В Японии Ёсико Кавасима воспринимают как свою, к её «подвигам» относятся спокойно и прощают её деятельность в военное время. Для китайцев история Ёсико Кавасима чаще представляет случай универсального зла. Её считают предательницей Китая, обвиняют в развязывании войны в Шанхае и в пособничестве японской оккупации, при этом, не забывая упоминать об изнасиловании в юности и неутомимом сексуальном аппетите позднее. Для некоторых обвинений есть основания, но часто китайцы заходят далеко.
Сомнительно, что она когда-либо говорила: «Я хочу бомбить Шанхай, я ненавижу Китай», что делает её персонаж в исполнении Мэгги Хан в «Последнем императоре» Бернардо Бертолуччи. Хотя она сыграла определенную роль, нанимая китайских рабочих для разжигания антияпонского насилия, которое спровоцировало Шанхайский инцидент 1932 года, – кровавое сражение, унесшее тысячи жизней.
Нелегко отделить факты от вымысла о жизни Ёсико Кавасима, «восточной Мата Хари» или «маньчжурской Жанной д'Арк». Легенда вокруг неё начала создаваться, когда ей ещё не было и двадцати и сложно узнать достоверно, в каких подвигах безрассудства или предательства (в зависимости от точки зрения той или иной стороны) она на самом деле участвовала.
Приёмный отец
Маньчжурская принцесса, Айсиньцзюэло Cяньюй, родилась в Пекине в 1907 году в семье десятого (и последнего) князя Су, Айсиньцзюэло Шаньци, у которого было 38 детей от пяти женщин (21 сын и 17 дочерей) и тщетные мечты о возрождении династии Цин, после её падения в 1912 году. Отец принадлежал правящему клану династии Цин, Айсинь Гьоро (что с маньчжурского переводится как «золотой род», в китайской передаче – Айсиньцзюэло). В возрасте восьми лет четырнадцатая дочь князя Су была удочерена союзником отца Нанива Кавасима и получила японское имя – Ёсико.
Нанива Кавасима, ставший приёмным отцом Ёсико, родился в семье самурая из домена Мацумото в провинции Синано (ныне город Мацумото, префектура Нагано), изучал китайский язык в школе иностранных языков в Токио. В конце концов, он вступил в ряды японцев, известных как тайрику ронин («континентальные странники»), которые по разным причинам сделали Китай центром своей жизни. В знак признания его усилий по созданию полицейских учреждений на территориях, оккупированных японскими военными, когда административная власть была возращена династии Цин в 1901 году, он был назначен генеральным директором Пекинской полицейской академии. В то время князь Су стремился к реформе модернизации посредством конституционной монархии по образцу Японии и симпатизировал взглядам Нанива Кавасима.
Когда в 1911 году разразилась Синьхайская революция, двор Цин разделился на два лагеря. Вдовствующая императрица Лунъюй от лица императора Пу И подписала отречение от престола в феврале 1912 года. Члены императорской семьи, решительно выступавшие против отречения, в их числе князь Су, бежали из Пекина и организовали движение мести. Японцы предоставили императорской семье резиденцию в Люйшуне (Порт-Артур). Князь Су собирался свергнуть Республику и вернуть династии Цин власть. Он назначил Нанива Кавасима переговорщиком с японским правительством по движению мести, и, чтобы продемонстрировать тесные отношения между ними, передал ему дочь.
Нанива, конечно, представлял себя благодетелем, строителем мостов между Китаем и Японией. Удочерение маньчжурской принцессы прекрасно вписывалось в этот план. Он мог претендовать ещё на один акт великодушия, также помогал девочке, которая, по его мнению, была благословлена развиваться в чистой и просвещенной Японии, а не в грязном и тёмном Китае.
В Японии Ёсико впитала убеждения приёмного отца о том, что она должна посвятить себя возвращению маньчжурам их былой славы. Она действительно научилась гордиться маньчжурским наследием, и в частности своей императорской родословной. Она решила посвятить себя помощи собратьям-маньчжурам, которые подверглись преследованиям и обнищанию после падения династии Цин.
Наставницей Ёсико, по просьбе приёмного отца, стала учительница Мацуэ Хонда, которая была умной женщиной с космополитическими взглядами. Ёсико осталась привязанной к ней всю жизнь, тогда как Мацуэ Хонда искренне её любила. В Токио Ёсико отправили в младшую школу, где обучение включало дзюдо и фехтование. Получив начальное образование, она поступила в женскую школу Атоми.
После переезда приёмной семьи в Мацумото, она училась в средней школе для девочек, и каждый день, отправляясь на занятия верхом на лошади, воображала себя своей любимой героиней, новой Жанной д'Арк, возвращающей своему народу его законную славу.
