применение. В ней женщина встречалась со своим любимым мужчиной.
Они познакомились случайно. Хотя разве можно хоть что-то в этой жизни назвать непредвиденным? «Случайно» от слова «случай». И он с ними случился (да простит мне читатель тавтологию) в Эрмитажном театре, где Адель трудился артистом балета и куда Виолетту пригласили, желая произвести впечатление.
В тот вечер ей впервые довелось побывать за кулисами театра. Эта жизнь никогда не привлекала женщину-предпринимателя. Ей гораздо понятнее были цифры, стратегии, а вовсе не неуловимое вдохновение и творческий порыв. Она равнодушно шла по коридорам, слушая своего визави. Ей было бы проще, если бы её оставили в зрительном зале. Это хотя бы сулило отдых, правда, не избавляло бы от беседы. Но, она видела, что человек старается и ему важно произвести на неё впечатление, увеличивая шансы на сотрудничество. И для себя она видела в этом союзе перспективы, поэтому согласилась на экскурсию по закулисью.
— А вот эта фигура — не кто иной, как Джузеппе Бригонци, — услышала она мелодичный, но одновременно с этим бархатистый, низкий голос и обернулась.
Возле одной из тяжёлых театральных портьер стоял танцор, которого она сразу и не заметила. Виолетта вдруг почувствовала дух озорства. Танцор напоминал шаловливого мальчишку: вот он стоит в балетном трико, волосы гладко зачёсаны назад, и грим делает лицо ровным и немного безучастным. Но глаза выдают, что под сценическим костюмом совсем другой человек. Об этом же говорит электронная сигарета. Пока она разглядывала танцора он продолжал:
— Бригонци был безумно влюблён в графиню Анну Степнинскую. Специально ради неё он приехал из солнечной Италии в сырой и холодный Петербург. Разве не это любовь? Но Степнинская оказалась себе на уме, и талантливый декоратор её не интересовал. Что ей было дело до механизмов и конструкций, когда она умело руководила сердцами сразу нескольких видных женихов столицы? И что, по вашему мнению, Бригонци решил?
Виолетта пожала плечами, а танцор картинно вздохнул:
— Да ничего особенного. Поступил как настоящий мужчина: уехал к себе в Италию, выпил две бочки виноградного вина, а потом женился на итальянке, которая родила ему пятерых дочерей, растолстела, как та самая бочка, и постоянно его бранила.
Виолетта расхохоталась от неожиданности. Она ожидала чего угодно, любой романтичной легенды, но только не такого банально-бытового финала.
*****
Позже Адель — именно так звали танцора с озорными глазами — сознался, что всю историю он выдумал. Да, Джузеппе Бригонци, действительно работал в Эрмитажном театре архитектором и декоратором. Но никакой графини Степнинской в мире не существовало. Адель её выдумал. Прямо там же, пока смотрел, как Виолетта со своим визави бродит по закулисью и скучает.
— Зачем? — спросила она его позже.
Он пожал плечами:
— Чтобы веселее было. Кому нужны эти даты, имена и фамилии? Этой информации полно в интернете, только кто её читает? Студент, готовясь к зачёту по культурологии... А история, в которой есть живые эмоции, страсть всегда запоминаются.
— Но, по сути, ты же солгал?
— Приукрасил... Давай назовём это так. Пусть это будет сплетня, дошедшая к нам сквозь века... Не придавай этому столько значения...
Тот вечер четырёхлетней давности она посвятила тому, что высматривала его на сцене. Когда нашла, вновь и вновь убеждала себя, что это именно он. «И почему танцоры должны быть одинаковыми? — думала она. — А как же из десяти одинаковых актёров найти талант?». После выступления Виолетта поднялась на сцену и подарила ему букет изящных роз, который успела заказать, пока на сцене творилось волшебство танца. Она вложила в цветы визитку и этой же ночью ругала себя: «как девчонка! Ну что я ему скажу, если он вдруг позвонит? Хотя зря переживаю: он не позвонит!»
Но Адель позвонил и да, переживала она зря — разговор сложился сам собой. Легко. Непринуждённо. Словно воздушная пенка на фруктовом пироге. Так же легко он пригласил Виолетту на чашку кофе, и она тут же нашла в своём плотном графике «лишний» час.
И даже по прошествии этих четырёх лет она помнит терпкий вкус эспрессо и пирожного с корицей, цедрой апельсина и капельками на воздушном креме.
— Это слёзы ангела, — пояснил Адель.
— Только что придумал? — засмеялась Виолетта.
