Отчего луна так на голову похожа? Даже когда за вуалью ночной прячется, лишь слегка месяцем выглядывает… Такой вопрос у кого угодно возникнуть может, но только не у жителей Луноградья. Для них луна, без лишних раздумий, - глава тела ночного: и земли, и неба, и всего, что меж ними. Да и сам день, лучами солнца озарённый, продолжение лунного света, просто иного, от затылка её исходящего.
Луноградцы больше любили, когда она лицом поворачивалась, оживлялись оттого сразу, деятельными становились, а в прочее время почивать их тянуло. Ведал каждый из них, что луна и голова, и глаз, и матушка нежная… Глазом своим взирает она на детушек любимых, и всегда готова стать для них и руками ласковыми, и плечом верным, и грудью тёплой.
В ту ночь луна, как и всегда, за чадами присматривала. Особливо её внимание трактир привлёк, уж больно шумно там было, суматоха вскорости намечалась.
-Говорю вам, мужичье! Вор он! – верещал одноглазый ворон, прыгая по столу перед трактирными гостями.
-То, что ворюга он, тут и так всякий знает, - отвечал один из захмелевших мужиков, - но вот что он глаз твой украл, как-то не верится.
-Ну а кто ещё?! Хапка! Первый хапуга на всём Луноградье! Даже за пределами его известный! Он только тем и живёт, что ворует беспрестанно! – не унималась птица.
-Так ты тоже, - отрыгнув, продолжал завсегдатай, - воруешь, что ни ночь. У меня, помнится, горбушку хлебную со стола утащил и вилку оловянную в придачу. У соседа моего картофелины крал из амбара целый месяц, а потом ещё и мешок опустевший зачем-то унёс!
-Да что там я! Мелочь, бывает, умыкну, которая и хозяевам не надобна. Но вот Хапка - вор больших размахов! Он бы и трактир этот со всеми вами в карман сунуть мог, так что вы бы и не заметили, балбесы!
-Ты выражения то выбирай, одноглазый, - заговорил сурово другой посетитель, - сидишь тут у нас на столе, гадишь под себя, вон сколько помёта навалил уже!
-Это я к бою готовлюсь, метать в злодея буду!
-Ага, ты его и не в злодеев кидаешь постоянно. Всё Луноградье уже своей рудой завалил. Если б не был ты иногда смешным, ощипали бы давно. Но ведь терпим тебя, шута пернатого! А ты мало того, что стол пачкаешь и в кружки наши клювом лезешь, так ещё хамить удумал…
-Да как ты… - осёкся вдруг ворон на полуслове.
В дверях трактира появился юноша - плащом во весь рост закутан, руки в карманах спрятаны, а голова под капюшон. Только бледное лицо, с безразличным взглядом, за серой тканью не таилось. Любой луноградец, ежели встретит кого-то чуть на него похожего, сразу за карманы и сумы свои хватается, или попросту бежит без оглядки. Ведь любому в Луноградье известно, если вор Хапка мимо тебя пройдёт, лишишься ты денег, башмаков и покоя… И это ещё в лучшем случае! Как не сжимай гроши в кармашках, если захочет Хапка, то целиком твой карман украдёт, может и со штанами вместе! И столь незаметно всё проделает, что слабый ветерок разве что ощутишь, да и то вряд ли.
Трактир этот был один из последних куда вора пускали, в остальных в него стрелы с камнями сразу летели. Сие же заведение придерживалось правила - пускать всех кого луна своим светом касается, и при входе провожает. Её поручительство всего надёжнее! Ну а если гость чудить и шалить затеет, то громила местный его обратно под свет её выдворит – пусть перед царицей ночной винится, за преданное доверие оправдывается. И Хапку, и ворона, так уж много раз прогоняли, но не сказать, чтоб они спешили у светила прощения просить… Знали, что добрая матушка в небесах, всё равно их приголубит и опять доверится. За такое отношение к луне этих двоих тут не жаловали, но всё же дверей пред ними не затворяли.
При виде Хапки все посетители разом напряглись, за кошельки ухватились, хоть и знали уже, что без толку. Что до ворона, то он вдруг замер, выпучил глаз, а потом взметнулся верещащим ураганом перьев, ругательств и помёта. Полетели пакости вороньи прямиком в Хапку, да вот только не учёл пернатый, сколь искусен был тот вор! Он ещё в полёте весь помёт украсть успел, по карманам и в полах плаща попрятать. Когда метать ворону уже нечего было, он собрался сам в бой кинуться, но и глазом единым моргнуть не успел, как сам в одном месте с помётом очутился.
