Игнат решил, что, в отличие от жены, в свои 40 лет способен на большее, чем она. И за ужином прочитал ей на эту тему небольшую лекцию. В конце лекции Игнат сказал, что хочет с ней расстаться.
— Расстаться? — не поняла Вера.
— Нам обоим уже по сорок лет, Вера. Ну сколько можно? Сама понимаешь.
— Ничего не понимаю. Нам по сорок, и поэтому ты хочешь уйти из семьи? — удивилась Вера. — Только потому, что мы ровесники?
— Да я так считаю. А по-твоему, этого недостаточно?
— А как же наша семья?
— Я же тебе говорю, что наша семья — это отработанный материал. Всё. Считай, что больше нет никакой семьи.
— Как нет?
— Вот так. Нет, и всё.
— А мы с тобой?
— Нет никаких нас с тобой, Вера. Есть ты, а отдельно от тебя есть я. Вместе мы больше не существуем.
— Но как же это?
— И не делай такие удивлённые глаза, Вера.
— Но я...
— И обвинять меня в чём-то ты тоже не смеешь. Потому что я сделал всё, что было в моих силах, чтоб на протяжении этих долгих двадцати лет наша семья была счастлива. Поверь, мало мужчин выдерживают такой срок. А я смог. И за одно это ты должна сказать мне спасибо.
— Но мы ведь...
— И большего от меня не требуй. Считай, что на тебя мой ресурс исчерпан. Да и чего ты ещё хочешь от меня? У тебя же всё есть, о чём только может мечтать женщина. Взрослая дочь, квартира. Ну? Чего тебе ещё надо, чтобы спокойно встретить старость? Ну, хочешь, я куплю тебе вязальную машину? Будешь вязать внукам носки.
— Какие ещё носки? Не хочу я ничего вязать. Да у нас и внуков нет.
— Как хочешь. Моё дело предложить. А что внуков нет, так это временно. Не забывай, что у нас есть дочь. Взрослая дочь. Ей уже девятнадцать. И у неё скоро начнётся своя жизнь. А мы ей будем не нужны. Вот увидишь, что уже на втором курсе она выйдет замуж за какого-нибудь доцента и на этом её высшее образование закончится. А мы будем ей только мешать.
— А мы с тобой?
— А что мы с тобой?
— Разве мы не семья?
— Я же тебе сказал, Вера, что нет никаких нас с тобой. А значит, и никакой семьи тоже нет!
— Как нет?
— А вот так! Нет, и всё! Семья — это когда муж и жена любят друг друга. Когда есть чувства. Когда внутри у мужа всё кипит и волнуется. А у нас?
— А что у нас?
— У нас давным-давно уже закончилось всякое волнение. И в этом не твоя вина.
— Не моя? А чья?
— Здесь вообще нет виноватых. Просто так устроено природой. Тебе ведь уже сорок.
— Тебе тоже сорок.
— Да в том-то и дело, Вера, что мне не уже сорок, а ещё только сорок. Чувствуешь разницу? Мужчина в сорок — это, можно сказать, младенец.
— Так уж и младенец?
— Ну пусть не младенец, но ребёнок. И у него жизнь только-только, можно сказать, начинается. Тогда как у женщины в этом возрасте всё уже позади.
— В каком смысле «позади»?
— В таком, Вера, что у женщины в 40 — всё в прошлом. Она своё отжила, и всё, что ей остаётся, это жить воспоминаниями.
— Воспоминаниями?
— Ну да!
— Воспоминаниями чего?
— Хорошего, разумеется. Того самого хорошего, что было у нас с тобой в прошлом. Ну, когда мы были с тобой ещё семьёй. Неужели ты уже всё забыла? Как же так, Вера? Нехорошо забывать лучшее, что было в твоей жизни. Ну-ка, вспоминай быстренько, как нам было хорошо, и наслаждайся этим.
— Я буду вспоминать, а ты?
— Что я?
— Ты чем займёшься?