— Нет, действительно, есть такой пирог. И чтобы получились вот такие капельки, надо в какое-то время открыть духовку.
— Откуда такие познания?
— Мама — кондитер. С детства насмотрелся.
— Как же тебе удалось сохранить прекрасную фигуру при такой-то маме?
— Легко: я абсолютно равнодушен к сладкому.
— И мама в отместку отдала тебя в балет?
— Почти, — улыбнулся он и накрыл её ладонь длинными пальцами...
Вот тогда впервые за много лет ключи от каморки пригодились.
— Тебе не кажется, что это не квартира, по сути, а портал? Или капсула времени? Или нет, капсула вне времени. Попадаешь в неё и словно весь остальной мир перестаёт существовать, — спросил однажды Адель, накручивая её локон на длинный палец.
— Думаю, так оно и есть...
— Кто-то ведь хотел сделать из неё приличное помещение. Видишь, на потолке зачатки лепнины?
— Ничего я не вижу, — смеялась Виолетта, — Там вековая пыль и старый потолок кричит о том, что его давно пора привести в порядок. Просто у тебя очень богатая фантазия.
— Странно... Комната под крышей предназначалась для прислуги. Почему её тоже хотели украсить? — не слушая её, продолжал рассуждать мужчина. — Мне кажется, хозяин этого дома был влюблён в горничную. И специально для того, чтобы иметь возможность любить её, поселил так высоко.
— Почему именно влюблён?
— Ну, во-первых, потому что для нелюбимой не станут украшать стены и потолок. А во-вторых, разве ты не чувствуешь, что эта каморка пропитана нежностью? Закрой глаза! Хотя нет, давай вот так.
Адель легко вскочил с постели, и Виолетта в который раз залюбовалась его изящным телом. Он достал что-то из своего рюкзака. Это оказалась маска для сна.
— Всегда вожу её с собой, выручает, когда надо выспаться, — пояснил он и надел маску на её глаза.
К вискам прикоснулись прохладные пальцы, и женщина счастливо улыбнулась.
— Что ты чувствуешь?
— Пока мне просто темно.
— Нырни в эту темноту. Расслабься и дыши, погрузись в ощущения своего тела. Сейчас есть только твоё тело, и оно находится в космосе. Оно парит, даже если в этот момент лежит на диване.
Он говорил мягко, тихо, и Виолетту с каждой секундой уносило всё дальше и дальше. Она стала невесомой, тело выдохнуло напряжение и погрузилось в мягкую негу.
— Сейчас у тебя нет одного органа чувств. И если ты не можешь видеть, то остальные чувства обостряются. Сейчас ты — кожа. Ты — обоняние. Ты — слух. Ты что-то гораздо большее, чем просто человек.
Адель шептал, и Виолетте казалось, что весь этот мир это и есть его голос. Она дышит им, впитывает в себя кожей, вбирает в лёгкие, оставляет внутри себя его тембр. А ещё весь мир — это она сама, как отдельная огромная планета и как ничтожный атом одновременно.
Адель нежно коснулся подушечками пальцев обнажённой груди, и она вздрогнула. Но не от неожиданности, а от волны, разлившейся по её телу.
— Что ты чувствуешь? — шепнул он.
— Любовь. Просто любовь. Я не знаю, как это объяснить. Она не конкретная, как будто абстрактная. Но она самая что ни на есть настоящая.
— Так и есть. И вся эта комната написана этой любовью. Ты видишь их?
— Да. Она молодая, щёки горят от смущения. А он боится дотронуться до неё, хотя поднимался сюда полный решимости. И пройдёт ещё много ночей, прежде чем он отважится. И он действительно любит её, как ты и говорил.
Виолетта почувствовала, как Адель улыбается.
— Я рад, что ты это увидела.
— Но как ты это сделал?
Вместо ответа он нежно прикоснулся к её телу губами и любил её прямо так, с чёрной маской на глазах.
Иногда она боялась, что волшебство их встреч исчезнет. Они привыкнут друг к другу, остынут, кончатся темы разговоров. Да что угодно может случиться! В конце концов, он просто может её разлюбить. Но прошло уже четыре года, а их всё так же влекло друг к другу. Возможно, это сказывалась редкость встреч — максимум дважды в месяц. Возможно, здесь было примешано что-то другое, им неведомое.
Однажды она была в рабочей поездке в том же городе, что и Адель на гастролях. Виолетта настояла на встрече в гостинице. Адель не хотел, но под натиском её доводов, согласился. И это было совершено не похоже на их встречи в каморке на крышей старого дома.