Заверещал одноглазый, брыкаться, клеваться и царапаться принялся. Хлопнул Хапка по карману раздражённо, отошёл к пустому столику в тёмном углу и вытащил чуть присмиревшую птицу наружу. Прошёлся грязный ворон вдоль стола, отряхнулся деловито и разъярённо уставился глазом на пронырливого воришку.
-Ты зачем глаз мой украл?! Куда его дел?! – гаркнул одноглазый.
Хапка в ответ лишь бровью повёл недоумённо, плечами растерянно пожал.
-Кому ещё его красть как не тебе? Ты ж хапуга беспринципный, даже у птенчика готов крылья спереть наживы ради! Вот и меня обобрал! Я, наверно, тогда и из скорлупы ещё не вылез! Потому как не помню времени, чтоб зрения не вполовину было!
Вор всё ещё помалкивал, задумался о чём-то, потом вздохнул и порылся в полах плаща. Вынул Хапка бересты кусок, чернил флакончик и перышко. С заметной неохотой, начертал он на коре слова – “У меня нет голоса.”
-Да? Где же он? – озадачился одноглазый.
Хапка только плечом обескуражено повёл, бровью подпрыгнул, и дописал слова – “Наверно украден”.
-Это как? Ты свой же голос в карман затолкал что ли? Себя же обобрал?
Тут уж и вечно спокойный Хапка нахмурился, да так, что ворон назад отпрянул, крылом прикрывшись. Из-под перьев голос его донёсся, - Понял, понял! Извини, вижу, ты и сам от неведомого негодяя пострадал. Обознался я! Но не вини меня за то! Я ж просто на поводу у слухов пошёл, слава твоя дурная мне ясность взора замутила! Хотя и твоей вины тут нет…
Одноглазый осторожно опустил крыло и распрямился. Хапка уже снова был тих и безразличен взглядом, и с важным видом ворон такую речь повёл, - Думаю, мы одним и тем же вором обкрадены! У кого голос твой, у того же и глаз мой. Ты, наверно, знаток мира воровского… Есть мысли, кто бы это мог быть?
Оба задумались, три глаза в потолок уставив. Ворона первого идея настигла, прямиком в око ему ударив, - Знаю! Вор ворону глаз не выкрадет, а значит… Кто как ни откровенный злодей мог нас так обездолить?! Значит, искать надо не среди воров, а среди злодеев! Самый же заядлый и откровенный злодей у нас тут колдун Лешун! На окраинах Луноградья, близ болот он обитает, туда нам и дорога лежит. Ох, и перетряхнём же мы подлеца старого!
Хапка только кивнул и встал из-за стола. Птица ему сразу на плечо вспорхнула, пояснив, - со мной на плече мы более внушительно выглядим, чем каждый по отдельности. Плащ я тебе не попачкаю, не переживай!
-Странная парочка, - буркнул один из завсегдатаев, провожая взглядом вора с вороном.
И получаса не прошло, как дошла странная парочка до окраинных районов. Тут тоже дома некогда были, но топкая земля их поглотила, только крыши не обглодав. По слухам, это Лешун, людского общения чуждый, колдовством постарался. Может не такие уж то были сплетни, ведь его-то дом был съеден землёй лишь наполовину.
Бесшумным шагом, со всей осторожностью, приблизился Хапка к зловещему жилищу. Через дверь в него не попасть было, трясина в неё вцепилась намертво. Обойдя дом, не нашёл вор иного хода кроме оконной ниши, которую топь лишь слегка надкусила. Заглянули вор с вороном в окно, и увидели они почти пустую комнату – лохань воды болотной, стул плесневелый, стол подгнивший, и насест для птицы. На столе свеча неугасимая горела, а на насесте курица чёрная посапывала. Видать большую часть имущества чародей в затаенных углах держал, куда без волшебных уловок не проникнуть.
-Колдун частенько курицей оборачивается, - шепнул одноглазый Хапке в ухо, - так что нашли мы его. Дай ка я с ним потолкую по-свойски, как пернатый с пернатым. Ты-то всё равно немой, не сможешь, как полагается, изъясниться.
Прополз вор в окошко, а ворон на пол слетел, прошёлся туда-сюда, остановился резко, напрягся, надул птичью тушку… Поздно Хапка сообразил, что соратник его затевает! Взвился уже одноглазый к самому потолку, швырнул в курицу помёта сгусток, а затем ринулся на неё карающим ястребом, выкрикивая – Где мой глаз, чароплёт проклятый?!