— А я начну наконец-то жить по-настоящему, Вера. Мне жить воспоминаниями прошлых успехов не годится. Не по-мужски это, Вера. Мужчины так не поступают. Это женщины живут прошлым. А мужчины, я сейчас говорю про настоящих мужчин, Вера, они живут, думая исключительно о своём будущем. В 40 лет мужчина только-только только расправляет крылья.
— Что расправляет?
— Крылья, Вера. Чтобы взлететь. Понимаешь?
— Куда взлететь?
— Не делай вид, что ты не понимаешь. На моём месте, Вера, ты поступила бы так же. Ведь теперь я могу намного больше, чем двадцать лет назад, когда мы с тобой только-только поженились. Ведь ничего же не было. Ничего. Помнишь? Бутылки пустые собирали и сдавали, чтобы до зарплаты дожить.
— Помню.
— А сейчас у меня и должность высокая, и зарплата дай бог каждому. Сейчас у нас с тобой две квартиры, Вера. А тогда? Комната в коммуналке, да маленький ребёнок. Мы еле-еле сводили концы с концами. Я жизни не видел, Вера. И поэтому вправе считать, что всё моё прошлое — это была генеральная репетиция. Подготовка к тому серьёзному, что сделаю теперь. Кстати, хорошо, что у нас две квартиры. При разводе каждый останется с жилплощадью. Правильно?
— С одной стороны, конечно, это хорошо, что у нас две квартиры. Но с другой стороны, может, тебе не уходить? Подумай. Ведь не всё у нас так плохо, как тебе кажется?
— Нет, Вера. Это не обсуждается. Я же тебе говорю, что способен на большее. Я крылья расправил. Я летать хочу. И это моё решение — оно не вдруг. Я долго думал. Анализировал. Я, может, все двадцать лет, которые мы вместе, к этому шёл. А когда стало уже всё настолько очевидно, я имею в виду твой возраст, я просто был уже не в силах продолжать жить дальше по-старому. Я понимаю, что тебе это слышать обидно, но...
— Но я люблю тебя!
— Я знаю, Вера, знаю. Думаешь, я не знаю, что ты любишь меня? Ты плохо обо мне думаешь. Но и это я предусмотрел, Вера. И скажу тебе одно, что если ты меня любишь, следовательно, хочешь видеть меня счастливым, правильно?
— Правильно.
— Ну! Вот же и ответ на твой вопрос. Потому что с тобой я счастливым быть не могу. Следовательно, нам нужно расстаться. А поскольку ты меня любишь, и я в этом не сомневаюсь, то ты не станешь препятствовать нашему с тобой расставанию. Чтобы не сделать меня несчастным. Видишь, насколько простая моя логика.
— Может, ты ещё подумаешь, Игнат? — спросила Вера.
— Подумаю? Насчёт чего?
— Насчёт того, чтобы не уходить.
В это время на кухню вошла Анфиса.
— А чего ты его держишь, мама? — спросила Анфиса. — Пусть уходит. Он же у нас теперь орёл! Крылья расправил. Взлетает. Ну вот пусть и летит, если стыда нет.
Игнат с недоумением посмотрел на дочь.
— Да что же ты такое говоришь, доченька?! — воскликнул он. — Я ведь отец твой.
— Говорю, что думаю, папа.
— Нет, Анфиса, ты не должна так со мной разговаривать. Не имеешь права. Даже если тебе что-то непонятно в моих поступках, ты должна воспринимать это как должное. Потому что я твой отец. А если меня и может кто-то в чём-то упрекнуть, так это только твоя мама. Но никак не ты. А твоей маме меня упрекнуть не в чем. Ведь так, Вера? Я прав? Тебе ведь не в чем меня упрекнуть?
— Не в чем, Игнат, — согласилась Вера.
— Вот видишь, Анфиса, поэтому и ты закрой рот и молчи. Теперь, что касается тебя, Вера, — Игнат посмотрел на жену. — Завтра... Нет, завтра суббота. В понедельник я подам на развод. И, как мы с тобой уже договорились, поскольку ты любишь меня, то мы разведёмся без проблем. Ты согласна?
