Лида смотрела в окно, где играли другие дети, и завидовала им. Прятки, казаки-разбойники, футбол и десятки других забав — всё это было одновременно и близко, и так далеко. Она так и не смогла познакомиться ни с кем во дворе, но не только это её останавливало. У неё просто нет времени на игры и даже на знакомства.
Лиде пришлось рано повзрослеть: семье без неё никак не обойтись. Сначала — мама попала в аварию, долго лежала в больнице, с трудом пересела на инвалидную коляску. И почти сразу, не выдержав горя, слегла бабушка Валя. Она, конечно, передвигалась, но не дальше квартиры. И вот, в свои неполные одиннадцать лет, Лида стала ногами и руками семьи.
Девочка надеялась, что скоро всё переменится. Папа звонил ей и обещал, что вернётся, поможет. Даже если он возьмёт на себя часть домашних забот Лиды, она сможет выходить на улицу не только в школу, в магазин или на почту. Только бы он выполнил своё обещание… Лида вздохнула и начала готовить овощи для борща.
Всё по бабушкиному рецепту: сначала — почистить картошку, натереть свёклу и морковь, обжарить всё на сковороде с помидорами и луком. Потом — сварить бульон, только обязательно вылить первый отвар. Аккуратно выложить в кастрюлю жареные овощи, чтобы без брызг, иначе и кухню придётся отмывать. А потом она добавляла авторскую нотку в бабушкин рецепт: когда борщ был почти готов, добавляла туда шампиньоны и сосиски.
— И крышкой накрой, чтобы настоялся, — напутствовала баба Валя. — Уксусом сбрызни. С таким борщом тебя любой хлопец замуж возьмёт. Ты сегодня приготовишь, а я завтра покажу, как надо… Только отдохну немного
Завтра всё не наступало. У бабушки было много рецептов, но теперь они могли себе позволить только самые недорогие продукты. Макароны, рис с фасолью, гречку с фаршем или горячие бутерброды. А ведь и бабушке, и маме нужно кушать хорошо, чтобы не болеть.
Лида опять вздохнула. Ей так хотелось кусочек настоящей колбасы или солёной форели… Месяц назад, когда в школе был какой-то праздник и приехали благодетели из администрации, она всё никак не могла оторваться от подноса с закусками. Какой-то большой дядя в пиджаке даже сделал ей замечание.
— Не надо налегать на бутерброды, — говорил он. — Животик будет болеть.
Глупый, глупый дядя! Разве может болеть живот от еды? Скорее, у неё опять будут колики от голода. С большой сцены школьникам говорили, как сильно беспокоятся о сиротах, о беспризорности и других проблемах людей. А потом – подарили ей мяч и клюшку. Лида бы с удовольствием заменила инвентарь на пару мешков картошки, рис и гречку — запасы еды подходили к концу.
— Обед готов! — радостно сказала девочка.
Сегодня ей повезло: на куриных костях, которые продавщица гордо именовала суповым набором, осталось немало мяса. Лида аккуратно срезала его, чтобы разделить поровну. Мама могла добраться до кухни, хотя ей это стоило немало сил. А вот бабушку придётся кормить в спальне: она встаёт с кровати, только чтобы добраться до туалета или ванной.
— Ох, Лидка, — вздыхала мама, сидя на инвалидном кресле, — сходила б ты на улицу. Погуляла.
— Не могу, — отвечала девочка. — Надо ещё пол помыть, постирать. А теперь и посуду… Бабушку покормить.
Лида никогда не показывала маме, что ей тяжело. Девочка рано ощутила чувство вины. Ведь это из-за неё мама оказалась в инвалидной коляске. Если бы она не отвлекла её в тот день! Правда, мама убеждала в обратном, но всё же… Теперь Лида пыталась хоть как-то загладить свою вину, а для этого нужно было стать для мамы и бабушки всем. Готовить, убирать, ходить в магазин: разве это сложно?
— За сметаной надо бы сходить, — сказала мама. — Закончилась.
— Хорошо, — вздохнула Лида. — Только бабушку покормлю.
— У тебя ещё остались деньги? — спросила мама. — Пособие только завтра переведут. Может, у меня немного мелочи завалялось…
В их части города остался всего один магазин, и идти туда жутко не хотелось. Девочка ещё помнила, как раньше они жили близко к центру мегаполиса. В таком месте, где на крошечном клочке земли стараются поселить как можно больше людей. Они жили на двадцать пятом этаже, и это — не на самом верху. Лида с детства привыкла к высоте и вообще не представляла, как можно спуститься на землю.
