Два боя
Моя карьера как военного была стремительной. Поступив в 1937 году в танковое училище, окончил его с отличием. По распределению попал служить на Дальний Восток в должности заместителя командира танковой роты. На вооружении у нас были Т-26 и Т-18. Мы слышали о новых танках Т-34, но ещё их не видели. В январе 1942 года нашу танковую бригаду перебросили под Харьков, пока ехали, узнали, что освободить украинский город нашим войскам не удалось. Бригада была зачислена в резерв командования фронта. В бой мы вступили только в мае того же года. Предстояла повторная попытка освободить Харьков.
Командир роты отдал мне приказ быть готовыми в любую минуту выдвинуться на позиции, экипажи находились в танках. Покидать их больше чем на пять минут категорически запрещалось. Рано утром рядом с местом стоянки танков бригады разорвался снаряд, потом второй. Била дальнобойная артиллерия противника, била точно. Я вылез из своего танка и замахал руками, привлекая к себе внимание мехводов. Командир роты задержался в штабе, поэтому решение мне пришлось принимать самостоятельно. За мной поехали не только танки моей роты, но и другие. Всего за несколько минут мы сумели отойти от остальных танков метров на пятьсот, это расстояние стало для нас спасением. Из восемнадцати танков, мне удалось спасти шестнадцать. Чуть позже, меня за отступление хотели отдать под трибунал, но потом разобрались, присвоили звание старшего лейтенанта.
Вернувшись, мы увидели страшную картину. Почти все танки бригады были либо уничтожены, либо повреждены, некоторые ещё горели. Рядом с машинами лежали тела танкистов. Я доложил командиру роты о потерях. Он сначала пожал мне руку, а потом обнял.
Уже через два часа мы получили приказ выдвинуться южнее Харькова, разведчики установили, что по просёлочным дорогам движутся немецкие войска, намереваясь зайти нам во фланг. То ли мы заблудились, то ли карты были неточными, но мы взяли гораздо южнее. Оказавшись в чистом поле, где и человеку спрятаться негде, стали лёгкой мишенью для авиации противника. Как ни странно, но выручили немцы! Та ли это была колонна или другая, поди разбери. Сходу мы вступили в бой. Смешавшись с немцами, мы избежали атаки их самолётов. Лёгкие немецкие танки Т-1 и Т-2 мы без труда расстреливали из своих пушек с близкого расстояния, тем более противник не сразу догадался кто перед ним. К вечеру мы загнали шесть немецких танков в болото. Они беспомощно крутились на месте, не могли выехать. Их экипажи, бросив свои машины, сбежали.
Найдя укрытие, мы остались ночевать на месте боя. Я предложил ротному использовать вражеские танки. Посадить в них свои экипажи. Он согласился. Утром началась новая атака, немец, как говорится, шёл дурОм. Теперь ему в полную силу помогала авиация. Используя манёвренность наших танков, мы старались уйти из-под огня самолётов, но получилось это не у всех. Когда пошла немецкая пехота, сработал наш секрет – танки немцев. Солдат противника накрыли таким огнём, что они вскоре отступили. Выехав на бугорок, я приготовился прицелиться в бронетранспортёр, но страшный удар по корпусу моего танка, заставил его вздрогнуть всем своим весом.
Очнулся я уже в санбате, кто-то смачивал мои руки, ноги, да всё туловище.
- Вы сильно обгорели, товарищ старший лейтенант, при таких поражениях кожи люди долго не живут, - предупредил меня доктор.
Но я выжил! Выжил назло всем чертям и Гитлеру в том числе! Долечивался я в Ташкенте. О награждении меня за тот бой узнал там же. Вот только меня наградили посмертно, никто ни думал, что я останусь жив. Орден Отечественной войны первой степени мне вручил военный комендант Ташкента при выписке.
На фронт я вернулся только летом 1943 года в преддверии Курской битвы. Вернулся уже капитаном в должности командира танковой роты. Получил новые тридцатьчетвёрки. В составе пятой танковой армии мы готовились к сражению. В подразделении меня встретили плохо. Называли выскочкой, говорили: «Так он и не воевал вовсе!».
В начале июля я получил приказ поддержать мотострелковый полк, который занял оборону между мелководной речкой и болотом. По моему приказу разведчики проверили проходимость топи. С их слов, ни один танк там не пройдёт, значит, наш правый фланг закрыла сама природа, оставалось найти места возможного брода через речку. Тут уже действовали бойцы из полка. Облазили всё вокруг и нашли три места, где мог проехать танк. Я тогда не знал, как нам это поможет.
Утром был сильный туман, бойцы ежились в окопах, танкисты в своих бронированных машинах.
