(начало книги, предыдущая часть)
Часть 34
1916 год. Миротворческая миссия мадемуазель Васильчиковой
Спасение агента.
Специальное отделение Государственного банка, находившееся в Москве, контролировало все золотопромышленные заводы империи и, естественно, располагало собственной службой безопасности. Поэтому вполне могло послать тайного агента в города-плавильни - Иркутск, Оренбург, Енисей и Тобольск, с задачей сообщать о любых нарушениях в обращении и утилизации слитков, особенно в отношении упаковочных ящиков, предназначенных для длительных железнодорожных перевозок в Центральную Россию.
Банковская служба безопасности, опять же, была чрезвычайно хорошо организованной структурой, пользовавшейся многими привилегиями, например, такой как ношение огнестрельного оружия.
Я внимательно наблюдал за тем, как мои слова подействуют на капитана Корнилова. Внезапно подняв глаза, военный директор кашлянул и спросил:
— Позвольте поинтересоваться, чем Вы занимались в галерее у Западных ворот? Может у Вас был приказ следить именно за этим местом? И какая же особая причина для этого?
Голос капитана был чрезвычайно мягким и приятным, тем не менее, в нем слышался намек на что-то еще. Смущенно погладив подбородок, я ответил не сразу.
— Видите ли, вряд ли разумно и справедливо разрешать грузчикам курить короткие открытые трубки менее чем в десяти ярдах от легковоспламеняющихся сараев с этиленом. - вполголоса заметил я и подробно описал человека, который грузил упаковочный ящик на тачку.
— Разрешите представиться - агент Павел Шурин, - сказал я в завершение.
Капитан Корнилов молча кивнул и сообщил:
— Мне придется Вас задержать до подтверждения Москвой Вашей личности и вашей миссии. Я телефонирую в Москву немедленно.
Мысленно я пожелал ему приятной беседы с десятью начальниками отделов специального отделения Государственного Банка, фамилия «Шурин» не считалась редкой в России и предполагала длительный поиск по картотечным файлам.
Более того, сам телефонный звонок из Иркутска в Москву обычно занимал не менее двух часов, времени, в течение которого я должен был каким-то образом устроить свой побег.
Выйдя из кабинета военного директора, я был препровожден охранниками в помещение, которое, очевидно, служило кладовой. С грубовато-юмористическим смешком охранник мне сказал:
— Вот отличное место для тебя! Почти личный кабинет царя в Петербурге, только вот пара соседей у тебя будет, - охранник ещё раз хихикнул и кивнул по направлению тёмного дальнего угла, где посверкивали две пары крысиных глазок.
Ответить мне было нечего, по-правде говоря, это место могло быть гораздо хуже. Самой неприятной особенностью моей временной тюрьмы был сильный холод и ледяные сквозняки, которые тянулись по голым доскам пола, как живые существа.
Вдоль стен громоздились упаковочные ящики, образцы руды, разбитые банки из-под кислоты, ржавые канистры для масла и стопки заплесневелой бумаги, а единственное окно с толстым зеленоватого оттенка стеклом дополнительно было защищено прочной стальной решеткой.
Я сел на ближний ящик и закурил сигарету. Странно, подумал я, какие мелочи могут перевернуть жизнь агента. То короткое дополнительное время, проведенное мною в голубятне у галереи, практически привело к моему разоблачению и угрожало разрушить все, чего я до сих пор достиг. Наконец, поднявшись на ноги, я принялся расхаживать по кладовой, и через некоторое время это движение успокоило мой рассудок и нервы. Плана до сих пор не возникло, но я закурил новую сигарету более твердой рукой, паники не было, я мог размышлять.
Я немного осмотрелся и мне показалась странной одна особенность, пронизывающего все вокруг сквозняка. Казалось, что он дул практически непрерывно, будто из какого-то одного места. Через минуту или около того источник холода обнаружился, им оказалось узкое отверстие в северной стене. Отверстие тоже было необычным, оно находилось всего в двух футах над полом, и было грубо заколочено.
Без особого труда я оторвал деревянную обшивку и увидел небольшую дыру, ведущую к закрытому желобу, когда-то, должно быть, использовавшемуся для погрузки ящиков со слитками или образцами руды на баржи на реке внизу.
На дне желоба я отчетливо различил движущуюся зеленовато-коричневую тень, кое-где поднимающуюся пеной. Зрелище, однако, было отнюдь не приятным, так как, над пеной, в легкой возникающей зыби появлялись и исчезали уродливые фрагменты плавников.