Виолетта, привыкшая к хорошим гостиничным номерам, вдруг почувствовала себя некомфортно. Адель чувствовал то же самое. Он был похож на крестьянина, которого допустили в хозяйские покои. И вроде бы всё разрешено делать, но сковывает неловкость. Словно попал сюда по ошибке и боялся наследить.
Пропало волшебство и лёгкость встречи. Исчезли темы для разговоров, остались только дежурно-бытовые. Они даже не притронулись друг к другу, только обменялись поцелуями при встрече и расставании.
Старая каморка питерского дома — вот их место.
Виолетта стояла на лестничной площадке, и улыбка озаряла её лицо. Она подошла к двери, затаила дыхание и толкнула её.
Адель стоял у окна. Всё такой же прекрасный: стройный до худобы, с горделивой осанкой и руками-крыльями. Он обернулся и в три шага дошёл до неё, словно не шёл, а летел.
— Привет. Я думал, что ты не придёшь.
— Я наслаждалась подъёмом по ступенькам. Обычно я всегда спешу и только с тобой замедляюсь.
— Ты моя умничка, — он взял из её рук сумочку.
— Ты какой-то странный, — она поправила прядь его волос и всмотрелась в лицо.
— Хочу тебе кое-что показать. Не раздевайся и обувь тоже не снимай.
— Может, сперва чаю?
— Совместим. Пошли.
Адель взял Виолетту за руку и повёл к окну.
— Холодно же! — воскликнула она.
— Доверься мне.
Он открыл нараспашку окно, впуская в каморку холодный питерский ветер. Адель помог Виолетте подняться, потом закрыл створку, оставив небольшую щель. Комната, конечно, выстудится, но это был единственный вариант не оставлять окно настежь. Но обычно в этом и не было необходимости: крышей они пользовались только в тёплые дни.
Адель грациозно шёл по скатной крыше. Виолетта в очередной раз думала, что если бы у него не было необходимости держать её за руку, то он кружил бы в балетном па. Он вёл её к чердачному входу. Это было их излюбленное место с мая по сентябрь. Они наблюдали, как в мае город цветёт. И даже до них долетал аромат сирени. Нежные листья наряжали Санкт-Петербург в лёгкий сарафан. В следующий раз картинка менялась. Иногда они сидели здесь после дождя, рассматривая шпили и колонны. Переменчивая погода не давала привыкнуть к одному рисунку. Яркие солнечные лучи закрывали кучные облака. Голубое небо сменялось тяжёлым серым полотном. После дождя мелкие капли поднимались от земли после дождя, создавая оптическую иллюзию. Наверное, нет во всём мире второго такого города, который, как капризная барышня меняет наряд каждый час.
Они дошли до чердачного входа.
— Садись, — Адель усадил её на диванную подушку.
— Мы замёрзнем через три минуты, — слабо улыбнулась она.
— А вот и нет! — радостно сообщил он.
В это мгновение он был похож на мальчишку, сообщавшего приятную новость матери. Такой же нетерпеливый и ждущий одобрения. Но пока она не понимала, часто происходит.
— Я сейчас! — он быстро подошёл к другому чердачному выходу и достал большую хозяйственную сумку. Одно за другим вытащил и развернул одеяла.
— Пледы? — вскинула Виолетта брови.
— Бери шире! Одеяла с подогревом!
— Ого!
— Я сегодня увидел в супермаркете и подумал: а как же мы раньше не догадались?
— А как они работают? Нужна розетка?
— Заряжаются от usb, и сейчас полностью заряжены и готовы нас согревать.
Пока говорил, он накинул одеяло на плечи любимой женщины.
— Мне кажется, что ты сейчас и пальто снимешь. Я протестировал одно, пока тебя не было. На втором режиме очень даже неплохо греет.
— Слушай, так классно! Тепло разливается по телу.
— Но это ещё не всё. Разувайся.
Виолетта послушно сняла сапоги и сунула ноги в протянутый мужчиной меховой мешочек.
— Это такая грелка, — пояснил он.
-Здорово! — счастливо улыбнулась она. — Теперь хоть всю зиму сиди. На заснеженной крыше мы ещё не сидели.
— Нравится?
— Очень...
А потом он достал термос и разлил по чашкам дымящийся чай. Они сидели рядом, каждый под своим одеялом, но плечом к плечу. Молчали. Наблюдали приближение чёрной тучи. Вот она зацепилась за купол Исаакиевского собора, задержалась ненадолго, словно раздумывая, в какую сторону двигаться дальше. Но быстро приняв решение, поплыла дальше, неся в себе холодный дождь.
