Майор Богданов явился на торжественное собрание посвящённое празднику Первое Мая, проходящее в здании Областного драматического театра при полном параде. После выздоровления и пребывания на санаторном лечении, он готов был снова притупить к работе в посёлке Октябрьский, но руководство, которое встретилось с ним в этот день, решило вернуть его в городское управление на прежнюю должность старшего следователя оперативного отдела.
Родионов, стоя с ним рядом в фойе, с изумлением разглядывал его заслуженные на фронте ордена и медали, цокал языком, расхваливал своего сотрудника перед высоким руководством. В конечном счёте именно по его рекомендациям и настоятельным требования, Богданов вернулся в свой отдел и 3 мая приступил к работе. Полковник пришёл к нему в кабинет, разложил на столе папки с неотложными делами, сел напротив майора:
- Всё ещё очень размыто и неопределённо, - начал он разговор. - Рахманина в Москве допросили по делу Доротного, но он только руками разводит... Там за него вступились многие высокие чины, да и союз художников о нём единого хорошего мнения. Трудно будет разбить эту бетонную плиту! Но, как бы там ни было, а дело потихоньку движется. Ты уже ознакомился с протоколами допроса доктора Ленькова?
- Да, очень любопытно... Особенно, насчёт прошлогодней травмы. Ничего вам не напоминает? - майор поднял на Родионова глаза.
- Как же?! В материалах дела из Таганрога, помнится, сказано было, что в руке у этого вандала, кто картины испортил, лопнул пузырь с кислотой. А у Портнова, арестованного за это дело, ничего на руках не оказалось, ни пореза, ни царапинки... А тут - ожёг, и такой, что врач ампутировал Доротному несколько пальцев. И время совпадает, середина июля. Как раз тогда, когда случился тот грандиозный скандал на выставке. Я уже отослал следователю Денисову копии протокола, пусть ознакомиться. Он ведь с самого начала не верил, что родственник нашего скульптора Глазова причастен к тому вандализму.
- В те дни, по словам Нелли Султановой, они всей семьёй выезжали на эту выставку в Таганрог. С ними был и Бероев, но он показания по этому поводу давать отказался... И понятно, кто же будет свидетельствовать против себя?! Ему сейчас нужно, как можно скорее откреститься от таких связей, ну, да ладно... Обойдёмся и без него, - майор подвинул к себе уже просмотренные протоколы.
- Выводы какие-нибудь есть?
- Определённо!.. Из этой истории можно извлечь самую суть, а она такова, что вся эта акция была изначально спланирована и не спонтанно, как было вначале указано на следствии, а заранее и очень чётко. Каждый персонаж появлялся в нужный момент на сцене. Рахманин себе создал хорошее алиби на случай проверки. Он и его семья, да ещё с Бероевым во главе, были на выставке, Назар, наряженный под Портнова, произвёл сам акт грубого вандализма, скрылся, но с характерными ранениями, явился в Ростове ночью к Ленькову вместе с Дружниковым, который молчит по-прежнему... И всё это было сделано для того, чтобы Рахманин получил заказ на реставрацию работ Айвазовского. Очень ловко и грандиозно придумано!.. Надо отдать должное его таланту воровского организатора, такой пассаж с кражей картин у нас в практике впервые. И как всё ловко, однако! И не заподозришь!.. Сам реставрировал, сам и украл.
- Ты знаешь и детали?
- Догадываюсь!.. На комиссии, где принимал участие наш покойный капитан Лялин, были настоящие работы, а упаковали и повезли в феодосийский музей уже копии, ловко подменённые перед отправкой. Ну, а где настоящие картины теперь, можно лишь догадываться.
- Думаешь, он уже успел их продать?
- Продал тем же представителям фирмы "Адидас", чей псевдоним потом заполучил от своих подельников. Видимо, они сделали на Айвазовского большой заказ. Рахманин ведь, якобы, уступил им по дешёвке несколько своих работ, вот под видом их, провезли шедевры за границу, но... И там на выставке вышел скандал. Точнее, на лондонском аукционе продаж предметов старины. У них тоже оказались копии. Значит, Смит получил от Рахманина не подлинные вещи, но надеялся на его честность. Видно и деньги ему хорошие заплатил, если потом всё же сюда вернулся... Я читал отчёт пограничников из польского Хелма. Но дальше ничего не ясно.