Но пришлось. Давно, когда ничто не предвещало беды, Лида любовалась видами города из окна. А сейчас они живут на первом: так оставалась хотя бы мизерная возможность, что мама сможет выходить на улицу. В теории всё выходило легко. Первый этаж — оптимально для колясочника. Казалось бы, открой дверь, аккуратно спусти колёса и наслаждайся открытым пространством.
Картину портила лестница между входом и площадкой. Всего семь ступеней, Лида иногда преодолевала их за один прыжок. Но для мамы — настоящий Эверест. В администрации обещали решить вопрос, поставить пандус или подъёмник. Когда-нибудь. А дальше — куда идти? В центре неподалёку от дома было метро и магазины. А здесь, на окраине, даже бордюры не везде занижены.
Пару раз в месяц они действительно гуляли, если кто-нибудь помогал — самой маме трудно передвигать колёса. Но не только это Лиду волновало. Глядя на маму, она понимала: та сдаётся. Ей всё труднее двигаться вперёд, всё сложнее лечиться и улыбаться. Она впадала в отчаяние, а значит, предупреждения директора школы вполне могут стать реальными.
— Бабушка, будешь кушать? — спросила девочка.
Кормить бабу Валю — целый ритуал. Сначала нужно помочь ей сесть. Потом – пододвинуть столик к кровати. Выслушать от бабы Вали целый трактат напутствий, комплиментов и историй из жизни. Потом она обязательно брала в руки ложку или вилку, клевала блюдо, приготовленное внучкой, и погружалась в воспоминания.
— Поля, когда ты уже замуж выйдешь? — могла спросить баба Валя посреди трапезы.
Лида вздыхала. То, что бабушка путала её с мамой — это полбеды. Подобные вопросы явно были связаны с чем-то более серьёзным. Даже своим детским умом девочка понимала, что Валя уходит всё глубже в собственный мир. Начинает путать не только людей, но и времена. Бабушку было жалко. Лида почему-то не могла вспомнить её молодой. Такое ощущение, что она пришла в этот мир старушкой.
— Баба Валя, вкусный борщ? — спрашивала девочка, чтобы сменить тему.
— Да, - кивала старушка. — Только картошку ты забыла.
— Как? – удивлялась Лида. — Вот же она, плавает.
— Разве это картошка? — сокрушалась баба Валя.
Далее следовал монолог о том, как в своей молодости она работала в колхозе и проводила время в полях. Эту историю Лида тоже слышала сотни раз, и время от времени повествование обрастало новыми подробностями. С годами героизм сельских тружеников возрастал, а картошка в бабушкиных рассказах становилась размером с арбуз.
Лида забрала у бабушки посуду, отнесла на кухню и стала собираться в магазин. Где это пакет? Кажется, что он стоит всего несколько рублей, но если каждый раз платить — со временем сотня набежит.
— Беги уже в магазин. Я посуду помою, не переживай, — говорила мама, но девочка покачала головой.
Мама всё время порывалась делать какую-то работу по дому. Но Лида знала, что каждое движение приносит ей боль, особенно в коляске. После переезда денег на специальную мебель не осталось. Обычный кухонный гарнитур никак не подходил маме. Если она и дотягивалась до раковины, то с огромным трудом.
— Побереги силы, мама, — говорила Лида. — Я и посуду помою, и в магазин схожу.
Девочка как могла оттягивала поход за продуктами. И дело было не только в недостатке денег. На бабушкину пенсию и мамино пособие они могли кое-как существовать. Деньги распределяла мама, в первую очередь — на самое нужное. По крайней мере, голод им не грозил. Всё дело — в продавщице, которая, кажется, поселилась в павильоне. Её острые, как бритва, слова действительно ранили.
Можно было пройтись до супермаркета. Но, во-первых, это полчаса пути. Во-вторых, потом придётся нести домой тяжёлые сумки. А в-третьих, там слишком высокие цены! Магазин с острой на язык продавщицей они могли себе позволить. Супермаркет — нет.
— Хочешь я с тобой в магазин схожу? — предложила мама. Она прекрасно знала, что смущает её дочь.
— Нет, ты что, — ответила девочка. — Ветер какой, опять ноги застудишь.
— Ты просто её не слушай, — напутствовала мама. — Продукты возьми, деньги отдай — и всё. Хочешь, я на неё жалобу напишу? Должна же быть управа.
— Мама, расслабься. Всё хорошо.
На телефоне Лиды загорелся экран. Она посмотрела на него и поспешила перевернуть гаджет. Не заметила? Кажется, мама не увидела ничего подозрительного в её резком движении. Это хорошо, иначе она будет злиться. У девочки — свои секреты, в которые она пока не хотела посвящать ни маму, ни бабушку.
