Найти в Дзене
Будни высшей школы

Поэзия октября

Конец октября, усталость, какая-то издерганность, уже не смотришь встречным в глаза и просто хочешь скорее пробежать мимо. И, кажется, все тебя раздражает. Но вместе с тем, осенью, когда воздух особенно прозрачен и чувствуется, что еще немного и ляжет снег, настроение становится таким чутким к рифме. Гармония поэтических строк совершенно по своему дарует нам красоту. Поэт проникает в такие глубины бытия, что это просто завораживает, захватывает дух, вдохновляет идти вперед. И как никто другой это умеет делать потрясающий Юрий Левитанский. Что делать, мой ангел, мы стали спокойней... Что делать, мой ангел, мы стали спокойней,                                   мы стали смиренней. За дымкой метели так мирно курится наш милый Парнас. И вот наступает то странное время иных измерений, где прежние мерки уже не годятся — они не про нас. Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,                                   и вновь перевесить, и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва. Но ты уже з

Конец октября, усталость, какая-то издерганность, уже не смотришь встречным в глаза и просто хочешь скорее пробежать мимо. И, кажется, все тебя раздражает. Но вместе с тем, осенью, когда воздух особенно прозрачен и чувствуется, что еще немного и ляжет снег, настроение становится таким чутким к рифме. Гармония поэтических строк совершенно по своему дарует нам красоту. Поэт проникает в такие глубины бытия, что это просто завораживает, захватывает дух, вдохновляет идти вперед. И как никто другой это умеет делать потрясающий Юрий Левитанский.

Что делать, мой ангел, мы стали спокойней...

Что делать, мой ангел, мы стали спокойней,

                                  мы стали

смиренней.

За дымкой метели так мирно курится наш милый Парнас.

И вот наступает то странное время иных измерений,

где прежние мерки уже не годятся — они не про нас.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,

                                  и вновь перевесить,

и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.

Но ты уже знаешь, как мало успеешь

                                  за год или десять,

и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,

      на миг удивившись почти незаметному их рубежу.

Но ты уже знаешь,

                о, как это горестно — быть несудимым,

и ты понимаешь при этом, как сладостно, — о, не сужу!

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,

                                  и вновь перемерить,

и вывести формулу, коей доступны дела и слова.

Но можешь поверить гармонию алгеброй

                                      и не поверить

свидетельству формул —

                      ах, милая алгебра, ты неправа!

Ты можешь беседовать с тенью Шекспира

                              и с собственной тенью.

Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.

Но ты уже знаешь,

                      какие потери ведут к обретенью,

и ты понимаешь,

                        какая удача в иной из потерь.

А день наступает такой и такой-то,

                                и с крыш уже каплет,

и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.

И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет

о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.

Он полон смиренья, хотя понимает,

                              что суть не в смиренье.

Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.

И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,

как вечный огонь над бессмертной и юной

                                      душой соловья.