Одной из серьёзных последствий глубокой недоношенности является повреждение слаборазвитых бронхов и лёгких кислородом высокой концентрации при проведении искусственной вентиляции лёгких, простыми словами, остаётся что-то вроде ожога.
Отсюда и возникала потребность в постоянных ингаляциях, которые были направлены в большей степени на профилактику того, что могло прилететь в организм ребенка через дыхательную систему, с учетом увеличившихся контактов и нашего нахождения на посту, ввиду отсутствия отдельной палаты для нас двоих.
Все платные палаты были заняты мамочками с их детками, общие палаты тоже были заняты, на те и на другие были огромные очереди.
В наш бокс приходили медсестры, врачи, поступали всё новые и новые маленькие пациенты, а вслед за ними приезжали их растерянные мамы, с обезумевшими от страха глазами.
Кому-то из них достаточно было одних суток, а кто-то, такие как мы, например, задерживались в этом проходном боксе на длительный срок.
Утренний туалет ребёнка нужно было проводить ежедневно. Теперь это тоже входило в мои обязанности. Малыша нужно было раздеть догола, протереть каждую складочку влажными салфетками, после чего сменить подгузник, и снова запеленать в чистые пелёнки. Из-за хрупкости сына я не знала с какой стороны к нему подступиться. Я беспокоилась о том, что во время проведения манипуляций случайно вырву зонд, или оторву пульсоксиметрический датчик.
Все проводки датчиков перепутывались между собой при проведении туалета, и когда я доставала ребенка из кроватки-столика и перекладывала на стол для пеленания, датчик начинал громко сигналить, потому что кислородная маска оставалась в кроватке, все это время она лежала рядом с лицом ребенка, и когда маски не оказывалось рядом, уровень сатурации начинал снижаться и датчик незамедлительно реагировал. На писк датчика прибегала медсестра и начинала меня отчитывать, что туалет нужно проводить интенсивнее, и быть порасторопнее, и простыни менять в кроватке оперативнее, не оставляя ребёнка без маски более чем на 10 минут. Дотянуть маску до пеленального столика было невозможно из-за слишком короткой длины трубки, подающей кислород к маске.
Делать быстро и качественно я конечно же еще не научилась, соответственно, торопилась, и получалось плохо и неаккуратно.
Сынок был таким хрупким и маленьким, что лишний раз тревожить его совершенно не хотелось. Я прибывала в каком-то стопоре: с одной стороны вот он мой сын, бери его, няньчись, ухаживай, заботься, качай на ручках, ты же его так ждала. Все эти 5 попыток ЭКО были сделаны для чего? Бесконечные протоколы, с лошадиными дозами гормональной стимуляции суперовуляций закончились в итоге родами, да, преждевременными, но ребенок родился, вот он, перед тобой, он уже существует, наслаждайся же. Но, внутри было какое-то отторжение и неприятие, страх навредить, сломать, причинить боль, не справиться. Как будто очередное выпавшее мне испытание, не включило в моих мозгах тот самый материнский инстинкт, который со слов врачей творил чудеса, и ребёнком ощущая сильную и уверенную рядом родительницу быстро шел на поправку.
Все манипуляции, кормление и уход за ребёнком проводились в одноразовых перчатках, с плотно закрытым маской лицом.
На мне был белый, медицинский халат, который выдали при оформлении на отделение, и одноразовая стерильная шапочка на тонкой резинке. Будет ли когда-нибудь иначе, легче или сложнее, сколько мы еще будем жить в больничных палатах, ждет ли нас счастливая выписка домой, на тот момент времени я не знала, и не знал никто, и эта неопределенность изо дня в день выматывала и высасывала оставшиеся силы.
На следующий день при обходе заведующая отделения определила нам лечащего, исходя из тяжёлого состояния ребенка. Ею была назначена та самая лёгкая, молодая врач, которая работала допоздна, и накануне делала назначения сыну.
Она была 100% отличницей, наверняка с красным дипломом в кармане, и в последствии ставшая трудоголиком, со всеми вытекающими. Она была гиперответственной, досконально анализировала историю каждого младенца, самой добросовестной и компетентной педиатром во всем нашем отделении, а может быть и во всей больнице в целом. О лучшем враче я и не мечтала. Лучше нее не было никого. Но у нее было множество других пациентов, которых она вела, и врач была жестко перегружена. И такому решению заведующей она явно не обрадовалась.
Мне срочно нужно было приобрести ингалятор, чтобы не ждать, когда освободится общественный. Я изучала вопрос, и хотела, чтобы это был самый лучший, самый эффективный и надёжный аппарат. Ингалятор будет нужен вашему ребёнку ни один год, как-то раз поделилась своими грустными мыслями медсестра.
Я адаптировалась к новым условиям, ребёнок адаптировался вместе со мной. Ему было холодно, я увеличивала температуру на столике, который теперь был его кувезом. Приходя через 20 минут с обеда я обнаруживала, что ребёнок горяченный и наскрозь мокрый, потому что вспотел, и надо срочно уменьшать температуру. Мы никак не могли найти баланс, сыну было холодно, если температурный датчик был отключен, и невыносимо жарко, если его включали.
Изо дня в день в бокс поступали разные малыши, с разными патологиями, которых через некоторое время переводили в палату вместе с мамой, мы же по-прежнему оставались в боксе на том же месте, и нас никуда не собирались переводить. Ребенок был слишком слаб, а я ещё недостаточно хорошо могла о нем позаботиться, без участия посторонних.
Продолжение следует. Спасибо за ваш интерес к моей истории, и лайк, оставленный после прочтения.