Много лет назад талантливые менеджеры вывели формулу успеха, которая позволила крошечным магазинчикам конкурировать с огромными супермаркетами. Для этого там должно было остаться не больше двух человек, а рабочий день – вырасти до неприличных значений. Это, впрочем, не должно оказать никакого влияния на зарплату сотрудников. Выдержать подобные условия могут лишь самые отчаянные люди. Одна из них прочно приросла к магазину с поэтичным названием «Дивный».
— Посмотри, кто пришёл! — закричала продавщица. — Наша героиня, девочка-спартанец. Ну что, выбрать тебе картошку по акции?
Ничего дивного в магазинчике не было. Лида думала, что на фасад нужно повесить другую табличку — «Злобный». Всё дело в продавщице, которая постоянно унижала её. Однажды они пришли сюда вдвоём с мамой, и недуг колясочницы стал источником вдохновения для злобной женщины. Она не упускала ни малейшей возможности, чтобы сказать очередную колкость.
Слава богу, в это время в павильоне никого не было. От острого языка женщины неопределённого возраста не было никакого спасения. Казалось, она испытывает удовольствие от того, что может обращаться с покупателями, как душе угодно. В их микрорайоне второго магазина просто не было: загадка! Лида положила в корзинку сметану, безвкусное печенье, хлеб. Подумала — и добавила глазированный сырок — самый дешёвый.
— Ой, а что за праздник? — картинно всплеснула руками продавщица. — День рожденья? Будете сырок на печенье намазывать?
Девочка промолчала. Такие шутки ещё можно было стерпеть, хотя давалось ей это с трудом. Но порой продавщица переступала грань всяких приличий и говорила действительно обидные вещи. Доводила Лиду до слёз. Зачем ей это было нужно — непонятно.
— А что, мама не могла сбегать? — продолжала женщина. Отсутствие реакции от Лиды действовало ей на нервы. — Симулянтка… Я видела, как она ногой двигает. Это она ради пособия играет роль, да?
— Сколько с меня? — спросила Лида, выкладывая покупки на прилавок.
— Не скажу, — ответила продавщица. — Пока ты на мои вопросы не ответишь.
Хлопнула дверь – в павильон зашёл ещё один покупатель. И поскольку Ирене он был не знаком, она предпочла замолчать. Свои колкости и остроты она практиковала только с «постоянными клиентами». Новичок, вроде бы, был тут пару раз, покупал хлеб и сигареты… Но примелькался недостаточно, чтобы стать её жертвой. Да и выглядел слишком серьёзным для этого.
— Ладно, — сказала продавщица. — Двести девяносто рублей. И чтоб без сдачи!
Но в кошельке Лидины кроме мелочи всё равно ничего не было, поэтому она без труда отсчитала нужную сумму. Быстро сложив покупки в пакет, девочка поспешила выйти за дверь. Фу-х. Всё, последний раз — больше она не пойдёт сюда ни за что. А теперь — домой. Ведь кроме домашних обязанностей ей ещё нужно уроки сделать. А дела в школе шли не лучшим образом.
Магазин — совсем возле дома, всего пять минут идти. Как раз можно позвонить папе: это ведь он прислал ей смайлик в месенджер. Чтобы мама не узнала об их общении, она подписала его как свою одноклассницу – Надя Иванова. И в переписке – только весёлые картиночки и смешные видео. Как будто две девочки обмениваются юмором. Предосторожность была излишней, потому что мама всё равно не трогала её смартфон и никак не контролировала.
— Привет, — сказала Лида. — Ну как ты?
— Всё хорошо, — отвечал отец. Голос у него, как всегда, уставший.
Вот уже целый год, как они начали общаться. Сейчас папа далеко-далеко, где-то в Африке, но он обязательно вернётся. Лида почему-то в это верила. Каждый разговор заканчивался его обещаниями о том, что он собирается на родину. Но точных сроков он почему-то не называл.
— У меня хорошие новости! — сказал папа. — Думаю, ещё недели две — и всё. И домой.
— К нам? — с надеждой спрашивала Лида. Папа молчал.
Потом он рассказывал ей о своей работе. С воодушевлением описывал, сколько разных зданий они строят в чужом, далёком краю. Рассказывал, какая интересная у него работа и какие странные порядки царят в африканской стране. Что отправляет деньги, но мама отказывается их получать. И не отвечает на звонки. Лида верила: что же ей ещё оставалось?
— Ты только маме не говори, что я звонил, — напутствовал папа на прощание. — А то она опять злиться будет.
— Хорошо, — отвечала Лида.
— Я вернусь, и тогда всё наладится. Обязательно. Ты, главное, продержись.