Красавица в мужской одежде
В Мацумото первой любовью Ёсико стал Тору Ямага, тогда младший лейтенант из армейского полка в Асама-Онсэн.
В 1922 году, примерно в то время, когда приёмная семья переехала в Мацумото, умер Шаньци. Поскольку биологическая мать Ёсико не имела официального статуса наложницы Шаньци, она, согласно маньчжурской традиции, покончила жизнь самоубийством, присоединившись к своему хозяину в смерти.
Когда Ёсико исполнилось семнадцать лет, Нанива надругался над ней (как она сама утверждала). Кроме того, она подвергалась приставаниям ультранационалистов, окружавших Кавасима. С ранних лет она демонстрировала мальчишескую натуру и использовала мужскую форму речи. Определённо на это повлияло окружение, в котором она росла.
В 1925 году Ёсико сделала суровую стрижку «ёжик», начала носить мужскую одежду и взяла мужское имя Рёсукэ. Это была первая из многих её попыток сформировать собственный имидж и свою судьбу. «Я решила навсегда перестать быть женщиной», – заявила она. Всё, что было связано с Ёсико, включая скандальное и непристойное, широко освещалось в японских газетах, её называли «красивая женщина, одетая как мужчина» (дансо но рэйдзин/男装の麗人). То, что Ёсико происходила из императорской семьи династии Цин, подогревало большой интерес со стороны общественности. Благодаря ей средства массовой информации создавали новый тип японки. Девушки подражали в причёске, одежде, поведении Ёсико, становились её фанатками. В своё время она стала своего рода социальным феноменом в Японии, как айдол сегодня.
Вскоре Нанива переехал с семьёй в Далянь. Он надеялся сбежать от шумихи вокруг его имени, но также планировал управлять прибыльным рынком Даляня. В 1927 году Ёсико вышла замуж за лидера монгольско-маньчжурского движения за независимость генерала Национальной армии Мэнцзяна Ганжуржаба, сына князя Бабужава (союзника её биологического отца), убитого в битве за маньчжурско-монгольскую «независимость». Но скоро она сбежала от мужа, так как не смогла ужиться с родственниками мужа (развелись они примерно через три года). Спустя годы Ёсико утверждала, что её принудили к этому браку.
Возвращение в Китай – Шанхай
Сначала Ёсико вернулась в Токио, где называла себя Ян-гуйфэй, именем знаменитой наложницы танского императора Сюань-цзун, которую считали в определённой степени причиной упадка династии Тан. Здесь она заводила и бросала многих любовников.
Ёсико переехала в Шанхай в 1930 году, когда город рекламировался как «Париж Востока». Там было всё – джаз и танцы, подпитывающие празднества, преступность и фактически гражданская война. Среди всего этого в глазах общественности Ёсико представлялась как нечто среднее между потенциальной спасительницей своего народа и проституткой голубых кровей.
Ёсико питала особую симпатию к дерзкому шику мужской одежды – бриджи, тренчи, смокинги, сапоги из полированной кожи, кепки для верховой езды, военные фуражки. Она обожала стильную, безупречно сидящую на ней военную форму и лётное снаряжение и с гордостью носила всё это. В своих нарядах она позировала для фото, на которых подписывалась как звезда.
Когда она носила женскую одежду, то это было либо кимоно, либо китайское церемониальное платье, в зависимости от того, кого ей надо было соблазнять. Ёсико выглядела бунтаркой и царственной особой одновременно. Но она была не просто иконой моды, она бесстрашно использовала свой образ и жила на полную катушку – в распутстве, интригах и скандалах.
Шпионские миссии
В Шанхае у неё были сексуальные отношения с майором Рюкити Танака, военным атташе. Он осуществлял шпионскую деятельность, используя связи Ёсико с маньчжурской и монгольской знатью для расширения своей сети.
Восточная Мата Хари стала знаменитой во время Маньчжурского инцидента, начавшегося 18 сентября 1931 года, когда Квантунская армия оккупировала всю Маньчжурию от имени империи. Будучи любовницей генерала и разведчика Кэндзи Доихара, сыгравшему важную роль во вторжении Японии в Маньчжурию, Ёсико помогла уговорить Пу И возглавить «рай доброжелательного правительства», чтобы придать легитимность марионеточному режиму Маньчжоу-Го.
План Кэндзи Доихара состоял в том, чтобы Пу И вернулся на трон якобы из требования народа Маньчжурии (а Япония не могла противостоять воле народа). Чтобы осуществить его, необходимо было переправить Пу И в Инкоу до того, как порт замёрзнет, 16 ноября 1931 года. Благодаря Ёсико, хорошо знакомой с императором, Кэндзи Доихара удалось доставить его в установленные сроки.
