Все мы испытываем одиночество. Это может быть связано с определёнными обстоятельствами, со сменой ролей, с тем или иным жизненным периодом. Однако некоторых из нас терзает одиночество столь сильное, что кажется, будто его невозможно вынести. К чувству одиночества присоединяется ещё и мощный страх. Страх нашёптывает что-то вроде: «Если ты испытаешь это одиночество в полной мере, ты не выживешь, просто исчезнешь, растворишься, поблекнешь».
Одиночество таких масштабов обычно действительно связано со страхом исчезновения. Или страхом аннигиляции.
В данном случае одиночество воспринимается человеком как что-то, что вот ещё немного – и накроет его с головой. Длинной волной, круглым, тяжелым валом накатит и погребёт его под собой. Это на уровне ощущений. На уровне же картинок, пугающих образов человеку могут приходить фантомы пустынного города, в котором он совершенно один. Либо же города, в котором есть масса людей, но вся эта человеческая толпа воспринимается как нечто чуждое и абсолютно к нему безразличное. А то и недоброе.
В общем-то, это мыслеобразы абсолютной потерянности, беспомощности и отчуждённости от внешнего, насыщенного другими людьми мира.
Такие картины, чувства, ощущения приходят в те моменты, когда человеку не удаётся особенно бодро взбегать по жизненным ступеням. Когда нет массы ощущений, впечатлений, планов и забот. В те моменты, когда он страшится утратить объект привязанности, когда ощущает себя ненужным, неважным близким людям.
В остальное же время человек стремится укрыться от подобной «формы» одиночества за тем самым «бегом», драйвом, который использует как совладание с пугающими ощущениями и настойчивыми образами.
У данной «формы» одиночества обычно есть вполне реальные причины в прошлом, детском опыте человека.
Приведу конкретные примеры. Когда ребёнок просыпается посреди ночи и понимает, что родители куда-то ушли, что он совершенно один. Неизвестно, когда они вернутся и вернуться ли вообще. Данные ситуации нередки в дисфункциональных семьях – и особенно травматичны, когда отсутствует компенсирующий взрослый (например, бабушка, которая, по крайней мере, физически всегда рядом).
Или, к примеру, ребёнок оказывается в больнице, опять же, просыпается ночью и понимает, что в палате он сейчас совершенно один. Рядом нет не то что близких людей, но и вообще ни единой живой души.
Именно в подобных ситуациях зарождается сильнейший страх исчезновения. В голове образуется мощная связка: «Я один и я не выживу, я сейчас исчезну». И именно в силу подобной вспышки осознания делается вывод о разрушительном эффекте одиночества (образуется связка между одиночеством и исчезновением).
Связка эта может сформироваться мгновенно, поскольку в нашей психике уже имеется специальная «генетическая дорожка». Подобная программа заложена в нас эволюционно: мы живы, пока мы в кругу сородичей. Иное опасно в связи с непредсказуемостью внешней среды.
Подобная «форма» одиночества вполне может быть следствием и так называемой ранней травмы (травмы, полученной ребёнком до года). Принципы всё те же – ребёнок долго кричит, зовёт значимую фигуру. Та не подходит – и поскольку, например, в данный момент ребёнок голоден – у него и случается та самая сцепка: одиночество равно исчезновение.
С ранней травмой всё, как правило, сложнее. Поскольку травматический опыт находится далеко за пределами сознания, плюс та же самая сцепка была оформлена не на вербальном уровне – а на уровне ощущений, на уровне телесной памяти.
Итак, периодически к психологам приходят клиенты именно с таким вот интенсивным уровнем одиночества. И здесь бывает два варианта: кто-то помнит исходную ситуацию, а кто-то её заблокировал (вытеснил, диссоциировал).
Защитная роль диссоциации, думаю, понятна. Но на всякий случай уточню. Психика решила, что данный уровень эмоциональной боли чреват полным разрушением, поэтому сочла необходимым заблокировать конкретное воспоминание. Роль блокировки воспоминаний на самом-то деле адаптационная, защитная. Однако таким образом травму не переработаешь. Это добавляет специалисту хлопот: условно говоря, сначала приходится некоторое время (иногда длительное) договариваться с защитными частями личности, а уже потом «идти в травму».