Никто не знал, что они созваниваются. Мама строго-настрого запретила ей общаться с отцом ещё в раннем детстве. Лида сначала плакала, а потом — привыкла. И бабушка, и мама говорили о нём только плохое. До поры до времени девочка во всё это верила. Но ситуация изменилась после той самой аварии, когда её цветущая и успешная мама оказалась на инвалидной коляске.
— Мама, я вернулась, — объявила Лида.
— Вот молодец. Всё нормально? Или что-то случилось?
Поля всегда замечала перемены в настроении дочери. Вот и сейчас она пришла, сама не своя. Должно быть, опять наслушалась этой продавщицы. Поля недоумевала, почему женщина из крошечного магазина так общается с покупателями. Но здесь, на окраине города, куда они вынужденно перебрались из центра — свои правила.
— Ну так, мама, — ответила Лида. — В целом всё нормально.
— Давай обсудим, — предложила Полина.
Самое тяжёлое в жизни инвалида — изоляция. Когда не ходишь на работу, не выбираешь себе одежду в магазине и даже не можешь сходить в церковь. А ещё – не можешь вымыть пол, достать что-нибудь с верхней полки шкафа. Тебе всё время нужен помощник: им стала дочь, младшая и единственная. А потом ещё и мама слегла: как будто ей мало испытаний.
Полина постоянно чувствовала угрызения совести. Ей было стыдно за собственную беспомощность, за боль, которой сопровождается каждое движение. Вот уже три года, как она попала в аварию, и надежд на выздоровление всё меньше.
— Да, мама, — сказала Лида. — Я хотела кое-что обсудить. Не знаю, как ты к этому отнесёшься.
Вдруг они услышали какой-то шум из бабушкиной комнаты. Почти целыми днями Валя смотрела телевизор, но сейчас был тот редкий момент, когда ящик замолчал. Поэтому грохот показался особенно громким. Лида застыла в оцепенении. Цепляясь за стену, Поля медленно двинулась в комнату своей матери. Она преодолела коридорчик и толкнула дверь.
— Лида! — закричала женщина. — Скорее сюда, бабушке плохо! Лида, где мой телефон?
Странно устроена человеческая память: в ней остаются только самые приятные воспоминания. Особенно — про школу. Со временем тускнеют двойки, замечания, выходки одноклассников. Несъедобные блюда школьной столовой. А любые тёплые минуты, любые праздники становятся ярче. Галина Фёдоровна прочно застряла в этой школе, которую она возглавляла уже добрых два десятка лет. И всё никак не хотела идти на пенсию.
— Здравствуйте! — в очередной раз любезничала директриса. — Проходите, присаживайтесь. Чай или кофе?
— У нас на это нет времени, — мрачно ответил собеседник. — Крепкий кофе, только без сахара.
В её школу проверяющие проходили бесчисленное количество раз. На глазах Галины Фёдоровны подходы к образованию менялись. От абсолютной свободы нулевых до тотального контроля двадцатых. Видела она эпидемию пирсинга, пережила нашествие рэперов в безразмерных штанах, застала рождение и безвременную смерть эмо… И только одно оставалось неизменным: постоянные претензии администрации.
Галина Фёдоровна нервничала. С этой Лидой и её семьёй слишком много вопросов. В её тихой школе, где учились только дети простых родителей, трудности не любили и не одобряли. Из администрации спустили уже третье письмо, где требовали разобраться в ситуации и «принять меры». Галине намекали, что её нежелание читать между строк может быть расценено как некомпетентность.
— Ребёнок — в опасном положении, — утверждал Михаил Михайлович, начальник отдела в администрации. — Мы можем в любой момент потерять девочку. Разве вы со мной не согласны?
Несговорчивость директрисы заставила чиновника лично приехать в её школу. Галина с тоской вспоминала два блаженных года пандемии коронавируса. Удалёнка, нерабочие дни (зато оплачиваемые), маски для посетителей. А самое главное — никаких проверок. Увы, закончилось сладкое время. И теперь, если чиновнику вдруг захочется навестить её, он может даже не предупреждать.
— Ума не приложу, как педагог с таким солидным опытом и стажем работы не видит проблемы! — сокрушался чиновник. — Ведь очевидно, что девочке нужна наша помощь.
— Мы работаем с ней каждый день, — убеждала его директриса. — Вот, взгляните. Осмотры, тестирование, профилактические беседы. Всё согласно инструкции. Ещё кофе?
— От этого кофе — только сердце болит, — отвечал Михаил Михайлович с показной грустью. — Повторите, только сахарку чуть-чуть добавьте. И давайте не перескакивать с темы, пожалуйста.