- Выручай, ротный! – кричал командир полка, стуча рукояткой пистолета по корпусу танка.
- Что случилось? – спросил я.
- Проморгали! Понимаешь, проморгали! Колонна немецких танков и грузовиков перешла через реку и движется к селу! Выручай, танкист!
Оставив четыре танка на позиции, я возглавил шесть, которые бросились навстречу врагу. Мы быстро нагнали немцев, переправившись по заранее разведанному броду, но в тумане было плохо видно, что происходит на дороге. Выехав на командирском танке на возвышенность, я увидел немецкую колонну. Впереди шли пять тяжёлых танков, за ними грузовики и ещё что-то. По моему приказу было сделано три пристрелочных выстрела. Стрелял мой танк и сержанта Гостева. Потом я давал целеуказания, а все остальные били по врагу. Нам удалось подбить три немецких танка, этим мы остановили колонну. Но и по нам был открыт огонь, хоть пока и вслепую.
Два оставшихся немецких танка бросились на меня в атаку. Мой мехвод сумел уйти, укрыл нас за бугром. Дождавшись, когда один из немцев покажет мне свой бок, я приказал открыть огонь. Со второго выстрела мы его остановили. Возле пруда, мой танк попал под обстрел противотанковых орудий противника. Пока все попадания ограничивались рикошетом. Выручил командир стрелкового полка. Его бойцы догнали нас, атаковав немецкую колонну, отвлекли внимание на себя. Места для манёвра было много, и мы его вовсю использовали, останавливаясь только для выстрела. Ещё две болванки попали в башню моего танка, шлемофоны помогали мало, весь экипаж был оглушён. Выехали на склон, немецкая колонна как на ладони.
- Огонь! – кричал я, - огонь!
В госпитале меня навестил командир стрелкового полка.
- Хорошо у вас получилось! – сказал он.
- Потери? – едва шевеля губами, спросил я.
- Фрицев полтысячи будет, пушки, танки…
- Наши потери? – переспросил я.
- Четыре танка, включая твой. Экипажи погибли. Лейтенант Голубев на горящем танке пошёл на таран. Шесть грузовиков, две пушки на его счету.
Я вспомнил последнее, что услышал в шлемофоне: «Командир! Горю. Иду на таран. Не поминайте лихом!». Танк лейтенанта Голубева выехал на дорогу, из моторного отсека вырывалось пламя. Правым бортом он переворачивал грузовики, давил гусеницами пушки. Потом взрыв!
На фронт меня больше не пустили. Больше полугода я не мог ходить без костылей. Когда перешёл на трость, предложили преподавать в Тамбовском танковом училище. В 1946 году я вернулся на Дальний Восток, в свою часть. Встречающий меня на вокзале начальник штаба, сообщил новость: «Вы награждены орденом Красного знамени, товарищ майор!». Я был самым молодым командиром полка, но в дивизии к моему мнению прислушивались. Я ведь воевал! «А сколько?» - спрашивал я сам себя. Ведь было всего два боя!
*****
Демянская операция глазами партизана
В январе 1942 года наш партизанский отряд получил приказ любыми способами блокировать немецкие войска, которые оказались в Демянском котле. Как это и что такое блокировать, пришлось учить на ходу. Разделились на пять отрядов. Оружие, боеприпасы и продовольствие поделили поровну. Дальше каждый отряд должен был действовать по своему усмотрению. Главное не выпустить из котла ни одного немецкого солдата. Местность нам была знакома, не раз там ходили, знали все тропинки. Отряд, которым меня назначили командовать, имел название «второй». Не стали ломать голову, как стояли командиры в строю, так отряды и называли.
Мы заняли позицию, которая была заранее подготовлена. Три землянки и траншея метров в сто вместили всех, даже с удобствами. Три дня мы скучали, никаких активных действий против врага у нас не было, а для партизана – это безделье. На четвёртую ночь с поста наблюдения раздался условный сигнал. Надо было видеть, с какой радостью услышали его партизаны. Предлагали уничтожить врага тихо, без стрельбы, но я не знал, кто к нам идёт, с какими силами.
Гости не торопились, шли осторожно, может им мешал глубокий снег? В лунном свете показались фигуры немецких солдат. Озираясь, они проходили между кустами, стараясь их не задеть. «Разведка!» - подумал я.
- Люди размяться хотели? – спросил я у Ботова, он был вроде как моим заместителем.
- Ещё как!
- Ну, пусть разомнутся.
Прошло не больше десяти минут, когда на поляне стихли стоны и хрипы. Немецкая разведка была уничтожена без единого выстрела. Трое партизан походили вокруг, натоптали, вдруг ещё кто придёт, пусть увидят что нас много.
