Перед смертью отец обратился ко мне с необычной просьбой. Я сильно удивился, но пообещал выполнить его волю, после чего он тихо скончался.
Через неделю после похорон я ехал за город и не представлял, что делать. Был вариант, что мой отец сошел с ума. Тем не менее, я держал в руках ключ от дома, о котором раньше не знал, и карту. До вступления в права наследства, надо было подождать, но я все равно был единственным наследником. Мама скончалась давно. По заросшей колее нельзя было проехать, но я потихоньку тащился. Через два километра вид от- крылся на вполне приличный дом из кирпича. Двор тоже был выложен кирпичом, так что вокруг было просторно и чисто. Свет включился. Одна из комнат была завешена мрачными картинами. Холсты без рам были прибиты к стенам, свисали с веревок. Здесь же стоял шкаф, набитый литературой по эзотерике, некромантии, сказаниями.
Отец признался, что во время оккупации в тех местах был концентрационный лагерь. Пепел тысяч людей покрывал землю на километры вокруг. Потому никто рядом не селился, хоть после войны прошли десятилетия. У моего отца была татуировка на руке. Я подумать не мог, что это - номер узника. Папа объяснял, что по молодости, по глупости сделал наколку с датой рождения. Теперь же я узнал, что отец был в концлагере в девятилетнем возрасте. И держал это в тайне.
Маленький Саша попал в концлагерь после бомбежки пассажирского поезда. В один день мальчик стал сиротой и пленником. Крикливые солдаты согнали людей в грузовики, везли далеко и долго, пока не высадили у глухих охраняемых ворот. У бараков детей и взрослых разделили. Саша понимал вражескую речь: его отец был учителем немецкого в школе, воспитывал сына как будущего борца за коммунизм во всем мире. Учитывая сложную международную обстановку, мальчик обучался шпионским навыкам, вычитанным из книг. Поэтому, когда началась перекличка детей и отбор по каким-то критериям, Саша, представив себя героем-разведчиком в тылу врага, громко и четко произнес на немецком: «Меня зовут Александер!» Мальчика отвели к какому-то офицеру. Там Саша сказал, что он - , сирота. Немецкому языку обучался в семье, но о том, кто были его предки, ему не говорили. Герр Вальтер спросил, умеет ли Алекс рисовать. Мальчик умел. Героя-разведчика из Саши не получилось. Он пытался наладить контакты с другими пленниками, но его чуть не задушили. Охрана отбила мальчика у взбешенных заключенных, и с тех пор он - стал жить при герре Вальтере. Тот и оказался художником, но особенным Он много говорил о некромантии, писал картины на мистические темы, используя краски, сделанные из человеческой крови и пепла сожженных узников.
Герр учил Алекса правильно смешивать краски, понимать странные книги, управлять энергией тела и многому другому. Готовые картины герр Вальтер продавал очень дорого. Прятал их в схроне, выкопанном в лесу за лагерем. Когда фронт катился вспять, и взрывы ложились рядом с колючей проволокой, герр Вальтер сбежал. Десятки работ остались в тайнике. Саша тоже сбежал, едва в ворота лагеря ворвались красноармейцы. Заключенные сразу сказали военным, что не знают, чем мальчик занимается, но он на особом положении у главного врага. Красноармейцы лишь пожали плечами - ребенок же!
Прибившись к какой-то части, Александр дошел до Берлина как сын полка. В разрушенной столице захватчиков он пытался найти ответ на вопрос: что делать с картинами? Не кому продавать, а именно - что делать? Герр Вальтер, по сути, был торгашом картин под прикрытием сатанинских учений. Он не понимал того, что творит. А вот Саша оказался медиумом. Учителю он об этом не сказал. Но картины взывали к мальчику, мертвые просили их освободить. И Саша поклялся, что выполнит их просьбу, только не знал, как. Он посвятил поиску ответа всю жизнь. Ему пришлось сменить имя, выправить себе новые документы, чтобы не попасть в тюрьму или еще хуже. Узнай его кто-то, его могли расстрелять, а могли упечь в психушку до конца дней. А у Саши была особая миссия. Земля в районе бывшего концлагеря считалась местными проклятой. Александра устраивало, что соседей у него не будет. После развала нерушимого Союза купил участок земли примерно в том районе. Нашел-таки схрон, откопал картины, принес в дом. Когда я пионерскими летами ходил в походы, пел песни и заводил новых друзей, отец жил в лесном доме и говорил с мертвыми через картины. Они не знали, как вырваться из плена полотен. Отец не мог ни к кому обратиться за помощью. Ему не хотелось обращаться к колдунам и прочим личностям, вдрут наткнется на шарлатана. В даркнете картины можно было продать за миллионы евро. За эти сокровища отца могли убить коллекционеры, маги, охотники на ведьм, фанаты и просто сумасшедшие. А могли донести на него. Просто уничтожить картины было тоже нельзя, и отец искал ритуал, чтобы усталые души наконец обрели покой. И вот когда он понял, что делать, подготовил все необходимое, его скосила неизлечимая болезнь. Папа вынужденно попросил меня о помощи.
На плане, который отец оставил мне, было обозначено место, где когда-то стояли кремационные печи. Теперь это была непроходимая чаща. В овраге, в каменном круге, стояла буржуйка, наготове лежали дрова и жидкость для розжига. Отец сказал, что буржуйка - списанная церковная печь, такая и нужна была. Картины были уже приготовлены и скручены в рулоны.
После того как благодатный огонь из Иерусалима разъехался по городам страны, я побывал в одном из храмов и зажег от него сначала простую восковую свечу, купленную в часовне, а затем - поминальную, длительного горения. Отец объяснял: в Пасху Бог прощает людям грехи и раскрывает двери рая. Невинно убиенные и так должны попасть на небеса, но ритуал и особая молитва помогут упокоиться всем, кто когда-либо жил на грешной земле.
Если честно, я относился к происходившему со страшным скепсисом. Но я дал отцу слово, поэтому терпеливо следовал его указаниям. Все сорок картин поместились в печь, легли как поленья, занялись огнем сразу. Я ожидал, что они будут потрескивать, как дрова, но вместо этого из печи понеслись стоны и плач.
Дым из короткой трубы не летел вверх, он стелился по траве, и поднимался из нее дрожащими силуэтами. Из-под земли, из леса, к этим силуэтам стекались, сползались и слетались трепещущие тени, день стал ночью, а крики невыносимыми. Я был напуган так, что не мог произнести ни слова. И тут в голове раздался голос отца: «Петр, не останавливайся! Не бойся, дай им оплакать свое прошлое, расстаться с ним и забыть несбывшиеся мечты! Читай молитву громче!»
Я продолжил чтение, хотя уже почти умирал от страха. И вдруг весь сонм душ потянулся вверх, вливаясь в вечерние солнечные лучи.
Как ни странно, мне стало легче. Я поселился в доме, очень его полюбил. Читаю книги отца, думаю о том, как сложно ему было жить стакой ношей. Но я спокоен.
Историчник: Магические истории.