Театр Театрон, «Судьба барабанщика», режиссер Ирина Павлова.
Первое, о чем подумалось: если бы я за неделю перед спектаклем не перечитала прекрасную повесть Гайдара и не влюбилась в нее без памяти, как и режиссер Ирина Павлова, я бы, наверное, несколько затруднилась разобраться в том сумбуре, который происходил на сцене. При том, что происходил он строго по тексту, ни словом не отклоняясь. Но так бесшовно перетекали слова и мысли героя в письма, а газетные заметки в реплики окружающих, что возможно в этом сложно было разобраться. Но это не точно.
Гайдар и Гофман пересеклись в этой фантасмагории, где все, кроме Сережи, его отца и Славки, изображают из себя зомби. Не спрашивайте, при чем тут Гофман. Просто мне кажется, что он причастен. Так же, как вермееровская женщина, читающая письмо, и всю дорогу простоявшая на сцене, почему-то причастна. Все персонажи так и норовят время от времени заглянуть ей через плечо и узнать, о чем ей пишут. В моем понимании, эта фигура сообщает о том, что подобная история происходит всегда, вне времени, как шедевр, который был выхвачен из вечности и в ней же пребывает. Так же, как карта мира, висящая на противоположной стене, указывает, что пространство этого действия – везде. Везде и всегда происходит превращение юноши во взрослого мужчину через символическое убийство отца и убийство всех мертвых мыслей в собственной голове, всего выморочного, так, чтобы в финале остался только ты сам, твой лучший друг и твой блудный отец, которого ты с высоты всех тобою пройденных страданий уже имеешь право прощать.
Отца и Якова играл один и тот же актер, правда это было не совсем очевидно, но когда артисты вышли на поклон эта версия подтвердилась. И тогда фраза Сережи, что надо убить Якова, получает новый оттенок. Самое обидное - когда он обретает в последние минуты отца, выясняется, что тот тоже если не зомби, то картонный ходульный персонаж, который заговаривается и повторяется, как старая пластинка. Он и возникает-то откуда-то из-за шкафа, оттуда же берутся и все прочие призраки.
Дядя прекрасен – и в тексте, где он вылитый Остап Бендер, и на сцене, где он на одной своей бешеной энергетике мог бы как Геркулес вывезти весь спектакль. Девочка Нина, она же сумасшедшая киевская старуха, она же случайная попутчица в поезде – «я буду юной и буду старой и все это низачем» - фон и факультатив. Юрку играет очень нежная девушка, и весь его образ становится каким-то тонким искушением, которое и затягивает к себе в свой параллельный мир Сокольников с его мерзковатыми огонь-ребятами.
Мне не хватило браунинга, я так ждала его всю дорогу! Горжетка Валентины вот никуда не делась, а браунинг сюжетообразующий как-то растворился в разговорах и выстрел явственно не прозвучал. Выстрел, который, собственно, и пробуждает героя от всего этого морока. Он тем не менее просыпается и становится тем, кем должен быть – самим собой, личностью, которая уже совершенно точно состоялась.
Еще не хватило барабанов – ни визуально, ни в виде звукового сопровождения (зато был прекрасный джаз). Грешным делом, обозвала про себя весь спектакль судьбой чемоданщика, их-то, чемоданов, как раз было завались. Даже главный герой как бы рождается именно из него, огромного чемодана с внутренней красной обивкой.
Но, несмотря на эти мелочи, я в полном восторге и смотрела как заколдованная.