- Мы посылали запрос туда, по поводу нелегального проникновения этих ушлых англичан на нашу сторону, и получили ответ, что господина Смита ищут по сей день, - ответил на это полковник, - пропал он без вести вместе с русским экспертом, которого с собой брал. Отследили потом и связи художника в Прибалтике. Он выезжал в Ригу именно в те дни, когда нелегально перешёл границу Смит.
- Откуда вообще стало известно о переходе границы? - спросил Богданов.
- Служба погранохраны Шацка сообщила о незаконном проникновении на нашу территорию в лесисто-болотистой местности. Но они никого не обнаружили, несмотря на оставленные следы на КСП. А потом стало известно от поляков, что из Хелма исчез таинственным образом представитель английской спортивной фирмы, прибывший туда накануне вместе с экспертом в области искусств. Мы всё это сопоставили, и пришли к выводу, что Рахманин с ними всё-таки встречался, и эта встреча для обоих стала роковой.
- Это доказано?
- А вот с доказательствами опять туго... По данным оперативного следствия от наших рижских товарищей, получается, что Назар и художник вообще никуда из Риги не выезжали. Как приехали по адресу к своему приятелю, так и сидели там всю неделю. И свидетели имеются...
- Опять ловко всё продумано, - Богданов ещё раз окинул взглядом принесённые папки. - С таким противником приходится встречаться не часто. Что по розыску Доротного? Был он уже у Ленькова? - майор не знал всей подоплёки про чёрный мешок на берегу, ему доложили лишь то, что выгодно было полковнику и о чём они договорились с Егоровым и Юрасовым.
- Нет, не был, - был скорый ответ Родионова, после чего он быстро свернул свою беседу и удалился в свой кабинет.
То, как полковник спрятал свои глаза во время его вопроса, показалось Богданову несколько странным и он поспешил позвонить Юрасову в посёлок Октябрьский, но тот был занят подготовкой к торжественному мероприятию посвящённому близкому празднику Победы, восьмого числа у них должно было пройти торжественное собрание в новом здании с приглашением краснодарского начальства, ждали и Богданова в том числе. Капитан где-то бегал по делам, за него ответил Сойников, он радостным голосом поприветствовал майора, вышедшего на службу после ранения, спросил о его самочувствии и пообещал, что капитан Юрасов ему обязательно перезвонит, но тот так до конца дня и не появился, а возможно, что и не захотел разговаривать, когда понял, что тема будет ему неприятна. В последующие дни он так же избегал разговоров по телефону с майором, что вызвало у Богданова ещё больший интерес к ростовскому протоколу, и он попросил прийти к нему на беседу, оставшегося до окончания стажировки в Краснодаре, по его же просьбе, Алексея Егорова. Он пришёл к нему седьмого числа утром, встал у двери и... разговаривать на тему врача Ленькова отказался. Богданов в недоумении прошёлся по кабинету из конца в конец, бросая на Алёшку скупые взгляды.
- Я знаю, что вы недовольны таким моим поведением, но... Я могу говорить на эту тему только в присутствии капитана Юрасова, - был Алёшкин ответ. - Иначе, это будет большой подлостью, я слово дал!.. Понимаете?
- Что же произошло у вас там в Ростове, раз вы не можете даже об этом оба в открытую говорить? Какую муть вы заболтали? - говорил в негодовании майор. - Значит я уже потерял право на откровенность?
Егоров молчал.
- Ну, хорошо, я давить на тебя не стану. Раз это связано с Юрасовым и полковником...
- Откуда вы догадались, что с полковником? - Алёшка покраснел и руки его засуетились.
- По разговору с Родионовым, понял, что скрывает что-то, вот и попросил тебя рассказать, но тут... видно всё серьёзно! - Богданов посмотрел на откидной календарь. - Ладно, завтра торжественное собрание будет в Октябрьском, а потом и совещание следственных групп на которое я приглашён, но не поеду, потому как перед праздником надо привести себя в порядок и сходить на парад. Я плохо себя ещё чувствую, ослаб, пока лежал пол года по больницам и санаториям. А ты поезжай, тебя там тоже ждут, тем более, ты принимал активное участие вместе с Женей по поиску улик на Доротного. Именно из Октябрьского тебя посылали в Прибалтику... Вот там на собрании и поговори по душам с Юрасовым, может быть и придёте к какому-то знаменателю и приедете вместе ко мне домой, если в кабинете официально не хотите говорить. Значит, тебе вот такое от меня задание будет, понял? - он строго поглядел на Алёшку, который ему кивнул в ответ утвердительно. - А я вас буду ждать обоих после собрания у себя дома, или уже после праздников... Отзвонитесь только, как решите. Ладно? - он миролюбиво повернул Егорова к себе лицом, крепко обхватил за плечи. - Я вижу, что ты хочешь мне рассказать, но не можешь подвести капитана. Я ценю твою дружбу и верность слову... Но тут, как раз такой момент настал, когда молчание - может быть большее зло, объясни это капитану, - майор щёлкнул Егорова по носу и тот улыбнулся, дав слово обязательно с Юрасовым поговорить.