Ёсико сопровождала императрицу Ваньжун из японской концессии в Тяньцзине в Лушунь. Несмотря на строгий китайский надзор, операция по вывозу Ваньжун прошла успешно, но как именно это произошло, остается загадкой. Официальных документов об операции нет, хотя существует несколько версий. Согласно одной из них, Ваньжун спряталась в багажнике автомобиля.
Сообщалось, что она участвовала в усмирении китайского военачальника Су Бинвэня в северо-западной Маньчжурии и получила под свое командование войска во время битвы при Рехэ. Эта новость широко освещалась в газетах Японии и Маньчжоу-Го.
Она любила эффектно проезжать мимо полков верхом на лошади с развевающимся на ветру плащом и сбивать всех с толку относительно того, герой она или героиня. Как командир, она взяла себе имя Цзинь Бихуэй. «Цзинь» – фамилия, которую использовали ее китайские родственники, а «Бихуэй» – «Сияющий нефрит». Её учтивое имя было Дунчжэнь («Восточная драгоценность»).
По свидетельствам Рюкити Танака во время Токийского процесса по военным преступлениям после Второй мировой войны свою роль она сыграла в Шанхайском инциденте в январе 1932 года, помогая разжигать насилие между японцами и китайцами, чтобы создать предлог для вооруженного вмешательства японской Императорской армии. По приказу министра армии Сэйсиро Итагаки Рюкити Танака планировал нападение на японских монахов в Шанхае. Квантунская армия предоставила 20 000 иен, чтобы нанять китайцев для нападения на японских монахов. Этим вопросом занималась Ёсико. Хотя нет никаких записей, кроме утверждений Рюкити Танака о том, что Ёсико была причастна к инициированию Шанхайского инцидента.
В тени Маньчжоу-Го
В марте 1932 года, когда Квантунская армия провозгласила Маньчжоу-Го во главе с Пу И, Ёсико назначили главой императорского двора в столице государства Маньчжоу-го, Синьцзине (Чанчунь), хотя она так и не заняла эту должность.
В то же время был опубликован роман Сёфу Мурамацу «Красавица в мужской одежде» по мотивам историй Ёсико, прославляющий её подвиги в Маньчжурии. Ёсико стала привлекать внимание средств массовой информации как «принцесса династии Цин, сотрудничающая с японской армией».
Ёсико наслаждалась шумихой вокруг её имени. Только позднее она поняла, какой вред нанесла себе в этот период. Некоторые из преувеличенных или вымышленных подвигов, созданных Мурамацу, были приведены в качестве «доказательств» на послевоенном суде над Кавасима.
Сёфу Мурамацу писал, что Ёсико принимала множество посетителей в приемной своего дома. Почему эти люди приходили к ней, или какие советы она давала, Сёфу не понимал. Он видел в Ёсико нечто среднее между социальным работником и политическим посредником, и был убежден, что она выполняла шпионские задания для японцев.
Поворотный момент
В 1933 году Хаяо Тада (генерал Императорской армии Японии в годы Второй японо-китайской войны) отправил Ёсико обратно в Японию. Она вернулась в Мацумото после восьмилетнего отсутствия и согласилась выступить с речью.
Одетая в черный китайский халат и шапочку вместо японской военной формы, она сказала слушателям: «Думайте обо мне сегодня вечером как о том диком ребенке, который покинул город по службе, а теперь вернулся в лохмотьях, чтобы навестить свой второй дом на некоторое время». Она продолжила восхвалять мир, японско-китайскую дружбу, неотъемлемое единство всех людей, описывала надежды народа Маньчжоу-го. В этой речи Ёсико явно боролась с новым восприятием своего мира, и её критиковали за «отсутствие идеалов и идеологии».
Но также ухудшалось её здоровье (что за болезнь у неё была неясно), иногда она лечилась в горячих источниках Мацумото. В свободное время она появлялась в радиопрограммах, исполняла песни, даже записала пластинки «Дзюгоя но мудзумэ» (Дочь пятнадцатой ночи) и «Монгору но ута» (Песня Монголии), которые были очень популярны. Она встречалась и дружила с артистами и писателями того времени, как Ханни Ито и Яэко Мидзутани.
Выступая в радиопередачах, она начала критиковать политику японских военных в материковом Китае, также использовала свои связи для освобождения некоторых китайцев, задержанных Квантунской армией.