Рухнули оба с насеста, и покатились по полу, клювами и когтями разя. Жуткий гвалт пернатые подняли, когда перья друг у друга рвали… Но недолго тот поединок длился. Едва курица стряхнула дремоту, вспыхнула дымкой, и поднялась с пола костлявым стариком в чёрных лохмотьях. Рыкнул колдун, суставами хрустнул, и вытряхнул из-под ногтей две молнии и пламени язык. От молний ворон увернуться сумел, но огонь его бы непременно зажарил, если бы Хапка вовремя пламень тот не украл. Однако ж, жар такой под плащом удержать невозможно! Загорелись одеяния серые, объял их огонь беспощадный. Повезло вору, что лохань воды тинистой рядом стояла, пришлось и её срочно красть, чтоб себя потушить.
Разгневанный колдун, тем временем, продолжал бросать в ворона молнии и снежные градины. Но одноглазый от всего поспевал увернуться, даже помёт разок в ответ швырнул, и ругательств с десяток каркнул.
Дымился ещё Хапка, вымокшим был насквозь, но внимания не терял, вот и заметил, что из под ногтей боевое колдовство исторгается. Мимолётным движением, неуловимым даже чародейскому глазу, похитил он все ногти с рук Лешуна, а затем и с ног, на всякий случай. Освободилась вся ворожба разом, сплелась на полу в клубок сверкающий, засветилась ярко. Всерьёз перепугался колдун, ударом ноги тот ком в оконце отправил… Громыхнуло снаружи словно сотней громов сразу, и стихло всё…
Прекратилось и сражение в доме - умолкли трое в один миг, замерли.
-Не думайте, что я теперь бессилен, - первым заговорил Лешун, злобно скалясь, - у меня ещё под языком яда скоплено, и в морщинах плеши чары припасены.
-Так мы и язык твой скрадём, и плешь, и самого тебя карманом пленим! – огрызнулся расхрабрившийся ворон.
-Тайники не открою, в закрытые покои хода не дам, - сухо отрезал колдун.
-Ага! Значит там ты мой глаз прячешь?!
-Мне вороний глаз задаром не нужен, - отмахнулся колдун.
-Так ты же злодей! И без нужды козни вершить способен! Если не ты, то кто мне зрение уполовинил, а у друга моего голос украл?
-Я злодей, а не мелкий вредитель, как некоторые, - заявил Лешун, скрестив руки, - верните ногти, подскажу кое-что. Силы в них нет уже.
Ворон вспорхнул Хапке на плечо, и зашептал что-то на ухо. Вор от его идей покривился, но всё же доверился, и, осторожно приблизившись, протянул колдуну горсть ногтей.
-Вот тебе все ногти, кроме одного! Один у меня в клюве. Если учудишь чего, проглочу, и только изгаженным ты его потом увидишь, хе-хе, - с гнусью в голосе закончила птица.
Сморщился Лешун, но поддался, заговорил, - Я, между прочим, сам жертва его воровства. Волосы с головы моей он украл, одну плешь оставил! Но только мелочи всё это… И глаз, и голос, и вихор… Не замечали пятен на луне? Аспид проклятый от неё куски отламывает! Ежели хотите его поймать, то к светилу приглядитесь, может и застанете подлеца за преступлением. Только он раз в век может на неё покушается, не знаю того, не ведаю.
-Кто же знает? – растерялся ворон.
-Звездочёта Никодия спросите, ночное небо всегда под его присмотром, возможно, и видел он чего. Больше мне сказать нечего. Ноготь выплюнь, вороньё.
Одноглазый медленно отступил к ногам Хапки, выложил на пол ноготь, и вместе с вором быстро наружу вылез. Колдун им препон не чинил, видать, изрядно они его утомили.
Где дом звездочета, все луноградцы знали, сложно его проглядеть было – стоял он на высоких сваях, в два этажа, над всеми возвышаясь. К звёздам и небу ночному стремился дом, вослед своему хозяину. Впрочем, вор и ворон к нему пока ещё только шли, охваченные тяжкими думами. Не ценили они луну, запросто её светом себе в угоду пользовались, а она, меж тем, всё это время мучима была, злонравным расхитителем обижена. Вот украдёт неведомый её целиком, и что от мира останется? Кем они окажутся, ежели света в ночи лишатся? Чёрными на чёрном кляксами или пищей для тьмы? Тяжелые то были вопросы, и их весомость даже болтливому ворону клюв сомкнула до самого конца пути…
У дома звездочета Хапка остановился, оборотился хмуро к товарищу на плече. Одноглазый, замахал крыльями, - Нет, нет, я ошибки свои осознал! Дважды уже обознался. Теперь, коли уж я одним голосом говорю за нас двоих, подойду к делу ответственно, и говорить буду со всей моей учтивостью.