А во второй половине дня этого же седьмого числа в райотдел Октябрьский пришли с комиссией "пожарные".
- Проверка вашей пожаробезопасности, - рявкнул громко молодой парень, одетый в синюю спецовку, он взял у своего пожилого напарника папку из рук с актами и необходимыми при проверке документами, протянул корочку удостоверения Капитонову и попросил провести его по двухэтажному зданию.
Они заходили во все служебные помещения, подписывали акты осмотра, разговаривали на тему безопасности, и у Капитонова не вызвала никаких сомнений эта комиссия, почему-то пришедшая к ним накануне праздника.
- Ну, в общем, я удовлетворён результатами, - сказал молодой парень, пожилой его напарник так и не произнёс ни слова за всё время пребывания, - только мне нужно знать, как вы будете действовать во время пожара на втором этаже, где нет выхода, у вас же решётки на всех окнах.
- Ну, да, решётки, - ответил Капитонов и огляделся. - На первом этаже там два выхода, основной и запасной, а тут вот... Володя, покажи! - обратился Капитонов к молодому сержанту, дежурному по этажу.
Тот ловко подбежал к висевшему в простенке у окна небольшому ящичку, открыл его и достал ключ. Быстрыми движениями открыл раму, достал до решётки вставил его в навесной замок, который висел на петле задвижки, щёлкнул и повернул ключ в скважине. Решётка распахнулась.
- У нас распашные решётки с двух сторон, - пояснил Капитонов. - Оба окна в торце здания с двух сторон. Находятся на одинаковой высоте и под ними есть торцевые лестницы, опять же с двух сторон. Всё предусмотрено, не беспокойтесь... Я и сам сперва сомневался, а потом, как только всё нормально установили, то понял, что мои волнения напрасны на этот счёт.
Сержант повесил ключи назад в шкафчик, а Капитонов подписал акты осмотра помещения. Парень из комиссии ещё раз осмотрел второй этаж, а потом быстро вместе с помощником спустился вниз и откланялся.
Когда Егоров приехал восьмого числа в посёлок Октябрьский он в волнении перед предстоящим разговором с Юрасовым принял сразу несколько таблеток, прописанных московскими врачами. Но дрожь в руках не унималась. Алёшка вошёл к капитану в кабинет, но его самого не застал, там находились лейтенант Сойников и подполковник Шеремет, начальник экспертно-криминалистической лаборатории города Краснодара. Они оба повернулись к Егорову с любопытством его разглядели и Шеремет стал расспрашивать Алёшку о подробностях поездки в Прибалтику. Он, поджимая губы и пряча дрожавшие руки, стал неуклюже что-то говорить, поглядывая на дверь.
- Да, ты, брат, не в себе! - брякнул Сойников.- Что-нибудь стряслось?
- Нет, простите, я просто очень жду Юрасова.
- Он сейчас весь в подготовке к торжественному собранию, - ответил с улыбой эксперт. - Ты, Алёша, останешься?
- Да, за тем и приехал...
Юрасова удалось выцепить только после собрания, которое затянулось на целых два часа. Выступая с последними отчётами перед общим совещанием капитан Юрасов настороженно поглядывал в сторону Алёшки, ловил на себе его измученный вопросом взгляд и понимал, что с ним сегодня предстоит непростой разговор. После своего выступления капитан отвёл Егорова в свой кабинет и закрыл плотно дверь, чтобы им не помешали.
- Ну, что хотел спросить? - садясь за стол начал Юрасов.