За критику поведения Квантунской армии в Маньчжоу-Го и вообще политики Японии в отношении Китая с 1934 года Ёсико контролировали и военные, и тайная полиция, считая её двойным агентом.
В 1937 году в Тяньцзине она открыла японский ресторан «Токоро», который стал излюбленным местом отдыха элиты, но продолжала разведывательную деятельность, имея частые контакты с высокопоставленными японскими военными и китайскими шпионами. В этот период она была в отношениях с Рёити Сасагава, президентом Националистической популистской партии. Сасагава прошел путь от ярого ультранационалиста до вездесущего посредника, прежде чем стал филантропом. Он сделал огромное состояние на драгоценных металлах Китая, создал фонд на свое состояние и бросал вызов «высоконравственным» людям, которые, тем не менее, борясь со своими принципами, принимали его деньги. Ёсико так привязалась к нему, что не выносила даже короткой разлуки с ним.
Примерно в это время в её жизни вновь появился Тору Ямага, её первая любовь. Ямага, который прекрасно говорил по-китайски, был поклонником китайской культуры, служил тайным агентом. Он отвечал за сбор информации из артистических и художественных кругов. По словам Ёсико Ямагути, которая знала Ямага со школьных лет, Ёсико и Тору возобновили свой роман, оказавшись в Китае в одно и то же время.
Одиночество
Ёсико очень сблизилась с Ёсико Ямагути (Ли Сянлань), тогда восходящей кинозвездой, чьи фильмы имели пропагандистский потенциал. Ямагути была младше Кавасима на тринадцать лет, но могла сравниться с ней, когда дело доходило до столкновения лояльностей и убеждений. Ямагути даже пошла дальше, когда ее наняла Ассоциация кинематографистов Маньчжоу-Го, возглавляемая убийцей, боссом опиумной торговли и ярым националистом Масахико Амакасу.
В какой-то момент Ямагути поведали о плохой репутации Кавасима (скорее всего Тору Ямага) и она стала избегать её. Тем не менее, она оставила несколько пронзительных оценок в своей книге воспоминаний и трогательное письмо, которое Кавасима написала ей.
«Оглядываясь назад, я задумываюсь о своей жизни. У меня возникает стойкое ощущение, что все это не имеет никакого значения. Когда в мире о тебе много говорят, ты действительно цветок. Но в это время находятся и люди, которые безрассудной толпой приходят к тебе, надеясь использовать тебя в своих целях.
Ты не должна позволять таким людям тащить себя за собой. Придерживайся своих убеждений. Это лучшее время для тебя, чтобы заявить о том, чего именно ты хочешь для себя. Делай то, чего ты действительно хочешь.
Перед тобой пример человека, которого использовали другие, а потом выбросили, как мусор. Посмотри на меня внимательно. Я предупреждаю тебя, основываясь на собственном опыте.
Сейчас я чувствую себя как в широком поле, глядя на заходящее солнце. Мне одиноко. Я думаю, куда мне отправится в таком одиночестве…».
Примерно в это же время она начинает писать танка, наполненные чувством одиночества.
Ёсико Ямагути вспоминала: «Ёсико была строгим и очень гордым человеком, это письмо, вероятно, единственный способ выразить свои истинные чувства».
К 1940 году Ёсико Кавасима стали считать неуправляемой и опасной. Ее дурная слава, высокомерие, критический тон создавали политическую напряженность. Теперь она стала помехой среди тех же людей, которые ценили ее ум и использовали как шпионку и любовницу. Несколько ее бывших любовников получили задание убрать её, но никто из них не смог сделать этого. Ёсико сослали в Японию, где она находилась под наблюдением японской тайной полиции.
В Фукуока, где ей пришлось оставаться, её передвижения были ограничены. Со своей стороны, жители города были оскорблены нападками Ёсико на политику Японии и усомнились в её преданности Японии. Весной 1939 года Ёсико познакомилась и подружилась с Сономото Котонэ, ученицей старшей школы (которая написала о ней книгу «Одинокая принцесса»). Кавасима писала ей: «Японцы и китайцы – азиатские сестры и братья. Нет ничего глупее, чем сестры и братья, убивающие друг друга. Все люди любят свою родину. Я мечтала видеть мою родину Китай стабильной и свободной от войн, чтобы она стала, с помощью и под руководством Японии, наряду с Японией, великой азиатской нацией». И добавила позднее: «И Япония, и Китай превратились в скелеты. Почему они нападают и убивают друг друга?».
Когда, наконец, она получила разрешение покинуть город, возможно, благодаря содействию министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока, она неоднократно звонила Хидэки Тодзио, тогдашнему министру армии, чтобы предложить свои услуги. В 1941 году она вернулась на службу, получив новый «офис» в лучшем отеле Пекина. Она собирала сведения об антияпонской активности.