Галина глубоко вздохнула. Она посмотрела на чиновника и попыталась подсчитать его возраст. Педагогический университет он закончил в двадцать два — не раньше. Три года, не меньше, он провёл учителем в школе. Потом, наверно, выбился в замы. Это ещё три года. Потом долго пытался пройти через сито отборов на вышестоящую должность. Итого: тридцать три года, не моложе — в сыновья ей годится. А выглядит, конечно, старше своих лет.
— У вас устаревшая информация, — говорил чиновник. — Со всей уверенностью заявляю, что бабушка не в состоянии следить за ребёнком.
— Почему? — удивилась директриса. — Возраст — не приговор, молодой человек.
— Да при чём тут! — обиженно махнул рукой чиновник. — Дело в другом. Она вчера попала в больницу — перелом шейки бедра. У нас, знаете ли, самая свежая информация.
— Какой кошмар, — прошептала Галина Фёдоровна. Такой перелом — страшный сон каждого пожилого человека.
— Вот видите, — кивнул головой Михаил Михайлович. — Нужно срочно принимать меры. Списать всё на мифическую заботу бабушки больше не получится. Как видите, я неплохо осведомлён.
Галина снова вздохнула. Ей придётся созвать совет, пригласить на него и девочку, и её мать. А ведь та, как известно, передвигается с трудом. Выносить вопрос на обсуждение, заслушивать мнения. Галине почему-то страшно не хотелось заваривать всю эту кашу. Живут себе люди — чего их трогать? Можно подумать, других проблемных семей у неё на участке не осталось.
— Один вопрос, — сказала она. — Чего вы так об этой семье заботитесь? Неужели она особенная?
— Два месяца — и конец года. Оглянуться не успеете. А у вас ни один ребёнок в опасном положении не изъят из семьи, — отвечал чиновник из администрации. — Нолик, голый нолик в графе. Вы близоруко не замечаете, что именно Петровы подходят, чтобы добавить единицу в отчёт. Или как мы объясним этот пробел в конце года?
— Значит, у нас просто нет таких детей, — спокойно отвечала Галина Фёдоровна. — Старый район, семей мало. Мы никогда не страдали от засилья неблагополучных.
— Я не хочу слышать оправданий! — кричал мужчина. — Все районы — одинаковые. И только у вас — нолик стоит. Хватит, надо действовать.
Михаил Михайлович произнёс примерно тысячу слов и выпил четыре чашки кофе. Галина Фёдоровна начинала преподавателем математики и автоматически считала всё, что происходит вокруг. Этой её успокаивало. Лиду ей было жалко — и по-матерински, и по-человечески. Весь педсовет был в курсе её непростой истории. Теперь к этим испытаниям добавилось ещё и отсутствие бабушки… Директриса вздохнула и нажала на кнопку селектора:
— Лизочка, — сказала она. — Готовь приказ. Будем проводить расширенный совет по Петровым. Сегодня у нас что, вторник? Давай в пятницу, часов в шесть вечера.
Лида боязливо озиралась по сторонам: больницы всегда её пугали. Они напоминали целые городки с закрытой территорией. Пока разберёшься, куда идти, пока посмотришь на карту… Было страшно, но деваться некуда: бабушка ждёт. Лида с трудом нашла нужный корпус: он оказался самым большим и высоким. Не больница, а целый мегаполис. Теперь на пути осталась последняя преграда — медсестра, которой нужно выполнять инструкции.
— Нет, детям тоже нельзя, — говорила женщина в белом халате. — Я понимаю, что вы хотите бабушку увидеть. Могу передать телефон — сделаете видеозвонок.
— Но она не умеет им пользоваться! — почти закричала Лида.
От обиды и бессилия ей хотелось рыдать. Девочка проделала огромный путь, совсем одна — чтобы услышать такое. Лида не могла понять почему её, родную внучку, не хотят пускать к бабушке. Вот когда мама лежала в больнице, врачи даже настаивали, чтобы она приходила почаще. А теперь?
— Ладно, — сдалась медсестра. — Я тебя проведу, но только на минутку. Надень бахилы и маску тоже. У тебя ведь с собой?
От обиды Лида начала плакать. Откуда ей знать, что в больницу нужно брать какие-то маски и бахилы? Она взяла только бутерброды с салом — именно такие, как любит её бабушка. А ещё — пакет, заботливо сложенный мамой: тапочки, кружка, полотенце и другие мелочи. В мире взрослых слишком много условностей: девочка никак не могла к ним привыкнуть.
— Ладно, — вздохнула медсестра. — На вот, надевай, только не плачь. Пойдём. Надеюсь, нас никто не увидит и мне за этой не влетит.