- Богданов просил приехать к нему сегодня или после праздников и рассказать всё... про Ростов. Он догадывается о чём-то, вызывал меня к себе, но... Как я могу без вас что-то объяснить, не могу!.. Давайте ему всё по-честному изложим. Это надо сделать. Он даже понял, что тут Родионов как-то причастен.
- Он догадлив, наш майор, нечего сказать, - Юрасов налил себе из графина воды и выпил залпом. - Я не пойду к нему и тебе говорить запрещаю о том случае.
- Почему? - Егоров заволновался ещё больше, он задыхаясь, ухватился за ворот рубашки и оттянул его вниз, освобождая горло.
- Потому что... Они там рядом теперь с полковником работают в соседних кабинетах, вот и пусть сперва между собой договорятся, а уж потом и мы подоспеем. Как без Родионова решать такой вопрос? Он уж наверняка понял посыл Богданова, а раз пока молчит, то и мы не будем распространятся по этому поводу. Приказ полковника для его подчинённых - закон. Он пока тут последний в этой инстанции, и один лишь знает, что там в Ростове произошло. А потом для майора это уж такой ценной информацией не является. Пусть занимается своими непосредственными делами, - Юрасов говорил с явным напряжением, ему разговор давался непросто и Алёшка про себя это отметил.
- Григорий Иванович, но вы же сами понимаете, что надо поехать к майору, если он просит. Значит для него тоже это важно знать!
- Всё, Егоров, всё!.. Успокойся, об этом не тебе судить, что важно, а что - нет! Мы с тобой обещали полковнику, что пока он сам не решит дать эту информацию, сами ничего никому не расскажем... никому! - капитан был неумолим.
Алёша понял, что ещё немного и его заколотит припадок, он сунул в рот при Юрасове ещё пару таблеток.
- Что ты там глотаешь?
Егоров в негодовании, не понимании ситуации до конца, выскочил в коридор. Его трясло и качало, он понимал всю неизбежность чего-то неотвратимого, от сильного напряжения чувств и нервов в глазах запрыгали зеленоватые круги, они радужными разводами стали наступать со всех сторон, заслоняя свет из окна. Он прислонился к подоконнику, к нему подошли Юрасов и Сойников, но он их уже не мог различить. Ещё немного и он грохнется в обморок, лишь чудовищным усилием воли ему удалось устоять на ногах. Вокруг стало проясняться, но рядом тёмным силуэтом проступила знакомая фигура женщины. Егоров пригляделся, напрягая зрение, и подумал, что бредит. Ну, да, так и есть - это был кошмарный бред, от сильного напряжения и расстройства на него напало это видение. Оно проявлялось всё отчётливее, вот он уже мог разглядеть её лицо и короткую стрижку, аккуратно уложенную на голове... Рядом с ним у соседнего окна стояла и смотрела на него московский врач-психиатор покойная Изольда Шахова! Она настойчиво показывала глазами на карман его пиджака, прижимая пальцы к губам.
- Алёша, прими пилюли!.. Прими! - донеслось до него, точно во сне. Её приглушённый голос будто бы звенел в ушах и не хотел его покидать, так же как и видение. Эти слова сами рождались в его голове, но воспалённое сознание говорило, что он видит это лишь под воздействием тех же таблеток.
Егоров, как под гипнозом, снова лезет в карман и достаёт пузырёк. У всех на виду, теперь уже ничуть не стесняясь, он закидывает в рот целую горсть белых круглых пилюль, прижимается к оконной раме и смотрит на удаляющийся в небо силуэт. Его снова затрясло, но теперь уже от сердечной боли, потому что передозировка этих пилюль всегда грозила ему таким приступом. (Позже в своих записках полковник милиции Алексей Михайлович Егоров будет часто вспоминать этот, может быть единственный в жизни мистический случай, объяснение которому он долго не мог найти.)
Спустя ещё минут пятнадцать к нему уже бежали с первого этажа из медицинского кабинета две молоденькие медсестры. Юрасов придерживал Егорова, стоя рядом с ним у подоконника. Сойников хлопал глазами, от волнения подёргивал плечом, а когда подошли медсёстры, подхватил Алёшку за плечи и затолкал обратно в кабинет к Юрасову.
Егорова там усадили на стул, но он корчился от боли и перегибался пополам. В груди жало и болело, сильная боль отдавала в левое плечо и под лопатку. Так он и сидел согнувшись пока к ним не вошёл только что приехавший из Краснодара и празднично одетый майор Капитонов.
