Немолодой мужчина стоял, прислонившись к дверному косяку распахнутой настежь двери, и ждал скорую помощь. Мужчина был неимоверно худ, его впалые щеки заросли седой, выглядевшей очень неопрятно щетиной, а в тусклых безразличных глазах проглядывала неимоверная усталость. Мужчина вызвал скорую минут пятнадцать назад, но ожидал ее не в комнате, с тем, кому вызвал, а здесь, возле двери. К врачу, что приедет на вызов, у него была одна просьба. Мужчина не был уверен, что сможет ее озвучить, но хотел попытаться.
Мужчину звали Семен, и было ему шестьдесят семь лет, двадцать из которых он посвятил уходу за лежачим отцом. Семен смотрел на лестницу, дожидаясь врача скорой помощи, безо всяких эмоций на лице. На эмоции нужны силы, а сил у Семена давно не было. Ни сил, ни эмоций, ни желаний, кроме, пожалуй, одного - вытянуться на кровати и спать. Спать столько, сколько потребует организм и не вздрагивать и мчаться по первому зову папы. Просто спать, скинув, наконец, с себя этот тяжелый гнет, лежавший на нем двадцать лет.
Еще лет десять назад Семену до жути хотелось проветрить квартиру, сделать в ней ремонт. Выкинуть старую, пропитавшуюся запахом лежачего больного мебель. Сейчас даже этого желания не возникало. Да что там говорить, Семен уже и не чувствовал запаха. Он придышался, свыкся с ним, и, кажется, сам им пропитался настолько, что покупатели на кассе супермаркета, где Семену приходилось стоять в общей очереди, косились и отодвигались от него подальше. В этом запахе Семен мог винить только себя. Запах означал, что он плохо ухаживает за отцом, плохо его моет, недостаточно часто меняет постельное белье. Семену казалось, что вывести запах нереально, ведь постельным бельем тут не ограничишься. Матрас, по-хорошему, давно выкинуть пора. Да, он плохо ухаживает за папой. Он плохой сын и, по всей видимости, ужасный человек, если судить по тому, о чем сейчас Семен собирался попросить врача скорой помощи. Там в комнате задыхался родной ему человек. Синел, яростно хватал ртом воздух, а у Семёна не было сил на сочувствие. Ни на что не было сил. Это двадцать лет назад он был ещё молод, полон энергии, и когда папу парализовало Семёну казалось, что он "горы свернёт".
Его отец, Николай Константинович, был человеком неплохим. Не идеальным, конечно, скорее обычным. Сына воспитывал, как все. За двойку мог и ремнем пройтись, но если потребовалось, отдал бы последнее. Николай Константинович с женой сына вырастили. Квартирой обеспечили, женили. Пустили в жизнь, так сказать. И все у Семена было хорошо. Семья казалась стабильной, крепкой. Никаких эмоциональных качелей, измен и скандалов. В сорок семь лет Семен вместе с женой готовились к радостному событию. Они собирались выдать дочку замуж. Дочь хотела свадьбу хорошую, в приличном ресторане, со свадебным путешествием. Все эти планы были нарушены случившимся с Николаем Константиновичем. Свадьбу отложили на неопределённое время.
Семён тогда был полон сил, и можно сказать, оптимизма. Он носился с отцом по больницам. Был уверен, что сможет поставить папу на ноги, и всё ещё будет хорошо. А вот врачи таких оптимистичных прогнозов не давали.
-Вашему папе уже семьдесят два, - говорили они, - готовьтесь к тому, что на ноги он уже не поднимется.
А как к такому можно подготовиться, тем более человеку, который не понимает, что это такое - ухаживать за лежачим больным? Доктора сочувственно качали головой и намекали на то, что сердце у Николая Константиновича очень здоровое, а Семен этому только радовался. Сердце здоровое у папы, он в своем уме, значит, все будет нормально!
Посоветовавшись с женой, Семен забрал отца к ним в квартиру. Частный дом папы они сначала просто заперли. Это уже потом, года через три, когда стало понятно, что Николай Константинович вряд ли вернется к себе домой, Семен дом продал. Продал с одобрения папы, который нормально соображал и был согласен. Деньги от продажи Николай Константинович распорядился отдать внучке.