Женщина провела Лиду через длинные-предлинные коридоры первого этажа. Девочка уже второй раз была в такой большой больнице, но по-прежнему поражалась масштабам. Три года назад, когда несчастье произошло с её мамой, Лиду в палату водила бабушка. А теперь девочка должна пробираться по коридорам самостоятельно, без взрослых.
— Ты пойми, это не моя прихоть, — оправдывалась медсестра. — Это всё пандемия, коронавирус. Ты знаешь, что это?
— Да, — ответила Лида. Ещё бы!
Девочке понравилось учиться через Zoom. Она могла уделить в разы больше времени и маме, и бабушке. А потом, когда учёба опять вернулась к привычному формату, возможности улетучились. И теперь ей приходилось вставать, ни свет ни заря, чтобы приготовить завтрак, выбросить мусор, помочь маме одеться.
— Ну вот, — отвечала медсестра, подводя её к служебному лифту. — Заходи, малышка. С нас три шкуры дерут за этот коронавирус! Тебе повезло, что палата прямо возле лифтов. Обход закончился, нас никто не заметит. Только быстренько, хорошо?
Бабушка лежала на кровати, а её ногу будто подвесили к потолку. Это было странно. Зато в палате — тепло, и всего три человека. Баба Валя обернулась к внучке, как будто почувствовала её. И на сером старушечьем лице сразу появилась улыбка. Через что ей пришлось пройти.
— Ой, Поля! — сказала она. — Ты представляешь? Ногу подвернула.
— Бабушка, это я, Лида, — ответила девочка. — Бутербродов принесла.
Медсестра разрешила им пообщаться пару минут, а сама — пошла проверять других пациентов. Кому-то подушку поправит, кому-то бутылку с водой подаст. Лида подумала, какая это трудная работа. Она вот не хотела работать в больнице. Есть у неё мечта — совершенно другая.
— Бабушка, сильно болит? — спросила девочка.
— Ну так, — махнула рукой старушка. — Заживёт. А я тебя увидела — и опять про Полю подумала. Как она там?
Когда Лида шла в сторону метро, она почувствовала себя сильно уставшей. А ведь ей ещё нужно сделать уроки, а потом — маме массаж. Если ногами не заниматься, они и не заработают. Вдруг её сотовый зазвонил, на нём высветился знакомый номер.
— Лидочка, ты только не переживай, — говорила классная. — Галина Фёдоровна какой-то большой совет созывает, в пятницу вечером. Тебе нужно с мамой прийти.
— Но вы ведь знаете, что… — вздохнула девочка. Она уже устала рассказывать всем, что инвалидная коляска — это не вездеход, а потому забраться на второй этаж её мама точно не сможет.
— Лидочка, ты только не волнуйся, — продолжала учительница. — Галина Фёдоровна в курсе. На первом этаже будем заседать. Мужикам нашим сказала, чтобы помогали. Мама должна быть обязательно. Я ей тоже позвоню, ладно?
Человеку трудно жить без мечты, и у Лиды она тоже была. Когда девочка вышла из метро, она вдруг застыла перед билбордом. На нём — три балерины, которые застыли в самом изящном движении, которое только можно себе представить. Несколько минут Лида стояла и любовалась ими, не в силах сдвинуться с места.
Она тоже хотела быть балериной. У неё для этого — все данные: длинные ноги, стройное тело, отличная растяжка. Но когда ей ходить на занятия? В школе то и дело рекламировали разные кружки и секции. В балет тоже звали, но предупреждали, что отбор — очень строгий. Конечно, Лида бы его прошла…
Но где её семье найти деньги, чтобы купить ей специальную обувь и юбку? Кто будет возить её на другой конец города? Видимо, мечта так и останется мечтой. Лида могла лишь поднимать ноги и растягиваться в своей комнате, представляя, что она учится балету. И любоваться балеринами на телефоне. Дорога в больницу и обратно заняла больше трёх часов. Уже девять вечера, а ещё столько дел!
Полина старалась никому не показывать своё отчаяние. В какой-то момент она вытащила чёрную карту, и с тех пор её жизнь пошла наперекосяк. Неприятности начались с Вадима: столько лет клялся в вечной любви, а сам — сбежал. Потом — авария. Она до сих пор поверить не могла, что такая нелепая случайность способна перечеркнуть все планы и надежды на будущее. Теперь ещё и с мамой беда, а она ничем не способна помочь.