— Знаешь о чём я иногда думаю? — нарушила Виолетта молчание.
— О чём?
— Почему я?
— Что ты имеешь в виду?
— Почему ты выбрал меня. Только не спорь, пожалуйста. Ты моложе меня, красив, элегантен. Я — простая обычная женщина, не умеющая жить без работы. Я прекрасно знаю, как выгляжу, и что даже дорогие салоны и ботокс не приближают меня к твоему возрасту. В моей голове одни цифры, дедлайны, проекты. За что бы я ни взялась, я просчитываю перспективу и строю стратегию. Так почему я?
Адель задумался, глядя из-за серого облака появился расплывчатый солнечный блин.
— Знаешь... А я тоже иногда думаю: почему ты? Почему ты выбрала меня? Летящего, неперспективного, основной навык которого — пируэт. Ах да, я могу лихо закружить тебя в па-де-де, но это ведь не то, что нужно такой женщине, как ты...
— Но почему... — начала она, но Адель перебил.
— Для чего нам знать ответы? Почему ты? Потому что ты даёшь мне то, что я отчаянно искал в самом себе. Ты даёшь мне почувствовать себя мужчиной. Может быть, звучит странно, но я напитываюсь твоей мужской частью. Твоей решительностью, уверенностью, умению принимать решения. Мы никогда не обсуждаем твой бизнес, и если честно, у меня голова начинает болеть, если мне приходится во всё это вникать. Но я забираю себе то, что могу взять. Если хочешь знать, то я бессовестно пользуюсь тобой, — он улыбнулся.
Виолетта внимательно смотрела на него.
— А я беру у тебя то женское, что я отчаянно ищу в себе.
— Знаешь, как сказал Карл Густав Юнг? Встреча двух людей подобна контакту двух химических веществ. Реакция может и не произойти, но если она случается, то изменяются оба элемента.
— Интересное наблюдение.
— Так оно и есть. Мы нужны друг другу, потому что меняем друг друга в лучшую сторону. Огонь не будет гореть без кислорода. И мы нужны друг другу для того, чтобы гореть. Для того чтобы освещать путь, нести в этот мир что-то важное. Понимаешь?
— Да... Ты знаешь, я ведь только сейчас поняла, что за эти четыре года изменились отношения в моей семье. Благодаря тебе я привнесла в неё что-то лёгкое, женственное. Не могу объяснить. Но за последний год я ни разу не качала права в общении с мужем, а ведь я ещё тот диктатор, поверь... Как-то получалось разруливать всё спокойно.
— У меня так же. Я стал больше мужчиной, если ты понимаешь, о чём я. Я изменился, но не ломая себя, а желая поступать иначе. И ведь интересно, что мы никогда не обсуждаем наши семьи. Ты не рассказываешь о своих разногласиях с супругом. Я не говорю тебе, что происходит у нас. Мы не просим друг у друга совета, мы не лезем туда, куда нет места другому. Мы меняемся изнутри. Медленно молекула за молекулой трансформирмируется что-то внутри нас. Так почему же ты? Так почему же я? Потому что так надо сейчас.
— А потом?
— Я не знаю, что будет потом. И будет ли оно вообще. «Потом» — звучит как-то слишком неопределённо.
— Тогда что сейчас?
— Сейчас? — он внимательно посмотрел на Виолетту. — Сейчас ты самая желанная для меня женщина. Женщина, чьё тело покрывается мурашками под моими пальцами. Женщина, которая отдаёт мне себя до капли. Я это чувствую и мне это важно. И это единственное, что мне важно знать. — Адель вытащил из-под одеяла ладонь, взял Виолетту за подбородок и посмотрел в глаза. — Так нужно ли нам знать ответы на все вопросы?
— Нет.
— Я тоже так думаю... Пойдём в каморку?
— Давай посидим ещё пять минут? Под одеялом так тепло. И от слов твоих спокойно и нежно внутри.
— Давай посидим столько, сколько ты захочешь... Мы в капсуле вне времени.
— У тебя маска с собой?
— Конечно, я её не вытаскиваю из рюкзака.
— Повторишь то волшебство? Мне кажется, я готова хочу увидеть тех влюблённых...
~~~~~~
Хорошего дня и вкусного кофе вам. Пусть день сложится легко и хорошо. И помните, не на все вопросы нам надо знать ответы.
Вот ещё несколько историй про любовь:
Софи́я
А ещё я думала писать ли о питерских крышах или например, о крышах Калининграда. Или другого города. Но...
И, конечно, это не просто так. В ноябре я буду в Санкт-Петербурге. Подробности позже, время ещё есть)