За всей суматохой девушка так и не дождалась свадьбы, о которой мечтала, и, тихо расписавшись со своим женихом, ушла с ним на квартиру. Конечно, она была счастлива получить от деда такой подарок. Они с мужем сразу же кинулись выбирать себе жилье. Жалко только, что выбрали они не в родном городе, а в областном центре, за триста километров отсюда. Сейчас Семен уже дважды дедушка. Дочка, вроде, хорошо живёт. Хотя, кто его знает, как там на самом деле? Видит он её, от силы, раз в два года и не помнит уже, как выглядит младший внук. Со старшим дочка чаще приезжала, но уже тогда не могла надолго оставаться в квартире.
-Папа это невыносимо, - морщила она нос, - в квартире такой тяжелый запах! Надо же с этим что-то делать. Давай, пока я тут, сменим матрас на кровати. Я тебе помогу.
-А что толку? - пожимал плечами Семен. - Новый матрас через неделю пропитается.
-Как это пропитается, папа? Ты пеленки подстилай, памперсы чаще меняй.
На нравоучения дочери Семен сердился. Он и так делает все, что нужно. Старается, как может. Но эти проклятые памперсы постоянно подтекают. Возможно, Семен не слишком хорошо обеспечивал уход за отцом, возможно! Но только меньше всего на свете он хотел слышать упреки в этом от собственной дочери. Как правило, приезжая в родной город, она у отца была совсем недолго. Погостит чуть-чуть, поводит носом и убегает к матери. Понятное дело, там ни запаха, ни напряженной атмосферы.
Жена Семена давным-давно от этого всего сбежала. Сколько она вытерпела? Лет пять? Семен уже и не помнил точно, когда от него ушла жена. Это при том, что к уходу за отцом Семен привлекал ее по-минимуму. Покормить Николая Константиновича, пока он на работе, положение сменить, чтобы пролежни не образовывались. И никаких памперсов и туалетов! Этим Семен занимался строго сам!
Года два, наверное, после того, как отец Семена слег, они прожили спокойно. Тогда еще была жива надежда, что пожилой человек поднимется на ноги. Вместе с тем, как эта надежда растворялась, кончалось и терпение у жены Семёна. В семье начались скандалы.
-Я не могу так жить, Сёма! Слышишь, не могу! Вся наша с тобой жизнь подчинена расписанию твоего папы. Мы не то, чтобы поехать куда-нибудь, мы из дома отлучиться не можем. А ведь врачи говорят, что у твоего папы сердце здоровое, он еще лет десять прожить сможет.
-И слава Богу, что сможет, - злился Семен. - Ты что, отцу сме.рти желаешь?
-А разве это жизнь? - кричала женщина? - Он сам не живет и нам не дает.
-Шшш, тихо - шипел на жену Семен, боясь, что папа услышит в своей комнате. - Чего ты хочешь? Что ты хочешь, чтоб я сделал?
-Понятное дело о том, чтобы сдать твоего отца в специализированное учреждение, речи не идет. Ты на это никогда не согласишься! Тогда давай хотя бы наймем ему сиделку и поедем отдохнуть. Я хочу хоть на неделю выбраться из этого мавзолея, глотнуть свежего воздуха и почувствовать себя живой.
Семён на жену злился. Он уже понимал, что дай он слабину, жена с удовольствием отца в богадельню упечёт. А как можно так поступить? Папа вырастил его, на ноги поставил. Эту квартиру купил, о жилье внучки позаботился, разрешив продать свой дом. А они что, выкинут его в богадельню, на верную смерть? Кто будет там за ним ухаживать? Равнодушные, чужие люди!
Вполне возможно, если бы Николай Константинович впал в маразм, не узнавал их и был "овощем", Семен задумался бы о подобном. Но папа полностью был в своем уме и сбагрить его в спецучреждение означало предательство.