- Ну, что у вас тут? - спросил он войдя в кабинет.
- Алёшке плохо, перенервничал что-то, - ответил Сойников. - Сердце жмёт... Вон, сидит в три погибели весь зелёный!
- Ну, так отвезите его домой... Что смотрите? - Капитонов подошёл и наклонился к Алексею, который уже был в полуобморочном состоянии. - Юрасов, или вот ты, Сойников... Кто может? Моя служебная машина стоит под окном, я на ней только что приехал, возьмите...
- Толик, сопроводи нашего товарища, - тихо произнёс Юрасов. - У меня ещё тут есть дела, собрание скоро начнётся, с нами будут приехавшие эксперты из города совещаться.
- Да, - подтвердил Капитонов, - отвезёшь Алёшку и ещё к тебе задание будет, раз уж едешь туда. Родионов просил ему привезти смету по строительству нового отсека гаража для служебных машин, что мы тут затеяли. Вон и сегодня бригада рабочих ещё тут, а кирпича уже нет, последняя кладка осталась. Заберёшь у него накладную, а после праздника прораб поедет с ней получать материалы, которые уже привезли на склад. Так что наш полковник-хозяйственник торопит. Мне напомнил сегодня, а я могу после праздников забыть... Отвези, сейчас принесу тебе документы. Накладные он тебе передаст. Вернёшься когда вечером, принеси мне их - не забудь!
Сойников, сидя за столом, всё ещё продолжал разглядывать потемневшего лицом Алёшку. Когда все вышли, спросил у него:
- Ну, что ты так занервничал? С Юрасовым поцапался? Так он и сам не в себе все последние дни... Что у вас там случилось-то?
Но Егоров молчал, только ещё больше сгибался от боли и тяжести в сердце.
Его прерывистое дыхание до самого города ощущал, сидя в машине рядом с ним, лейтенант Сойников. Его оттопыренные уши даже покраснели от страха за Алёшкино расшалившееся сердце.
- Может быть скорую тебе вызвать и в больничку, а? - участливо спрашивал он.
- Нет, не надо... Вези в общагу, я там отлежусь! - говорил Егоров сквозь зубы.
А в горьких мыслях мелькало: "Вот баба, эта Изольда, опять меня решила погубить... Неймётся ей и на том свете!.. И зачем я её только послушал, ещё таблетки принял? Ведь знал, что нельзя... Она же сама и предупреждала об этом... А теперь мне их, будто сунула в рот. Ох, ушлая баба!.."
Они приехали в город, Сойников доставил Егорова до общежития, сам привёл его в комнату и помог лечь в постель. Затем он отправился к Родионову за накладными для Капитонова, как тот его и просил, в это время в Октябрьском началось общее совещание следственных групп с приехавшими из города экспертами.
После шести вечера быстро стемнело. По окончании торжественного собрания, пока раскачались, пока поговорили между собой, узнали все новости и собрались в просторном рабочем кабинете начальника майора Капитонова, шёл уже девятый час. В половине десятого уехали, посовещавшись и кое-что для себя выяснив, краснодарские эксперты с подполковником Шереметом во главе. Остальные сотрудники районного отделения оставались на месте, нужно было поднять ещё много вопросов в том числе определиться, кому и в каком составе поехать на завтрашний парад в город.
К зданию, которое стояло последним на северной окраине посёлка и примыкало к пустырю, где велась стройка новой секции служебных гаражей, в темноте из лесополосы, отделяющей колхозные поля от проезжей дороги, подходила группа людей. Они двигались неслышно по мягкому грунту, одетые в тёмные одежды и незаметные на фоне тусклого низкого неба, нависшего над посёлком. Они выскочили совершенно неожиданно на утоптанную сотнями ног строительную площадку возле длинного ряда гаражей. Прошмыгнули мимо мешков с цементом и брошенных как попало деревянных реек, направились к возводящемуся в несколько рядов гаражному отсеку, где ещё работала бригада строителей во главе с бригадиром Скуратовым, к которому под вечер пришла его жена, чтобы вместе отправится домой. Четверо рабочих уже складывали свой инвентарь, а Скуратов сидел на перевёрнутой бочке, выписывал наряды на 10 число, переговариваясь между делом со своей женой.
Доротный появился перед ними неожиданно. Он встал на площадке перед открытой дверью в подсобное помещение и окинул взглядом бригаду рабочих.