Полина ощущала себя куклой, в которой что-то сломалось. Она совсем не чувствовала ног, несмотря на такое продолжительное лечение. Но проблем, как выясняется, было недостаточно. Вот и сегодня — звонок из школы. Вместо того чтобы помочь, чтобы окружить заботой — хотят забрать у неё ребёнка. Разве это справедливо? Хлопнула входная дверь в подъезд: на первом этаже это слышно хорошо. Провернулся ключ в замке: её дочь вернулась. Наконец-то.
— Ну как она? — спросила Полина, когда в дверях показалась Лида.
— Лежит, — пожала плечами девочка.
— Ты с ней разговаривала? Тебя пустили?
— Да, -— ответила Лида. — Только это секрет, никому не рассказывай.
Женщина рассмеялась. Лида — единственная отрада в жизни Полины. Глядя на неё она понимала, что всё не зря. Но теперь — и единственная опора, к тому же. Кому в голову пришло попытаться разлучить их — непонятно.
— Мне тут из школы позвонили… — сказала Полина. — Говорят, что жить без меня не могут. В пятницу вечером ждут в гости. Ты подумай: вроде бы выходные начинаются, надо скорее домой бежать. А они вот решили меня вытащить.
— Я в курсе, — ответила Лида. — Будешь блинчики есть? Я сейчас быстро сделаю.
Полина смотрела, как её дочь замешивает тесто, и не могла нарадоваться. Да, ребёнку пришлось быстро повзрослеть. С другой стороны — какая самостоятельная. Сама и приготовит, и уберёт, и постирает. Если бы у них было чуть больше денег… Можно было заказывать готовую еду, прямо домой. Хорошо хоть девочка с пониманием относилась ко всем испытаниям, что выпали на её долю.
— Ты уроки сделала? — спросила Полина. — Хочешь я тебе помогу?
— Ну что ты, мамочка, не надо, — отвечала Лида. — Я всё сама.
Эта самостоятельность, с одной стороны, радовала, а с другой – пугала. Пройдет совсем немного времени, и она упорхнёт из дома. А ей нужно думать о том, как подготовиться к этому времени… Совсем недавно она была сильной и независимой женщиной. Работала заместителем директора по строительству, лично ездила на объекты и контролировала всех и вся… А теперь — не может даже контролировать собственные конечности.
— Мама, они ведь не заберут меня? — вдруг спросила Лида.
— В смысле? — удивилась Поля. — Кто заберёт?
— Эти люди из школы. Классная мне говорила, что ты не можешь выполнять родительские обязанности. Типа.
— Не беспокойся, солнышко, — ответила Полина. — Нужно бороться до конца. Нельзя сдаваться. Ставь сюда блинчики, я заверну в них морковку.
Коварность её травмы была в том, что любое неосторожное движение могло вызвать нестерпимую боль. Вот и сейчас она подняла руки слишком высоко, и всё тело пронзил импульс. Болели даже ноги, хотя она их совсем не чувствовала. Полина мгновенно побледнела, а на лбу появился пот.
— Мама, ну что ты, — сказала Лида. — Я сама заверну.
— Ладно, — согласилась Поля. — Подай мои таблетки.
Если бы не обезболивающие, она бы давным-давно сошла с ума. Полина с трудом проглотила один блинчик, после чего — развернулась и поехала в свою комнату. Когда она купила эту квартиру, ей казалось — удача. Три комнаты, первый этаж, не самый плохой район. Но теперь, через год жизни на окраине, тупик просматривался всё отчётливее. Деньги ушли на лечение, не хватило даже на нормальную коляску.
— Мама, надо ноги помассировать, — произнесла Лида.
— Не надо… — вздохнула Полина. — Может, отдохни?
— Мама, ты ведь не сдаёшься? — серьёзно спросила дочь.
— Конечно, нет. Хорошо, давай.
Она никогда не просила Лиду помогать. Но умная девочка внимательно смотрела за дорогим реаниматологом, который приходил несколько раз год назад, и запомнила его движения. Он разминал ей ноги, пока она лежала на кровати, растирал мышцы. Девочке, конечно, было нелегко, но Лида старалась. Теперь её посещал только бесплатный врач, и от него она выслушивала лишь сожаления. Но была благодарна и за это.
Одиннадцать вечера… Неужели очередная смена подошла к концу? Ирена подошла ко входу, чтобы перевернуть табличку на «ЗАКРЫТО» и запереть замок. Вдруг кто-то резко дёрнул дверь на себя: так резко, что она её не удержала. Ночные посетители, ну ты подумай! Нет, дорогой, тебе придётся искать другое место для развлечений.
— Закрыто! — сказала она самым противным голосом на какой только была способна.
— Нет, моя принцесса — ехидно отвечал подвыпивший мужчина. — Ещё одна минутка. Нужно работать до последнего клиента.