Скандалы с женой у Семена начали происходить все чаще. Николай Константинович не мог их не слышать. Не настолько толстые стены в их квартире. Он сам предложил сыну съездить куда-нибудь отдохнуть и согласился на сиделку, хотя изначально был ярым противником этого.
-Только женщину найди пожилую и страшную. Желательно, чтобы еще старше меня была.
-Где же я тебе такую найду, папа? - ухмыльнулся Семен. - В таком возрасте женщине за собой бы ухаживать в состоянии быть, а не то, что сиделкой подрабатывать!
Средств на то, чтобы поехать отдохнуть и нанять хорошую сиделку у Семёна не было. За небольшую плату за стариком согласилась ухаживать сорокалетняя разбитная соседка с первого этажа. Не самая чистоплотная, судя по тому, какая вонь стояла в квартире, когда Семен с женой вернулись с отдыха.
Тем не менее, на какое-то время жена успокоилась. Развеялась немного, выдохнула, и скандалить перестала. Так, время от времени выбираясь на море, она выдержала пять лет, а потом даже отпуск перестал спасать. Женщина, по всей видимости, давно готовилась к уходу. Потому, что сказала мужу очень спокойно и уверенно, без колебаний:
-Прости, Семен, я ухожу. Не могу так больше жить. Вернее, не жить, я не чувствую, что живу! Знаю, что ты старался все самое тяжелое брать на себя, но даже так я не в состоянии продолжать это существование. Я оказалась слабой, не выдержала трудностей. Пусть будет так. Только эта трудность не временная. Она на долгие годы. Иногда мне кажется, что Николай Константинович переживет нас с тобой.
Расстроился ли Семен уходу жены? Очень расстроился! Он был разбит, раздавлен. Хотя знал, что рано или поздно это случится. Чувствовал, что жена не выдерживает. В последний год она уже и не заходила в комнату к Николаю Константиновичу, так что, с ее уходом физически тяжелее не стало. Семен все так же разрывался между работой и домом. Он работал водителем до пяти вечера и раза три за день умудрялся домой приезжать, чтобы покормить папу, сменить положение, памперс, сделать необходимые уколы. Это была не жизнь, а гонка. Бег по замкнутому кругу...
Всякое случалось за эти двадцать лет....
Николай Константинович понимал, что мучает сына и временами сам хотел уме.реть. Для этого он переставал принимать пищу. Семен вроде уговаривал папу поесть, а в глубине души уже ворочалось что-то тёмное, нехорошее. То, что заставляло его притворно вздыхать и уносить нетронутые тарелки из комнаты отца. «Может быть, так лучше», - шептал внутренний демон. «Он сам мучается и сам этого хочет».
Николай Константинович, может, и хотел временами, но жажда жизни всегда в нём побеждала. Не поев день-два, он стыдливо отводил свои выцветшие глаза с белесыми ресницами в сторону и стыдливо говорил:
-Сёма, что-то я не могу, так есть хочется. Принеси мне того супчика, похлебаю чуть-чуть.
И вновь придавливал Семёна к земле невидимый груз, что только-только начинал отпускать, с момента, как отец отказался есть. Обречённо шаркая тапочками по потертому линолеуму, Семён нес отцу суп.
Семену шестьдесят семь! Сам далеко не молодой человек. Он на пенсии, но легче не стало. Кажется, даже наоборот. Работая, мужчина хотя бы общался с людьми, бывал где-то. Теперь же все выходы из дома ограничивались продуктовым супермаркетом, где, по ощущению самого мужчины, люди от него шарахались. Может быть, это самовнушение. Только Семен уже давно не чувствовал себя живым человеком, способным на общение с кем-то, кроме папы.
А папа по-прежнему в своем уме, хотя ему уже девяносто два. Временами случаются у него непонятные приступы удушья. Такие, что Николай Константинович синеет и начинает скрести бледными, морщинистыми пальцами о застиранную простынь. Смотрит он умоляющим взглядом на сына. Папа хочет жить! Тогда Семен вызывает скорую помощь. Старому человеку делают укол и его отпускает.