— Согласна, Игнат.
— Теперь смотри дальше. У нас с тобой две квартиры. Эта, четырёхкомнатная, в которой мы живём, и вторая, трёхкомнатная, которую мы сдаём, но которая по площади не уступает этой. И вот что я предлагаю. Ты и Анфиса переедете в трёшку. А я останусь здесь.
— Ты хочешь, чтобы после развода эта квартира досталась тебе?
— Да, Вера. Хочу. И уверен, что ты не станешь возражать. Потому что эта квартира ближе к моей работе. А ты меня любишь и не захочешь делать несчастным.
— Я возражать не стану, но...
— Вот, доченька! — поспешил сказать Игнат, которому совершенно было неинтересно, что там собирается сказать Вера. — Бери пример со своей мамы. Именно так и должна любить женщина. До конца! Понимаешь? Даже когда от неё уходит муж, она всё равно должна продолжать любить его и оставаться в первую очередь порядочной женщиной.
— Что в твоём понимании значит «порядочная женщина», отец?
— А я тебе скажу, доченька. Порядочная женщина — это в первую очередь женщина, которая с пониманием относится к своему увяданию и не цепляется за имущество при разводе. Которая выше этого. Которая готова в первую очередь отдавать, а во вторую очередь... Как бы это сказать...
— Ну-ну? — с усмешкой произнесла Анфиса. — А во вторую очередь?
— Ничего не требовать от жизни, а продолжать любить своего мужа, несмотря ни на что. Не завидовать ему, что он в свои сорок лет способен на большее, чем его жена в этом же возрасте.
— Папа, а у тебя с головой всё в порядке?
Игнат строго посмотрел на жену и показал на Анфису.
— Вот, Вера! — сказал он. — Полюбуйся. Это твоя дочь. Твоё воспитание.
— Доченька, извинись перед отцом.
— И не подумаю. С какой стати?
— С такой. Что даже если у твоего отца не всё в порядке с мозгами, и за те двадцать лет, что мы с ним вместе, он уже окончательно утратил способность здраво рассуждать и мелет всякий вздор, это не значит, ты вправе ему об этом сообщать. Не забывай, что твоему отцу уже сорок лет. И пусть внешне он ещё смотрится здоровым человеком, умственно он уже не так силён, как прежде. И относиться к этому следует с пониманием. Поняла?
— Я поняла, мама. Я буду относиться к папе с учётом этого. Обещаю.
— Спасибо, дочка.
— Вера! — в недоумении воскликнул Игнат. — Анфиса! Ваши слова? Как их понимать?
— Прости, папа, — сказала Анфиса. — Я была не права. Я не имела права тебе такое говорить, даже если ты этого заслуживаешь. Прости.
— Да это ладно, — отмахнулся Игнат, продолжая всё ещё с недоумением смотреть на жену. — Но ты, Вера. Ты меня удивила. Мне было странно от тебя такое слышать.
— Прости и меня тоже, Игнат, — сказала Вера. — Не права я была, говоря такое при тебе.
— Да я-то, конечно, прощу, — ответил Игнат. — Но мне обидно.
— Теперь, что касается квартир, Игнат, — продолжила Вера. — Я не против, чтобы эта квартира досталась тебе. Но... Нужно поговорить с Анфисой.
— С Анфисой? — не понял Игнат и посмотрел на дочь. — А при чём здесь она?
— Видишь ли, в чём дело. Квартиры ведь все оформлены на неё.
— Как на неё? Ведь пятнадцать лет назад эти квартиры достались по наследству тебе?
— Всё правильно. А недавно я оформила обе квартиры на Анфису.
— Зачем ты это сделала?
— Анфиса попросила. Сказала, что так будет лучше. Чтобы, когда нас с тобой не станет, ей не мучиться с оформлением наследства.
— Ты сейчас серьёзно?
Хотела Вера сказать, что серьёзно, но не смогла. Потому что даже в таком вопросе, хотела оставаться честной.