— Пошёл вон, принцесса сегодня не в настроении, — ответила Ирена, толкнула незваного гостя и проворно закрыла дверь. На душе тут же стало легче: делать людям гадости — замечательно.
Только в такие моменты она на секунду забывала, насколько никчёмна и убога её жизнь. Но винить в этом было особо некого – она сама загнала себя в угол. Ирена обожала торговлю, да больше ничего и не умела. С шестнадцати лет она стояла за разными прилавками: продавала пиво и квас, перчатки и очки, двигаясь всё дальше по карьерной лестнице продавца. Но в этом ларьке, который гордо именуют павильоном, она застряла накрепко.
— Чего не обслужила? — с укоризной спросил толстый мужичок, стоя за её прилавком. Она даже не заметила, что он пришёл: как всегда — тихо и перед самым закрытием. Как он умудряется проделывать это каждый раз?
— Закрыта я, — ответила Ирена, но уже не таким уверенным тоном. – Одиннадцать вечера — закрыто.
— Я тебе дам, закрыто! А ну, беги за ним. Давай! — потребовал Арсен.
Продавщице не оставалось ничего, как броситься к входу, открыть его и выйти на улицу. На улице, подсвеченной фонарями, Ирена без труда узнала шатающуюся фигуру гостя. Он ушёл не то, чтобы далеко.
— Вернитесь! — кричала она. — Принцесса передумала.
Она долго звала мужчину: тот двигался медленно, шатаясь, но даже не обернулся. Только рукой махнул, мол, отстань. Быть может, испугался, что она поманит его, чтобы закрыть дверь. Да уж, сейчас ей влетит.
— Значит, так мы отдаём долги? — закричал на неё Арсен, когда она вернулась одна. — Я тебе, между прочим, всё прощаю. А ты…
— Ну прости меня, Арсенчик, прости, — ответила ему Ирена и даже улыбнулась. Хоть бы в этот раз он бить её не стал. Старые синяки на лице только-только зажили, а получать на их место новые жутко не хотелось.
— Смотри мне! — сказал хозяин и углубился в изучение чеков. Он приходил за выручкой раз в три дня, никому не доверяя работу с деньгами. — На этот раз прощу, так и быть.
Ирена пыталась вспомнить, с чего началась такая жизнь. В этот павильон на работу её устроил Алик — как принято говорить, гражданский муж. Сам он трудился грузчиком, а ей досталось место за прилавком. Ира тогда глупенькая была, наивная, бухгалтерией вообще не занималась. Да и Арсен был другим: обходительным, заботливым, вежливым.
Всё ей нравилось: и график два через два, и зарплата, и атмосфера. Но Алик в один день исчез, спустя год совместной работы, и тогда она узнала страшное слово — инвентаризация. Арсен обнаружил огромную недостачу — полмиллиона рублей. Ирена даже поверить не могла, что в таком магазинчике можно украсть столь крупную сумму. Но хозяина было не переубедить: он почему-то был уверен, что его деньги воровала именно Ирена со своим ухажером.
На нее повесили недостачу. Арсен говорил надменно: Алику, спасибо скажи, своему несостоявшемуся мужу. Вторую смену хозяин уволил, оставив Ирену в гордом одиночестве в компании бесправного грузчика. Они надолго не задерживались и менялись, едва не каждый месяц.
Продавщица теперь зорко следила за деньгами из кассы. Записывала всё и сверяла чеки, но долг её таял слишком медленно. За два года Арсен списал лишь половину суммы. А она, чтобы рассчитаться по долгам, стояла за прилавком по двенадцать часов. Лишь один выходной, воскресенье, грел ей душу. Тогда она могла прийти на работу не к девяти утра, а в час дня. Что-то вроде выходного.
— Забыла, откуда я тебя достал? — спрашивал Арсен. — Забыла мою доброту? Мог ведь в полицию тебя сдать, тебя и Алика.
— Арсенчик, ну перестань, — говорила Ирена. — Столько времени прошло.
— Ты будешь на меня пахать и пахать! Видела, небось, что Алик потихоньку берёт деньги из кассы? Видела и молчала. Значит, была с ним заодно. Я ничего не забыл.
Ирена вздыхала. Обидно было не только получить такой крупный долг, но и в одночасье лишиться своего воздыхателя. Он тихонько собрал вещи в их комнате — и ретировался. Хоть бы позвонил, что ли. С тех пор она тоже поменялась. Только и оставалось, что отводить душу на покупателях. Сюда ходят лишь те, кому больше некуда. Один раз накричала на старушку, которая не могла найти копейку - и понеслось. Сразу хорошо на сердце стало.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение — лайк и подписка))