«Сам-то я знаю, как правильно? А если тот, кто кажется мне неучем, на самом деле прав?» Такой вопрос я задаю себе, когда в глаза бросается чья-то ошибка и хочется указать на нее. Стараюсь или промолчать, или навести справки, чтобы уж точно самому не опозориться. Это была преамбула!
Борцы за чистоту великого-могучего употребляют такое выражение:
«Велик могучим русский языка».
Это последняя строка стихотворения известного поэта-пародиста Александра Иванова. Вот оно:
Высокий звон
В худой котомк поклав ржаное хлебо,
Я ухожу туда, где птичья звон.
И вижу над собою синий небо,
Косматый облак и высокий крон.
Я дома здесь. Я здесь пришел не в гости.
Снимаю кепк, одетый набекрень.
Веселый птичк, помахивая хвостик,
Высвистывает мой стихотворень.
Зеленый травк ложится под ногами,
И сам к бумаге тянется рука.
И я шепчу дрожащие губами:
«Велик могучим русский языка!»
Как объяснял сам пародист, то был ответ на книгу советского поэта Валентина Сидорова «Высокий свод». Одно из стихотворений в сборнике начиналось таким образом:
«Косматый облак надо мной кочует,
И ввысь уходят светлые стволы…»
«Облак» мужского рода показался пародисту Иванову проявлением вопиющей безграмотности. Заметим, впрочем: слово «облак» употребил филолог и будущий кандидат филологических наук.
Кто прав: Иванов или Сидоров?
Слово «облакъ» (мужской род) известно в церковно-славянском языке. Оно вошло в русский литературный язык, когда он формировался, то есть в XVIII столетии. «Облак» присутствует уже в известной оде Ломоносова на взятие Хотина, с которой принято начинать историю силлабо-тоники в России. Важнейшие поэты XVIII века употребляют эту форму. Часто использует слово «облак» Державин.
В XIX веке такая форма встречается реже. И все же «облак» проскальзывает в стихах Лермонтова, Фета, Вяземского, Батюшкова, Некрасова. Несколько раз его употребляют Тютчев и Жуковский. Часто использует это слово Гнедич в переводе «Илиады».
Почти исчезнувшая во второй половине XIX века форма вновь ожила (и получила широкое распространение) в поэзии Серебряного века. Забавно: слово «облак» любил однофамилец пародиста — поэт Вячеслав Иванов.
А еще — Белый, Брюсов, Кузмин, Городецкий, Блок, Есенин
Время от времени «облак» мужского рода появляется еще и в творчестве Гумилева, Пастернака, Мандельштама, Волошина, Северянина, Ходасевича, Клюева, Багрицкого, Асеева, Введенского, Хармса.
Значительно реже звучал «облак» во второй половине XX века. И все же это слово употребляли Самойлов, Межиров, Мориц. Неоднократно «облак» проплывает в стихах Бродского.
Итак, мы видим архаизм, нормальный для русской поэзии, хоть он и смотрится довольно странно за ее пределами. А по каким причинам архаизм оказался настолько живучим? Я думаю, ответ должен звучать так: классическая гимназия и «Слово о полку Игореве».
В этом недлинном памятнике «облак» встречается целых четыре раза, а с ним должны были встречаться ученики гимназий, ибо там изучали «Слово» весьма основательно. Гимназии ленивый не ругал, и все же большую часть звезд Серебряного века сформировал именно этот тип дореволюционной школы. Я думаю, выпускники гимназий вновь ввели «моду» на слово, которое видели в «Слове».
Вот один из фрагментов:
«растѣкашется мыслію по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы».
Так! Мы не станем «растекаться» и рассказывать о непростом вопросе «мыслью или мысью»: нас сейчас интересует только «облак».
Надеюсь, что я убедил читателя: это вполне допустимое в русской поэзии слово. Сидоров прав, а Иванов неправ. Хотя пародия — смешная.
Понравилась статья? Поставьте лайк, тогда ее увидят больше читателей! Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить другие материалы.