Аленка смотрела на старика, и у нее в голове, как будто застучал метроном. Она этот звук ненавидела, еще с тех времен, когда училась музыке, он странно действовал на нее, как будто вводил в транс. Старик не поворачивался, он только приподнял голову, а потом вдруг начал раскачиваться из стороны в сторону, как маятник. Аленка, с трудом преодолевая стук в голове, подошла к столу, хотела было взять Мишаню за руку, развести этот страшный замок, в который были сведены его кисти, но ее кто-то так сильно толкнул, что она отлетела в сторону, но не упала, удержалась у стены, вцепившись в полку. Эсма, а это она ее оттолкнула, выглядела страшно, Седые волосы развевал несуществующий ветер, зубы на ожерелье странно выделялись на смуглой коже шеи, то ли светились, то ли просто на них падал какой-то невидимый свет. Аленка вдруг поняла, что старуха не так уж и стара, как казалось вначале, наверное она возраста матери, ну, может быть чуть старше. У нее как будто расправились морщины на лице, а может быть их и не было особо, просто эти седые волосы, страшная одежда, землянка эта, все это создало впечатление, что встретила их ведьма, древняя, как мир.
- Не трогай ее, Эсма. Пусть стоит, где хочет. Ее сила нужна сейчас, она сильнее нас.
Аленка, как сквозь туман разглядела лицо старика. Он развернулся, откинул голову назад, ощерился и стал похож на старого огромного волка, которого зачем-то нарядили в человеческую одежду. Вот он был старым! Ему, наверное, было двести лет, казалось, что он весь пророс мхом, в каждой его морщине, похожей на рытвину не было дна, она была бездонна, как долы в их степях ночью. Глаз тоже не было видно, они прятались в морщинах и под мохнатыми бровями, и Аленка видела только рот. Впалый, безгубый, только вот зубы были на удивление целыми - острыми, точно волчьими. Старик вытянул руку, ткнул в сторону Аленки корявым пальцем с длинным, закрученным вниз ногтем, выплюнул
- Стань здесь. Руки опусти. И молчи.
Аленка, как заколдованная, послушалась, встала к столу, прижала локти к телу, как оловянный солдатик, и вдруг почувствовала, как ее тело, как будто подчиняясь метроному, начало раскачиваться в такт стуку, точно так же, как раскачивался старик.
Туман заклубился в комнате, скрыв от взгляда стол, на котором лежал Мишаня. У Аленки что-то случилось со зрением, она четко видела только лицо старика, остальное было размытым. терялось, как будто закручивалось в воронке, таяло и снова проявлялось. Мишаня парил в этом тумане, его тело стало свободным и легким, он свободно расправил руки, которые только что были скручены в постоянной судороге, распрямил колени, и было похоже, что он плывет. Аленка любила так лежать на воде - полностью отдав себя течению и реке. А старик что-то бормотал. Его челюсть шамкала, но Аленка четко слышала слова, он читал какой-то заговор.
Велесе Отче! Сохрани внука Твоего
Соблюди меня на Стезе Прави
От притчи и от всякой болести!
Как стрела стреляет, Как камень разбивает,
Как болесть убивает, Так и Велесе Батюшка
Отговаривает, очищает,
Лихо черное с Михайло силою своею срывает!
Сечет —отсекает, Рубит —перерубает
Аленка качалась, и хоть не знала слов вторила старику, не отрывая взгляда от его лица. А оно вдруг стало постепенно терять очертания, как будто тоже таять в тумане, и уже через минуту были видны только три черные свечи, стоящие на краю стола. А потом стол, над которым парил Мишаня залила темно-красная густая жидкость, свечи опрокинулись, и все вспыхнуло таким пламенем, что его языки поднялись к потолку. Мишаня оказался в этом огне, его рубаха и волосы вспыхнули, и Аленка потеряла сознание.
…
- Пей! Пей, я тебе говорю. А то так и будешь лежать тут колодой. Кончилось все, ушел он.
Аленка медленно приходила в себя. Она лежала на полу, под головой у нее было что-то твердое, а около сидела на корточках Эсма, совала ей в рот ложку. Потом помогла ей привстать, сунула в руки пиалу с травяным настоем, буркнула
- Думала, ты покрепче. Ну, ничего, все получилось. Глянь!
Аленка с трудом встала, держась за край уже пустого, натертого до блеска стола поковыляла в комнатку, где спал Мишаня и обомлела. Мальчик лежал на матрасе, смотрел на нее совершенно ясными глазами, и пытался что-то сказать. А в его руке была зажата та самая птичка, которую ему подарила Аленка.
- Хватит пока, отойди. Не все сразу. Он сейчас снова уснет, я ему даю травы такие. Пошли.
Аленка села на лавку, чувствуя, что у нее совершенно ничего не соображает голова. Но каждый глоток из бабкиной пиалы понемногу возвращал ее к жизни, голова прояснялась, становилось легче.
- Вишь, сам пришел. Не оставляет меня, дьявол, всю жизнь рядом ходит. Зацепила я его, девка, когда-то. Из мертвых меня поднял.
Аленка смотрела на Эсму. Та спокойно сидела за столом, прихлебывала что-то из чашки, слизывала сладкую жидкость прямо со здоровенного куска сахара, лежавшего в лужице золотистой жидкости, пролитой на блюдечко. И лицо у нее было такое спокойное и нежное, что казалось почти молодым. Эсма поймала взгляд Аленки, улыбнулась.
- Ты, когда так смотришь, на мать похожа очень. Я тебя сразу узнала. Золотая. Не зря Джура от тебя чуть с ума не съехал.
Аленка подошла, присела рядом. Она так, наверное, смотрела на ведьму, что та расхохоталась
- Ты думала, наверное, что мне возрасту век? Я старше матери твоей на семь лет всего. Просто я оттуда вернулась. Он вернул. А она нет…