Ёсико понимала, что Япония проиграет во Второй мировой войне, утверждая, что «из-за высокомерного, слепого тщеславия военных они не понимали истинных фактов о Соединенных Штатах. И в то же время они имели чрезмерную веру в свои собственные способности».
Она держала обезьяну, которая стала единственным живым существом, которому она доверяла. «Я не хочу умереть среди людей. Но буду счастлива, если умру среди обезьян. Они преданные, как и собаки».
Арест и казнь
Отказ покинуть Китай после поражения Японии определил её гибель. Либо она ошибочно верила, что каким-то образом защищена, либо зашла слишком далеко (возможно, из-за зависимости от морфина), чтобы ясно представлять свою судьбу. К концу войны «Восточная драгоценность» больше не была чувственной и соблазнительной красавицей. Изможденная, страдающая от болезней и зависимости к наркотикам она водила сломанный армейский грузовик, брошенный отступающими японскими войсками. Она сменила имя, и скрывалась, живя в лачуге. Она разорилась, вынужденная постоянно платить за свою защиту, но, в конце концов, её предал один из ее бывших любовников.
Ёсико была арестована националистами в октябре 1945 года, почти через два месяца после капитуляции Японии. Националисты продолжали демонизировать её как члена реакционной императорской семьи Цин, женщину, которая посвятила свою жизнь восстановлению репрессивного режима. Суд над ней по делу о шпионаже начался 15 октября 1947 года. Неделю спустя её признали виновной в измене и приговорили к смертной казни.
По иронии судьбы, некоторые доказательства против нее были получены из романа Сёфу Мурамацу, – художественного произведения, как она многозначительно утверждала в суде. (Она даже сравнила его с «Путешествием на Запад», классическим китайским романом о царе обезьян).
В то время Гоминьдан опасался, что в случае раскрытия подробностей разведывательной деятельности Ёсико разразятся скандалы внутри «национальной партии» и её репутация будет решительно подорвана. В 1947 году ситуация для Гоминьдана складывалась не лучшим образом, когда Северный Китай находился в руках коммунистов. Смертная казнь Ёсико Кавасима была ускорена из-за опасений, что Коммунистическая партия Китая воспользуется теми сведениями, которые она могла поведать.
Ожидая результатов апелляции, Ёсико старалась не унывать, писала приемному отцу, чьей помощи она все еще искала. Ее китайские родственники не приезжали к ней из-за страха быть арестованными за военное сотрудничество с Японией. Только ее личный помощник, Огата Хатиро, пытался помочь ей, когда сам вышел из тюрьмы.
В любом случае Япония находилась под оккупацией союзных держав, и те люди, как Мацуэ Хонда, которые сочувствовали Ёсико и пытались бороться за её жизнь, ничего не добились. Как только Мацуэ Хонда узнала, что Ёсико будет приговорена военным судом как ханьцзянь («изменник китайского народа»), она приложила все усилия по спасению её жизни, в Японии посещала различные политические круги и просила помощи, собрала более 3000 подписей, что «Ёсико уже японка, поэтому с ней нельзя обращаться как с китаянкой». Когда все возможные меры были предприняты, готовясь к перелёту в Пекин, Мацуэ услышала по радио о казни Ёсико. Окончательно измотанная она потеряла сознание.
Казнь ханьцзянь обычно проводилась публично, Ёсико расстреляли рано утром, без посторонних глаз, 25 марта 1948 года. Но после казни тело было выставлено на всеобщее обозрение.
До конца своих дней Ёсико верила, если она представит доказательство того, что она гражданка Японии, то избежит смертной казни. Но официально она не имела японского гражданства. Нанива Кавасима не зарегистрировал её как приёмную дочь и не прошёл процедуру натурализации Ёсико.
В любом случае для Гоминьдана если биологический отец был китайцем, то человек считался китайским гражданином, независимо от того, имел он японское гражданство или нет, и к нему можно было применить преступление государственной измены.
Ёсико Ямагути также предстала перед судом как ханьцзянь, но её освободили, так как оба родителя были японцами (и она имела японское гражданство).
В тюремной робе Ёсико остался листок со стихотворением: «Хотя есть дом, но не могу вернуться, я полна слёз, но не могу плакать. Хотя есть закон, но нет справедливости. Ложное обвинение, но к кому я могу обратиться?».
Тело Ёсико забрал японский монах Дайко Фурукава и отвёз его приёмному отцу. Останки«восточной Мата Хари» похоронили в семейной могиле Кавасима в Мацумото.