- Сколько вас тут сегодня? - низким басом спросил он. - И где сторож?
- Там, - не подозревая ни о чём плохом, кивнул прораб, указывая на первую дверь в длинном строящемся одноэтажном здании. - Вам Никиша нужен, так я его позову!
- Кто с ним ещё? - снова последовал вопрос и Микола позвал жестом остальных.
Его тут же окружили восемь крепких молодых парней с торчавшими позади заплечными мешками. Прораб поднялся, его смутила эта непонятная когорта.
- Вы кто, мужики? - спросил он, закрывая собой жену.
- Я тебя спросил, кто со сторожем в будке? - повторил свой вопрос уже более зловещим голосом Доротный.
- Два механика из гаража... а что?
- Снять сторожа! - скомандовал Микола и махнул рукой пришедшим с ним бандитам.
Трое бросились в ту сторону, куда указал прораб, остальные достали ножи и напали на рабочих. Те стали кричать и метаться по площадке, пытаясь спастись бегством, но их тут же настигали и беспощадно резали, опрокидывая на землю, орошая её багряной кровью. Скуратов боролся до последних сил, защищая свою жену. Она кричала и умоляла пощадить, но её так же как и мужа безжалостно втоптали в грязь, опрокинув на песок, смешанный со строительным мусором.
- Помогите! - громко и истошно вскрикнула она в последний раз.
На неё набросились сразу двое мужланов, они резали и терзали её тело, нанеся ей множественные удары. Всю истыканную, изрезанную ножом женщину перевернули и оттащили поближе к выходу с площадки.
- Бабу в мешок! - Доротный пнул её ногой, кивнув своему помощнику.
Тот развернул большой чёрный мешок, раскинул его над несчастной Тоней Скуратовой, а когда её упаковали, Доротный сунул туда записку, положив её на лицо своей жертвы: "Привет от Миколы!" Рядом он оставил карту с пиковым королём... на память!
- Сторожа и механиков сняли без шума! - доложили ему вернувшиеся от первого ряда гаражей, посланные туда, чтобы убрать охрану и ненужных свидетелей.
- Значит путь расчищен... Вперёд! - скомандовал Микола, быстрой рысью метнувшись в сторону дороги.
Пробежав немного по утоптанной тропинке, увидели впереди маячившее здание райотдела, которое было ярко освещено в темноте, его большие окна, забранные решётками на обоих этажах, весело светились сквозь нераспустившиеся кленовые ветви нарядной рощи. Микола притормозил. Недалеко за поворотом была автобусная остановка, пустая в это время, а вокруг кроме поломанной телефонной будки не было больше ничего, все постройки и жилые дома были на приличном расстоянии. Доротного вполне устраивал такой расклад и теперь он уже нисколько не сомневался в своих дальнейших действиях. Махнув рукой, он повёл своих людей к зданию райотдела.
Они подобрались в темноте неслышно к центральному входу. Заглянув в узкое окно на первом этаже и увидев за стойкой одиноко-сидящего дежурного, так как все остальные сотрудники были на втором этаже на затянувшемся совещании, Микола приказал двоим войти туда... Сержант не успел даже подняться и среагировать на вошедших, как получил сразу нож в спину и опрокинулся на деревянную стойку лицом вниз. Эти двое выскочили снова к входным дверям и по приказу Доротного стали связывать дверные ручки между собой, скручивая их металлическими жгутами и толстой цепью. Остальные уже орудовали на запасном выходе, проделывая тоже самое, вдвинув тяжёлые металлические задвижки в концы, чтобы уж наверняка никто не смог покинуть здание. Закончив свою чёрную работу, они подбежали к Миколе. Их снятые со спины мешки стояли у его ног уже в развязанном виде.
- Ну! - грозно поведя плечами, скомандовал он. - По четверо с каждой стороны... Разбирайте бутылки из мешков. На фасадных окнах решётки шире, туда можно забросить не целясь, а позади здания, те кто будет метать бутылки до второго этажа, можете не сомневаться, что они о решётки разобьются, всё равно жидкость выльется на подоконники. Только выше кидайте!.. Я иду на торцевые окна, они есть лишь на втором этаже. Уж не промахнусь!
Когда бойцы Ипатова заняли свои позиции с двух сторон двухэтажного корпуса, Доротный громко свистнул и первым бросил бутыль с горючей смесью в торцевое окно второго этажа.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.