В статье обсуждается теоретическая философия В. Соловьева. Советую ознакомиться с книгой до или после чтения статьи.
В этой статье обсуждается теоретическая философия В. Соловьева. На связи как всегда психолог Кира Рустик.
Теоретическая философия В. Соловьева”
В данной статье мы рассмотрим книгу Владимира Соловьева “Теоретическая философия”. В первой главе, которая носит название “Первое начало теоретической философии” автор рассуждает о “природных” основаниях нравственности “стыде, жалости и благоговении”.
Их он ассоциирует с тремя типами добра “нравственным отношением к природе”, “нравственным отношением между людьми” и “благоговейным отношение к Богу”.
Именно нравственное учение по мнению автора “закрепляет эти чувства в форме заповедей” и “развивает заложенную в них идею добра”. Если в религии оно выдается в виде догм, то с точки зрения философского мышления “подвергаются отчету и проверке”.
Религия как система и вызов философии
Автор рассуждает о том, что религия, которая безусловно становится системой, впадает в разного рода “умствования”, которые бросают вызов философскому мышлению. Ведь оно не может быть ограничено такого рода принятыми на веру постулатами.
Сложно не согласиться с мыслью автора о том, что в самой нашей природе заложена “умственная потребность”, при отсутствии которой наша жизнь становится довольно ограниченной.
Затем В.Соловьев размышляет о том, что есть добросовестность и, цитируя Бэкона, рассуждает об истинности мысли, что все нравственное “роднит нас с добром”.
Согласно мнению автора “добрая воля и истинное знание” — это два разных внутренних состояния. В этом он и видит основное различие между нравственной и теоретической философией.
Исследование истины
Рассуждения на тему добра приводят автора к мысли, что “мыслитель-теоретик прежде всего обязан к добросовестному исследованию истины”.
Отличает философа от любого другого человека “потребность и обязанность испытать или оправдать свою веру свободным мышлением”.
Интересна мысль о том, что как скептики, так и догматики страдают “умственной боязливостью”. Как пишет автор, “один боится поверить, другой боится потерять веру”.Однако философу необходимо стремиться к “осмысленной или проверенной мышлением истине”.
Как распознать истину по В. Соловьеву
Затем автор рассуждает о том, что является истиной и как ее можно распознать. Ведь даже частные науки имеют дело с истиной условной. Философ же не должен связывать себя подобными пределами, так как стремится к “абсолютной достоверности”.
Здесь автор отмечает схожесть философии и религии, ведь они сходятся в том, что дорожат “достоверностью утверждаемой истины”. Отличие же между философией и религией здесь в том, что безусловность религии в содержании веры, а в философии — в форме мышления.
Автор делает акцент на том, что философское мышление должно “быть добросовестным исканием достоверной истины до конца”. Важность нравственного элемента он объясняет требованием самого логического условия мышления.
С одной стороны, автор задается вопросом, не подчиняет ли это философию этике, однако дальнейшие развитие мысли на эту тему отсутствуют. Нравственный элемент и важность его присутствия в этом случае подается в качестве аксиомы не требующей каких-либо доказательств, не вызывающей сомнений.
В.Соловьев сводит все к тождеству “философия есть философия, А = А”. Нравственность и добросовестность приравнивается к стремлению истины.
Размышления о кажущемся и реальном
Наиболее интересными в этой части мне показались размышления автора о “кажущемся и реальном”. Так, автор приходит к мысли, что “рефлексия принимает эту безусловную самодостоверность субъективной наличности за указание на внешнюю реальность”.
Здесь В.Соловьев пишет о “сомневающемся сознании” и о том, почему декартовское состояние “сомневающегося сознания” не может служить доказательством существования субъекта.
В.Соловьев задает вопрос “Но что же, собственно, мы сознаем, когда сознаем себя?”, очень важный с точки зрения философии и постижения истины, которая является основной целью этой науки.
Развивая данную мысль, автор приходит к мысли о том, что “никаких чувственных предметов и реальных происшествий нам не дано, а известен лишь ряд внутренних явлений, составляющих содержание чистого сознания, или мышления”.
Духовная субстанция по Декарту
Духовная субстанция по Декарту совпадает с мышлением, эту позицию В.Соловьев вызывается оспорить. Он пишет: “Всякий сознает себя желающим и чувствующим, но, насколько известно, никто никогда, ни наяву ни даже во сне, не сознавал себя творцом своих желаний и чувств, т. е. их настоящей причиной, или достаточным основанием.
Выражая этот факт в схоластических терминах, следовало бы сказать, что я сознаю себя всегда как только субъекта своих психических состояний, или аффектов, и никогда как их субстанцию”. Субъект сознания, как пишет автор, мы обнаруживаем в качестве “постоянной формы”, которая связываем все многообразие психических состояний”.
Он сравнивает его с пустым каналом, по которому “проходит поток психического бытия”. Это довольно интересная мысль, которая при размышлении на эту тему кажется довольно правдоподобной и логичной.
Галлюцинации и раздвоение личности
Далее автор рассуждает о галлюцинациях и о том, как человек с раздвоением личности может ощущать себя совершенно другим. Это наводит нас на мысль о “сомнении в собственном существовании”.
Размышляя о факте “мнимого самосознания” автор делает акцент на том, почему древние римляне о личности говорили как о “маске”, которую человек временно примеряет на себя. Возможно, наше самосознание — это не больше, чем “гипнотическая маска”, которую мы невольно надеваем на себя. Это, на мой взгляд, ключевая мысль приведенных статей автора.
Философ не должен принимать за истину не только внешние, но и внутренние субъекты. Это, по его мнению, помогает начать “преобразовательную работу мышления”. Автор рассуждает о том, что сознание, которое мы воспринимаем как “наше” и его “психические факты”, возможно, никому не принадлежат.