Усмехнулся вор, подумав о манерах птицы, да делать нечего… Ухватился Хапка за верёвочную лестницу, ведущую к дому звездочёта, и взобрался наверх. Жилище это, в дверях с крышей не нуждалось, зато каждая стена его нуждалась в окнах. Всем, кроме пола, дом высокий был открыт ночному небу, и куда бы хозяин или гость головы не поворотил, не терял он взором звёзд.
Знаток подлунного мира, Никодий, сидел у окна, опираясь локтем на раму. Созерцал звездочёт звёздную ширь, ловя каждое движение от горизонта до горизонта. Подспорьем ему служила подзорная труба, отложенная пока на подоконник, но, как говорили, собственный глаз его и без инструментов видит всё, что значимо.
-Здравия тебе, уважаемый Никодий, мы к тебе по важному вопросу… - начал было ворон свою учтивую речь.
-Имя моё Никодий, это так, - перебил звёздочёт, не оборачиваясь, - ваши же имена мне неизвестны.
-Это Хапка! – махнул крылом в сторону вора ворон, - Ворюга умелый! Утянет всё, что не приколочено и что приколочено! Но на небо ночное, к чести его, никогда не посягал. Своего голоса у него нет, потому я за него озвучиваю.
Звездочёт испытующе молчал, вынудив ворона продолжить, - я ворон с одним глазом… Зовут меня Хлюп.
Хапка удивлённо воззрился на птицу, чьё имя только узнал, а та стыдливо повернулась к нему отсутствующим глазом.
-Теперь ясно. А пожаловали зачем?
-Да вот узнали мы, что некто нашу матушку, дарительницу света ночного, обижает. Обкрадывает! Целые ломти от неё отрывает, пятнает лик её светоносный! – одноглазый говорил так взволнованно, что казалось даже искренне.
Звездочёт бросил на гостей быстрый взгляд, и заговорил, - да, я тоже заметил. Но самого грабителя не разглядел и кто он не знаю. Хотя и сам я от него претерпел, тоже был многого лишён…
-Это чего, например?
-Судьбы. Купеческой жизни. Я ведь с младых лет мечтал зажиточным торговцем стать, в Солнцеграде осесть и выстроить себе там хоромы, не хуже княжьих. Только украл у меня тот вор всё, что трудом честным было нажито, и пришлось мне вместо отнятой судьбы и былого имени, найти себе судьбу и имя звездочёта…
-Что-то ты странное говоришь, Никодий, - прищурился ворон, - тебя же на дороге разбойники ограбили. Им до луны не дотянуться, да и дела им до неё нет… Того атамана я знаю, его только хмель, удаль и злато интересуют.
-Разбойники, да… - со вздохом отвечал звездочёт, - но кто привёл их к тому времени, когда я на дороге со всем имуществом находился? За их спинами искомый вор крылся и подсказывал. Для его рук загребущих любые расстояния и преграды пустячны, у каждого он найдёт, что украсть.
-Чего-то я запутался совсем, ты понял что-нибудь, Хапка? - обернулся к приятелю ворон. Тот в ответ лишь пожал плечами.
-Есть у меня сумасбродная мысль, как вора застать, - продолжал Никодий, - во всём Луноградье, крыша княжьего дворца ближе всех к луне и если, где его и можно разглядеть, то там. Я и княжне о том говорил, и она даже согласилась дозоры по ночам выставлять, но через пару дней передумала, настроением переменившись. Если хватит вам решимости и терпения караулить при луне, то может повезёт обидчика застать.
Раскланялись друзья невольные, и покинули жилище Никодия. Ночь уже к завершению близилась, но решили они набраться терпения, и со следующим же закатом, начать луну сторожить, пока врага своего не поймают.
Быстро день пролетел, передохнули вор и ворон каждый у себя в гнездышке. Позабыли они прежние дела - Хапка воровать почти перестал, Хлюп на пакости мелкие не отвлекался… Каждую ночь они теперь на крыше княжьих покоев проводили. Ложились спиной на тёплое дерево крыши, и присматривали за луной, чтоб никто на неё покуситься не удумал.