В моей голове возникла дикая, безумная идея вернуть себе свободу, соскользнув в воду.
Я не мог не признать невероятную опасность, точнее почти невозможность переплыть Ангару в ее зимней ярости и укрыться на безымянных островках в четверти мили от плавильни, при условии, если держаться прямого курса.
Тем не менее, в следующую минуту я уже избавился от своего кожаного тёплого зипуна и сапог, оставив только плотное нижнее белье, что тоже было не очень удобным само для успеха всего побега.
После этого я на мгновение задержался - нелепая призрачная фигура в серой майке и кальсонах, в моей голове быстро проносились какие-то странные обрывочные фрагменты мыслей. Агент, думал я, особенно подвержен ситуациям, в которых быстрое решение и мгновенные действия не только неизбежны, но и абсолютно необходимы... Опять же, всегда есть шанс, как меня научила моя ранняя степная жизнь, и он в немалой степени определяется собственными усилиями, мускулами и выносливостью.
Бросив взгляд на дверь справа, я внимательно прислушался. Снаружи царила абсолютная тишина, что при данных обстоятельствах бесконечно благоприятствовала моим нервным фантазиям. Затем, сделав резкий шаг вперед, я перекинул ноги через край желоба, на мгновение застыл и … отпустил руки.
У меня возникло быстрое, смутное ощущение, что я несусь вниз сквозь темноту с красными точками, а затем всепоглощающий всплеск сильного холода. Мой мозг онемел, когда я погрузился в черные ледяные глубины, и следующим моим ощущением была растущая боль в легких, прежде чем я достиг поверхности реки, чтобы быть покрытым хаосом пены и брызг. Вокруг меня раздавался свист ветра и грохот бьющейся воды, и не думая автоматически я резко оттолкнулся от причала плавильного завода.
Через несколько минут меня я попал в водоворот открытой реки и поневоле начал бороться за свою жизнь. Меня крутило и швыряло, как пробку, ледяная крошка била мне по глазам, а кусачий холод хватал лицо и останавливал сердце. Вскоре мною овладела непреодолимая усталость, и в голове мелькнуло полубессознательное убеждение, что мне конец. Мои руки действовали независимо и внезапно они вцепились в дрейфующее мнимо бревно, пальцы сами собой сжались вокруг него, как тиски, в мучительной судороге.
Однако я отлично понимал, что бревно не поможет мне продержаться достаточно долго. Река, как зловещий враг, все пыталась вырвать его из моих рук, и силы были почти на исходе.
Как я попал в остякскую рыбацкую лодку помнится мне как во сне, я сохранил лишь смутное воспоминание о гостеприимном тепле остякского чума на одном из безымянных ангарских островков, о том, как мне пустили кровь, и дали горячий дымящийся чай молохай, который является ближайшим заменителем хинина, а потом насильно кормили вареной рыбой перед тем, как привязать прочными кожаными ремнями к лежанке из шкур мое измученное лихорадкой тело.
Камлание шамана и невероятные усилия старого рыбака, в чьей хижине меня приютили, несомненно, спасли мне жизнь. Через некоторое время лихорадка меня оставила, остался лишь кашель и приступы головокружения, которые тоже слабели с каждым часом. Наконец, в ночь на 20 января рыбаки доставили меня на частную пристань к востоку от поселка Ушаковка, где я встретился с подпольным другом-скупщиком краденного Нечипором.
Мой последующий доклад генералу Батюшину содержал следующее специальное кодовое слово «actpmn», которое означало, что в ближайшее время я буду хранить молчание до окончательного завершения дела, при условии, что мне будет сопутствовать успех.
Затем я отправился в Сохондо, где должна была разыграться финальная сцена. Все организационные вопросы на моем пути были преодолены при активном содействии иркутских уголовников. С их помощью я не только превратился в странствующего монаха со всеми положенными амулетами, четками, маленькими деревянными крестами и крошечными мешочками с церковным ладаном. У меня появился пропуск святого Синода, обычный паспорт, рекомендательная книга и крупная суммы бумажных рублей, на которые стоило бы обратить особое внимание экспертов.
Я выехал из Иркутска 22 января, из-за моего сильно опухшего лица, что было результатом многократного растирания дикими лютиками, мне предоставили отдельное купе в вагоне третьего класса
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