Основной целью этих рассуждений автор видит в том, чтобы “ограничить бесспорную область наличного сознания от области всяких утвердительных и отрицательных мнений, верований и убеждений”. Ведь все они могут быть поставлены под сомнение философом. Это поможет, по мнению автора, сохранить сам “источник философского мышления от каких бы то ни было посторонних влияний”.
“Достоверность разума” В. Соловьева
Во второй части “Достоверность разума” В.Соловьев пишет, что “прямое сознание психической наличности” является для нас достоверным и всеобъемлющим.
Психическое в нас не ограничивается исключительно ощущениями, но и включает всякую мысль. Здесь автор также пишет о том, что логический процесс не может существовать сам по себе, в отрыве от психической наличности. Тут же философ задается вопросом о том, можно ли исследовать мышление при помощи самого мышления и насколько такое знание может привести к истине. И приходит к мысли, что не только это возможно, но и необходимо для каждого человека, ставшего на путь поиска истины как философ.
Затем автор называет три непременные условия мышления: “память, дающая мышлению первый пребывающий, или времеупорный материал”, “слово, придающее этому материалу первоначальную форму всеобщности, или свободу от эмпирических условий субъективного, психического процесса”, и “замысел, создающий мысль как необходимый путь к задуманной цели”.
Он рассуждает о том, что есть слово и как оно связано с прошлым, настоящим и будущим. И приходит к мысли, что именно замысел направляет мысль на верный путь.
Форма разумности и разум истины
В третьей части “Форма разумности и разум истины” В. Соловьев продолжает свою мысль и приходит к выводу о том, что разделить “состояние субъективного сознания” и “мыслимое” невозможно разделить. Ведь форма разума требует “безусловно необходимую связность своего содержания”. Весь опыт, даже научный, как пишет автор, так или иначе только условно объективен и связан по содержанию. Именно замысел помогает создавать “мирки и миры”.
Хотя познание истины признается невозможным, автор вызывается оспорить этот факт. Он описывает схему, в которой истина представляется “как нечто огромное”, а с другой стороны есть “бесконечно малое” — наш ум. Вместить огромное в малое — задача невозможная.
При этом философский замысел направляется на поиск истины по ее существу. И это само по себе, как пишет автор, уже “расширяет наше мышление”. В этот момент начинающий философ имеет возможность прикоснуться к “трансцендентному” опыту, который помогает ему выйти за рамки представлений о себе.
И все же, автор предупреждает читателя о том, что даже “трансцендентально раздвинутое я” не может являться исходной точкой истинного познания, хотя к нему и можно прикоснуться “изнутри”.
По мнению автора, истинная философия “начинается тогда, когда эмпирический субъект поднимается сверхличным вдохновением в область самой истины”. И хотя что есть истина сказать заранее нельзя, В.Соловьев отмечает, что истины нет “в области отдельного, обособленного я, которое из себя, как центра, описывает более или менее длинным, но всегда ограниченным радиусом круг личного существования”.
Разорив оковы мнимой отдельности
Автор призывает нас “разорвать оковы своей мнимой отдельности” и стать “сверхличным субъектом” для того, чтобы прикоснуться к истине. Несмотря на то, что сам замысел познания истины, с одной стороны, автор называет пафосным, с другой он отмечает, что именно так рождается “живой зародыш философского делания”.
Далее философ рассуждает о том, чем философия отличается от поэзии, статистики и других наук. И отмечает, что так или иначе философия, которая отчасти представляется как собирательная работа, на самом деле начинается с “замысла”, “решения познать истину”, т.е. то, что “безусловно”.
Этот замысел, как утверждает автор, одновременно “принадлежит субъекту”, но и “выходит из пределов всякой субъективности”. Ведь он “определяет философствующего субъекта тем, что больше его”.
Триединая достоверность
В конце В. Соловьев приходит к следующему выводу о “триединой достоверности”. Он пишет о том, что достоверны “субъективные состояния сознания”, “общая логическая форма мышления” и “философский замысел или решимость познавать саму истину”.
Таким образом он различает в познающем “субъекта эмпирического”, “субъекта логического” и “субъекта философского”.
Завершает свои размышления автор суждением о смысле фразы “Познай самого себя”. Здесь он отмечает, что для философа важно познавать себя не как субъекта логического или эмпирического, но субъекта философского. Именно в этом заключается “истинно философское” значение этой фразы. Философ должен развивать себя “как становящийся разум самой истины”. В этом и есть истинный смысл этого древнего философского изречения, с чем довольно сложно поспорить.
Взгляд психолога на философствования
В заключение хочется добавить, что данный труд помогает лучше понять в чем именно заключается работа философа, расширяет понимание “что есть истина” в философском плане. По крайней мере, с точки зрения В.Соловьева. Его наблюдения заставляют обратиться “внутрь себя” и задаться важными вопросе о собственной природе. О том, что является нами и о том, с чем мы привыкли “отождествляться”.
В разрезе такого подхода, наши мысли, суждения и идеи могут восприниматься как нечто отдельное, то, что можно оспорить или раскритиковать, а значит и “препарировать”. И, следовательно, можно сделать вывод о том, что путь философа — это путь бесконечного самосовершенствования, способ познания трансцендентного и нуминозного. Того, что являясь в каком-то смысле частью нас, раз мы можем это постичь, представляет то, что гораздо больше нас.
С точки зрения психоаналитиков, это можно было бы назвать встречей с “архитипичными формами бессознательного”, а с точки зрения религии — путем постижения божественного.
В то время как философ таким образом прокладывает путь к истине, взращивая в себе росток понимания философского образа мысли и осознавая себя как “философский субъект”, если размышлять в контексте труда В.Соловьева.
Читай также: