Окончание
Заключительная часть жизнеописания кота Гусара относится, наверное, к самым радостным и счастливым дням нашего общего бытия.
Начало истории здесь -
В Челябинской области есть озеро Увильды. Среди его прохладных вод находится большой безымянный остров. Мне достало ума не возвращаться туда в последующие годы, чтобы не разрушить свои прекрасные воспоминания.
С конца восьмидесятых до середины девяностых в период с мая по октябрь остров заселялся нашей молодой дружной компанией.
Возникал палаточный городок.
Появлялись общая "трапезная" под навесом из плотного полиэтилена, печь-буржуйка и коптилка для рыбы, открытая кухня с каменным очагом.
Одна сторона острова образовывала природный пляж с чистым песком, другая, заросшая деревьями и заваленная камнями, была идеальна для уединения.
Ставилась большая палатка для детей, которые жили сепаратно, дичали, носились, купались, ссорились-мирились, играли в индейцев, сыщиков и разбойников.
Иногда устраивались танцы и дискотеки, но чаще просто посиделки с гитарами у вечернего костра.
Парадиз функционировал весь теплый сезон, затихая в будни и оживляясь в выходные, когда на остров съезжались жаждущие отдыха и свободы.
Неподалеку был еще один небольшой островок, густо заросший деревьями. Мы называли его Остров Любви. Туда уплывали на лодке парочки, желающие уединиться. Островок надежно укрывал от любопытных глаз очередных Адама и Еву, и редко пустовал.
Весь наш инвентарь и прочее добро оставалось зимовать в поселке у санатория Красный камень.Там жил наш Харон, лодочник, рыбак, общий друг, у которого летом ставили машины и оставляли ненужные на острове городские вещи.
Остров никто не занимал, кроме нас, все как-то привыкли, что наша компания обитает там ежегодно.
Время было непростое, суматошное и переломное.
Бушевала перестройка, по России мчалась тройка.
В библиотеках росли очереди за разрешённой литературой. В толстых журналах ежемесячно печатали что-то немыслимое ранее, читали, кажется, все, от старшего поколения до подростков.
Челябинск стал открытым городом, предприятия трясло от перемен, менялись социальные установки.
Мы не воспринимали происходящее в стране негативно. Казалось, что вот сейчас все изменится, общество поймет и примет свои ошибки, мы все решим, все изменим, и жизнь наша станет лучше, интереснее, справедливее и чище.
Заставить меня сейчас спать в палатке можно только угрожая одновременно н.ожом и п.истолетом, но тогда, в молодости, это казалось романтичным и не доставляло неудобств.
На острове бесконечно обсуждались перемены, происходящие в стране, выпускались стенгазеты и листовки, писалось неимоверное количество стихов, смешных и серьезных, горланились по ночам песни и устраивались ночные купания с фонариками и факелами.
Падение Берлинской стены, воссоединение Германии, образование СНГ, распад СССР, первая чеченская, у.бийство Листьева, гибель Цоя... Все эти события обсуждались, трактовались, становились поводами для споров и общих выводов.
Зверье наше жило своей звериной жизнью и наслаждалось летним раем.
Кошек и собак привозили вместе с детьми.
Собаки поначалу выясняли отношения, иногда дрались, но быстро принимали новые условия существования.
Кошки исчезали на пару дней бесследно.
Помню, как испугалась в первый раз за Гусара, который удрал в заросли и канул.
Меня успокоили старожилы - набегается, сам выйдет на центральную поляну.
Он и вышел на рассвете третьего дня, встретив меня у выхода из палатки.
Пузо Гусара почти волоклось по земле, его слегка штормило от сытости, глаза - мутно-блаженные маслянисто-зеленые - были полузакрыты, он явно наелся мышей до невменяемого состояния.
Но в зубах у нашего милого интеллигентного котика была придушенная полёвка!
Он гордо возложил добычу к моим ногам и пал с нею рядом не в силах пошевелиться.
- Это что за гадость, Гусар? Убери немедленно!
Кот смотрел на меня снисходительно-сытым взором, в котором плескалось ленивое удивление.
- Ты же съела голубя и курицу, - словно говорил его взгляд, - зачем ты придуриваешься? Это мышь, она больше, жирнее и слаще вонючих городских птиц! Мышь свежая, я только что задушил ее для тебя в знак нашего родства и единства! Ешь, глупая двуногая человеческая женщина, наслаждайся моей добротой!
Он так и не поверил в мою неспособность есть сырое мясо, и неизменно таскал мне мышей практически каждое утро на Увильдах.
Однажды я застала его за инспекцией общего стола, оставшегося неубранным после празднования чьего-то дня рождения.
Было раннее тихое утро, остров спал.
По длинной деревянной столешнице брел Гусар, брезгливо озирая брошенную посуду с остатками еды, пустые и недопитые стаканы с п.ивом, невытряхнутые пепельницы и скомканные бумажные салфетки.
Гуська поднимал правую лапу, совал любопытную морду в блюдо с обглоданной рыбой и тут же сердито фыркал, обнаружив ценный продукт, засыпанный пеплом или залитый пивом. Шел дальше и, унюхав что-то приемлемое, устремлялся за добычей, но снова содрогался от мерзких запахов и неубранного беспорядка.
Он посмотрел в мою сторону с таким откровенным недовольством кожаными двуногими и.диотами, испортившими ценную пищу, что, устыдившись, я уползла в палатку, решив переждать приступ кошачьего гнева в укрытии.
У Янки на Увильдах обнаружились неожиданные таланты.
Зря мы считала ее дурной недотепистой собакой! Она оказалась умницей, трудягой и фонтанировала энергией.
Обежав с утра пораньше остров по кромке воды и убедившись, что охраняемым ею людям ничего не угрожает, она начинала свою царскую охоту. Зайцы, мыши, ящерицы, суслики и прочая мелкая живность были неизменными объектами ее страсти.
Однажды приволокла в зубах сову и гордо возложила на кухонный ящик для посуды.
Если мимо острова плыли чужие лодки, Янка первая из собак летела следом, придирчиво наблюдая за потенциальным врагом. Она никогда не лаяла впустую, но стоило один раз каким-то лихим людям сунутся на остров и попытаться высадиться, Янка в сопровождении более мелких собачек устроила такую встречу гостей, что пришельцы унесли ноги, уныло матерясь.
Однажды не уследили, и, направившись в сторону Красного камня, обнаружили, что она плывет за лодкой. На середине пути, сообразив, что устала и отстаёт, позволила втащить себя в лодку и больше никогда не пыталась сопровождать наши плавсредства. Просто садилась на берегу и спокойно ждала возвращения.
Бросать ею обожаемый апорт можно было бесконечно, она кидалась в воду, плыла, рассекая волны, и приносила очередную палку или ветку с таким восторгом на бородатой морде, что невозможно было отказать в следующем броске. В итоге у всех обитателей острова появилась почетная обязанность - в любую погоду кидать янкин апорт.
Вот, когда я поняла, как некомфортно большой собаке в городской квартире.
На острове и Янка, и Гусар превращались в лучшие версии самих себя. Они не дрались, существовали рядом, уважая друг друга, и никому не создавали проблем.
Надо ли говорить, что по ночам кошаки носились по острову, как стадо мустангов, издавая дикие боевые вопли и радостные крики победы. Гусар ближе к осени становился матёрым кошарой с хищным блеском и хитрым прищуром в зелёных глазах. Нигде я не наблюдала его более счастливым и довольным жизнью.
И, сейчас, вспоминая то время, я вижу не сложную перестроечную лихорадку в обществе, не вынужденное и не всегда комфортное житье ставших друг другу чужими и ждущих развода и разъезда людей, не бесконечное количество проблем, которые неизбежно пришлось решать в связи с происходящими в стране и в семье событиями, а этот безымянный остров.
Солнце, перламутровую гладь озера, белый песок маленького пляжа, смеющихся детей и довольных жизнью взрослых, между которыми лениво бродят сытые кошки и скачут веселые собаки, готовые защищать своих отважно и бесстрашно.
И, глядя в прошлое, всегда бормочу знакомые и точные строчки -
"не с сожалением, что прошло, а с благодарностью, что - было..."
Мое молодое счастье носит имя - Увильды.
Кот-интеллигент -