"Скорее всего, так произойдет и сейчас" - думал Семен, дожидаясь врача возле распахнутой звери. А вот и врач. Мужчина лет сорока в белом халате, с желтым чемоданчиком поднимается по лестнице. Поздоровался с Семеном, как со старым знакомым. Не в первый раз сюда на вызов приезжает.
-Что, дедушке снова плохо? Ничего, сейчас мы его кольем и полегчает.
Семен открыл рот, как рыба, выброшенная на берег, и не смог...
Не смог произнести ни слова из заранее заготовленной речи. Оставив раскрытой дверь, поплелся за врачом вглубь квартиры. Мужчина в белом халате сначала в ванную заглянул, тщательно руки помыл. Только тогда, поняв, что после того, как доктор войдет в комнату к отцу, будет поздно, Семена прорвало:
-Не надо папу спасать, - зашипел он, не глядя на врача. - Не надо больше. Пусть он уйдет. Пусть.... Не могу я больше. Не могу.... Сделайте ему вместо нужного укола какой-нибудь витамин. Не вытаскивайте его...
Широко распахнутыми глазами врач скорой помощи смотрел на человека, что стоял перед ним в темной прихожей этой мрачной квартиры, со специфическим запахом. Мужчине, наверное, не было и семидесяти, но выглядел он чуть ли не ровесником своего лежачего отца. Заросшее щетинное лицо, потухший взгляд. Двадцать лет он ухаживает за своим папой. Двадцать! И не сказать, что врач не понимал этого человека или мог его осудить за крамольные мысли. Возможно, эти мысли посетили бы любого, абсолютно любого, на месте Семёна. Но всё-таки... всё-таки... Он врач, он давал клятву Гиппократа, он обязан спасать.
-Я не могу так поступить. Вы мне этого не говорили, а я не слышал, - взял доктор свой чемоданчик и поспешил в комнату больного.
-Зато я всё слышала, - раздался скрипучий голос от раскрытой двери.
Вредная соседка из квартиры напротив смотрела на Семёна осуждающим взглядом.
-Эх ты, Сёма, Сёма! Я-то тебя своим детям да внукам в пример ставлю, а ты вон оно что!
Нечего Семёну было сказать. Горестно махнул он рукой и собрался идти следом за врачом, в комнату отца. Но человек в белом халате вышел оттуда, едва только войдя.
-Примите мои соболезнования. Ваш папа скончался, - сказал он, глядя на Семёна.
-Ох ты! - охнула соседка на лестничной клетке. - Как же ж так? Горе какое. Что ж с ним случилось? - соседка
спросила очень многозначительно, будто намекая на то, что врач выполнил просьбу Семёна. Хотя, с другой стороны, он не успел бы ничего сделать, сразу вышел.
-Возраст, чего вы хотите? - нахмурился мужчина в белом халате. - Будучи лежачим человек до девяноста двух дожил. Немногие здоровые до такого возраста доживают.
-И то правда, - вздохнула соседка. - Семен, ну к похоро.нам, что ли, готовиться надо. Ты обращайся, если что, я помогу.
Прошло два года. После похор.он отца Семен стал абсолютным отшельником. Из квартиры он выходил очень редко, с соседями не здоровался. А один раз даже дочь, приехавшую с детьми в гости к отцу, не пустил. Соседи по подъезду поговаривали, что Семен свихнулся. Никто особо не удивился, не видя его долгое время. А потом в соседних квартирах начал появляться запах. Тогда та самая соседка, что застала кончину Николая Константиновича, вызвала полицию. Взломавшие замок на двери квартиры Семена полицейские отскочили от нее, прикрывая нос.
Никто так и не понял, от чего умер Семён. И долго ещё соседка рассказывала всем, кто желал её слушать свою версию:
-Бог Семёна прибрал. Наказал за мысли дурные. Пожелал он смерти своему отцу, и вот, пожалуйста, сам недолго его пережил. Не старый ещё человек, а, гляди, до семидесяти не дожил. Ходил, как полоумный, людей не узнавал. Совесть его заела, совесть.