— Да нет, конечно. Это я пошутила.
— Хорошие же у тебя шутки, Вера.
— Причина, конечно же, в другом, — продолжала Вера.
— В чём?
— В том, что недавно Анфиса мне сказала, что ты уже давно встречаешься с её подругой Викой. И не сегодня завтра захочешь со мной расстаться. А зная мой характер, что я не смогу тебе отказать и ты оттяпаешь у меня как минимум одну квартиру, она и убедила меня в том, чтобы обе квартиры переписать на неё. Так что, Игнат, насчёт квартир — это теперь не ко мне.
— Это ко мне, папа, — подтвердила Анфиса.
— Даже так? — растерянно произнёс Игнат. — Ну ладно. К тебе так к тебе. Пусть. Я не против. И что же ты скажешь, доченька?
— Насчёт чего, папа?
— Помнишь, когда ты была маленькой, я...
— Помню, папа. Я всё помню. Ты был замечательным отцом. И у меня к тебе нет никаких претензий.
— Значит, ты любишь меня?
— Очень люблю, папа.
— И не оставишь папу без квартиры, после того как он уйдёт от мамы? Я хочу, доченька, чтобы ты понимала. Мужчина в свои сорок лет, он...
— Я всё это знаю, папа. Слышала. Моя комната рядом с кухней, а ты громко разговариваешь. Поэтому можешь не повторяться.
— Так какой будет твой ответ, доченька?
— Квартиру ты не получишь, папа. Такой будет мой ответ. А сразу после развода с мамой ты уедешь в коммуналку.
— В какую ещё коммуналку, доченька?
— В ту самую, в которой вы с мамой жили, как только поженились. Ты забыл? Ваша комната до сих пор свободна. Там есть кровать, шкаф, стол и два стула.
— И ещё маленький переносной телевизор, — напомнила Вера. — Который может работать на батарейках.
— Ну вот видишь, папа, ещё и телевизор на батарейках. Я думаю, что вам с Викой для начала этого будет достаточно. А учитывая, что теперь у тебя высокая должность и большая зарплата, вам даже не придётся собирать бутылки. Единственное, что я хочу тебе напомнить, папа, что все накопленные за двадцать лет средства вам придётся с мамой поделить.
— Как поделить? И деньги тоже поделить?
— А как ты хотел, папа?
— Я думал, что если квартиры остаются вам, то деньги я все заберу себе.
— Это было бы возможно, папа, если бы квартиры остались у мамы. Но квартиры теперь у меня. Понимаешь? Значит, и деньги вы должны поделить поровну. Кстати, если хочешь, то на свои средства ты можешь выкупить у мамы её долю комнаты.
— Комнаты? — не понял Игнат. — Какой комнаты, какую долю?
— Не тормози, папа. Той самой комнаты, в которую ты скоро переедешь и в которой ты зарегистрирован. Потому что здесь ты живёшь только до тех пор, пока вас не разведут с мамой.
— Так, может, мне того? Не разводиться с тобой, Вера?
— Нет, Игнат. Я не могу так поступить. Ты хочешь свободы, а мне уже сорок лет. Я буду встречать старость, а ты лети.
— Куда?
— Лети куда хочешь. И будь счастлив. И можешь не благодарить.
— Не буду, — ответил Игнат.
— А почему ты так грустно отвечаешь, папа? Ведь это не тебе, а маме нужно грустить.
— А мне что делать?
— Радоваться!
— С чего радоваться?
— Как с чего? Твоя жизнь только начинается. К тому же рядом с тобой будет женщина, которую ты любишь.
Игнат не мог больше слышать этого и заплакал. Он надеялся, что его слёзы растопят жестокие женские сердца жены и дочери, но — нет. Не растопили! Жена и дочь только брезгливо поморщились и ушли из кухни, оставив Игната одного. А уйдя с кухни, они закрыли за собой дверь и выключили на кухне свет. Но свет они выключили не нарочно, а по привычке. ©Михаил Лекс