Помимо первых двух вариантов есть дополнительный: человек в принципе всё помнит, но в процессе терапии с травматическими переживаниями сталкиваться не хочет (и его можно понять!). Поэтому одним из признаков травмы в процессе терапевтической работы может быть нежелание говорить о конкретном событии, уход в детали (различного рода описания и когнитивные выкладки), перескакивание с темы на тему, отвлечение (и внимания психолога, в частности). И всё это связано в общем-то с универсальным для всех нас правилом: нужно избегать эмоциональной боли.
Как влияет страх исчезновения на человека?
Отвратительно. Подчеркну: несмотря на то, что само по себе событие может быть погребено под завалами бессознательного, одиночество и страх исчезновения ощущаются крайне остро и в определённые периоды (тем паче, когда «шатается» социальный контекст) накрывают особенно сильно.
И теперь давайте перейдём к тому, что происходит с человеком «Здесь и Сейчас». Здесь и Сейчас разум формирует правило: ни при каких обстоятельствах соприкасаться с этим чувством нельзя. Оно непереносимо и губительно.
Что делает человек для того, чтобы этого чувства избежать?
Делает всё, что только может предпринять в определённой ситуации. От цепляния за партнёра (абы какого) до регулярного употребления чего-то вредного и продуцирующего зависимость.
По сути, поведение человека со временем становится плохо контролируемым, импульсивным. И все эти импульсы на самом-то деле подчиняются одному-единственному правилу: «Я не могу позволить себе столкнуться с этой болью». Иными словами, человек развивает поведение, контролируемое правилом. И не перепроверяет, отвечает ли этому правилу нынешний контекст (внешние обстоятельства). А также не уточняет для себя, к чему ведёт следование упомянутому правилу из раза в раз.
Как перерабатываются подобные травмы?
Есть три основных (самых известных) способа переработки травм (помимо того, что в каждом терапевтическом подходе обычно есть свой метод, но всего не перечислить).
Итак, самые популярные (и не побоюсь этих слов – самые рабочие) методы:
1. Рескриптинг в воображении: погружение за ручку с психологом (замещающее родительство) в ситуации детства и создание альтернативного, эмоционально корректирующего опыта.
2. Экспозиция (в частности пролонгированная экспозиция). Метод, сразу скажу, достаточно болезненный и требующий изрядной доли смелости (как от клиента, так и от психолога). Смысл экспозиции в том, что столкновение лоб в лоб с пугающим и/или болезненным опытом из раза в раз уменьшает степень этой самой боли/страха. Чтобы было понятнее, приведу пример: экспозицию часто применяют в работе с социальной тревогой. То есть когда человек, избегая этой самой тревоги, то и дело отказывается от социальных контактов, что здорово сужает его жизнь и постепенно ведёт к депрессии.
И как раз таки экспозиция запускает обратный процесс: вместо избегания эмоциональной боли (что используется нами повсеместно, все мы люди) и соответственно формирования поведения на основе избегания – человек научается находить пространство для боли (поскольку боль есть часть жизни) и формировать новое, более адаптивное (относительно внешнего контекста) поведение.
3. EMDR (ДПДГ) – десенсибилизация и переработка движением глаз. Безболезненная (и краткосрочная) переработка травмы. Помимо прочих, имеет ещё одно преимущество: клиент может не описывать психологу саму травматическую ситуацию. Для этого в EMDR разработали специальный протокол. Данный аспект важен, поскольку нередко травматические эпизоды сопряжены с чувством стыда, из-за чего люди стараются вообще никому не рассказывать о происходящем и на долгие годы запирают сложные переживания внутри себя.
Помимо этого, в данный момент активнейшим образом в терапии травм развивается всё, что связано с состраданием. Обучение клиента навыкам самосострадания (и сострадание психолога клиенту, его опыту, его боли) – это то, что успешно применяется в работе с травмой в дополнение к основным методам переработки. Подмечено: травмированные люди очень склонны к самонаказанию (опять-таки, у них внутри много стыда и вины) – что отнюдь не способствует обретению ими гармонии и постоянно возвращает их в ощущение небезопасности.
Поэтому тренировка навыков самосострадания в работе с травмой крайне важна.
Надеюсь, что материал был полезен! Ставьте лайки, подписывайтесь на канал!