Спокойными были те ночи. Ворон сплетничал, конечно, без умолку, но для Хапки тот говор был как ветра шум. Впрочем, одноглазый, сколько клювом не хлопал, а за светилом всё же приглядывал. Стыдно им обоим было, что не заботились они раньше о луне, её опеку как должное принимая. Может хоть теперь удастся им ответить и ей благодеянием…
Одной из ночей к ним стражник пришёл, и принялся расспрашивать, что это они тут забыли, и что злоумышляют. Имеют ли от княжны дозволение здесь находиться? Хлюп на него так и налетел с бранными воплями, мол, как смеет он их попрекать, когда они самой луны личная гвардия и верные стражи. Стушевался княжий служитель и сбежал поспешно. Однако, следующей же ночью заявился с тремя боевыми товарищами и, вероятно, для лунных сторожей всё кончилось бы плохо… Прогнали бы их пинками или даже свободы лишили… Но, вдруг, объявилась на крыше княжна, суровым взором всех и каждого усмирив.
Сколь бы ни был дерзок ворон, а перед высокой особой и он притих. Принялся ей кланяться, лапкой шаркать и пояснять, в чём они призвание себе нашли. Хапка тоже неуклюже поклонился, ловок-то он был только в делах воровских.
Государыня одноглазого выслушала, и неожиданно заулыбалась, хохотнула кратко. Похвалила она охранителей луны, и распорядилась, чтоб каждую ночь им кушанья с напитками приносили, а, ежели непогода, плащами одаривали. С тех пор их служба проще справлялась, раз уж сама княжна её одобрила.
Минуло три месяца, трижды луна лик обнажала и прятала… Пришедшей ночью, она вся открыта была, даже тучки её не затеняли. Сидели вор с вороном на крыше, под одним плащом от моросящего дождика прячась. Одноглазый привычно ворковал о том о сём, но когда, нежданно, молния в отдалении блеснула, сразу умолк.
Шёл по крыше сияющий человек, прямиком к паре друзей направляясь. Больно было смотреть на него, каждый миг он светом своим вспыхивал и гас. Нетороплива была его походка, а большего о нём и не скажешь – не получалось его фигуру и черты лица распознать. Встал он прямо перед лунными сторожами, вынудив их в сторону коситься.
-Ты зачем пришёл? – прищурился единым глазом ворон.
-Жаль мне вас стало. Вы же на своём посту, всё время жизни так растратите, - ответил незнакомец мягким гласом.
-Тебе-то чего? Ты кто вообще?
-В текущий мой момент я тот, кого вы видите, а звать меня можете Симеон Мерцающий. Впрочем, зваться в тот или иной момент я могу как угодно, и кем угодно.
-Ты случаем не луну обкрадывать пришёл? – напрягся ворон под плащом, Хапка его тканью придержал, чтоб не ярился раньше срока.
-Не затем пришёл, но, то и так сделаю.
-Ага… Значит ты искомый злодей! Ты меня глаза лишил?! И моего друга немым заделал?! – завертелся Хлюп под плащом, пытаясь выпутаться.
-Не этот я.
-Ты понятно изъяснись! Чего ты юлишь словесами хитрыми?!
Незнакомец мигнул своим сиянием, будто бы вздыхая, и ответил, - то, что вы ищите, ворует не из злого умысла или корысти, но в силу природы своей. Как луна живёт тем, что по ночам вас светом награждает, так и расхититель сей неуловимый, существует тем, что крадёт.
Хапка вдруг узнал вора, и тут же голос себе возвратил! Вырвались из горла его крики смешные, засучил он ручками и ножками, завертел глазами. Только вот не мог он более с телом своим управляться, и голос обретённый, лишь визгом и воплями исходил. Не иначе как ребёнком стал! Ещё немотой не осуждённый, однако, и на речь не способный. Мало толку в таком даре!
Вернул Хапка то, что в карман сунул, и заодно пришлось с голосом расстаться. Симеон Мерцающий своё ухватил, испуганно вспыхнул, и пропал. Ворон тоже перепугался, комочком пернатым к боку друга прижался, весь дрожа. Пяток минут он так трепетал, потом успокоился и серьёзным тоном спросил, - Хапка, ты что, у времени двадцать лет украл, а потом вернул?
Тот в ответ растеряно кивнул.
-Ох… Меня же тогда ещё и в скорлупе не было… Не делай так больше никогда, ладно? Лучше уж быть одноглазым, чем не быть вовсе.
Хапка закивал, погладил птицу по спине. Ворон встрепенулся, вернулся к былому настроению, и заявил, - Пошли лучше в трактир, приключений поищем! Пусть мы и бедовые, но луна за нас завсегда заступится.
Друг кивнул, соглашаясь. Луна тоже.
Вор он - сказка из цикла Луноградского
13 октября 202413 окт 2024
2
16 мин