Через неделю мой отряд сняли с поста, немцы пытались прорваться на запад, идти через укреплённые позиции красноармейцев к нам в тыл не хотели.
В феврале три партизанских отряда, объединившись, вышли в район деревни Пески, где находился немецкий аэродром. Мы видели, как в его сторону летят самолёты, они снабжали окружённых гитлеровцев провизией и боеприпасами. Командованием Красной армии было принято решение уничтожить такой важный для противника объект, партизаны должны были помочь в этом.
Мы начали атаку вовремя, всё шло согласно плана, но плохая погода не позволила нам получить поддержку авиацией, а из-за каких-то несогласованностей, бойцы Красной армии вступили в бой на два часа позже намеченного времени. В итоге немцы сначала расправились с нами, а потом переключились на красноармейцев. Операция была полностью провалена! Больше партизан к войсковым операциям на этом участке фронта не привлекали. Позже я узнал, что причиной этому был отказ командиров партизанских отрядов бросать под танки плохо вооружённых партизан. Для некоторых из них это решение имело серьёзные последствия.
Малой
Немцы пришли в наше село поздней осенью 1941 года, точную дату я уже и не вспомню, стар стал. Первыми в их колонне шли четыре танка, а дожди перед этим неделю лили, земля была так напитана водой, что больше не принимала её, большущие лужи были на дорогах. Несколько женщин встали перед танками. Кричат, руки крестом складывают, мол, не надо здесь ехать. Танкист из первого танка оказался понятливым, свернул, а второй танк расстрелял женщин из пулемёта. Так погибли моя мама и её сестра.
Перезимовали, слава Богу. Весеннее солнце топило снег, сушило землю. Совхозный скот немцы вывезли ещё зимой, но оставили двенадцать коров и одного бычка, которого звали Зима, он зимой родился. Едва только показалась свежая трава, так немецкий начальник назначил меня пастухом. Я и до войны пас коров, имел в этом деле опыт. Спросите, почему именно меня? Немцы никому не доверяли, особенно тем селянам, у которых родственники ушли на войну, а мой отец в тюрьме сидел, его за воровство посадили. И вот, значит, этот немец, который хорошо говорил по-русски, отправляет меня пасти коров и бычка. «Потеряешь корову - потеряешь голову!» - предупредил он меня. Но одного меня не пускали, приставили толстого немца. Ох, и любитель он был пожрать. Я на обед картофелину с луком съем, а он десяток варёных яиц, да ещё и с салом. Потом стелил немецкий непромокаемый плащ на землю, и ложился спать. Спал он чутко. Только я встану, чтобы отогнать коров от леса, как он поднимает голову. Смотрел за мной бдительно. Через неделю толстяк пропал, я даже в селе его не видел. Может, умер от обжорства?
Как-то пригнал я своё стадо на новое место. Коровы ведь не только едят, но и вытаптывают молодую поросль, пастбище надо менять. Сидя на краю оврага, заросшего кустами, я думал о своей жизни. «Вот. Мне уже одиннадцать лет, а толкового ничего не сделал!» - такие у меня были недетские мысли.
Приспичило по-большому, я спустился в овраг, оглянулся, ища, чем бы подтереться. Заметил остатки формы, как нашей, так и немецкой, среди них лежали кости, полакомилось вороньё, а может и ещё кто. Видимо в прошлом году здесь был бой, а мёртвых никто не забрал. Возле останков лежало оружие.
Я решил похоронить наших бойцов. Сбив дома с черенка лопату, привязал её к своему телу, сверху надел рубаху, а потом куртку из толстого брезента. Она была размеров на пять больше моего, под ней можно было спрятать всё что угодно. Новый черенок я сделал на месте из молодой осины. Выкопав яму, я перетащил туда останки бойцов, немцев закапывать не стал. Не воняют - и ладно! Пять винтовок, восемь карабинов, патроны и шесть гранат, спрятал чуть дальше от могилы.
Однажды вечером ко мне пришли сельские ребята, которые были старше меня.
- Мы в партизаны собрались уйти. Ты с нами?
- Кто меня малого возьмёт?! Шутите?
- Нет. Ты парень хороший, мы тебе доверяем. Пошли.
- Нет, я останусь в селе. Схрон с оружием есть, сам сделал. Расскажите о нём кому нужно.
Через два месяца немецкие солдаты втолкнули меня в товарный вагон, так началось моё путешествие в Германию. Вернулся домой только в 1945 году. Приютила бабка Еремея, у её коровы остались только кости и кожа, но немного молока она давала. Тем молоком меня и отпоили. Выжил.