— Ма-а-ам! — голос Лёшки разнёсся по квартире, заставив меня вздрогнуть. — Где мои кроссовки?!
Я тяжело вздохнула, отложила недомытую тарелку и вытерла руки о фартук. День только начался, а уже хотелось, чтобы он поскорее закончился.
— Посмотри в прихожей, — крикнула я в ответ, — Там, где ты их вчера бросил!
— Нету их там! — донеслось из комнаты сына. — Ты опять всё переставила?
Я закатила глаза и направилась в прихожую. Кроссовки, конечно же, были там — прямо посреди коридора, как огромный спотыкач для всех домашних.
— Вот они, Лёш. Прямо здесь, — я подняла обувь и поставила её на полку.
Сын выскочил из комнаты, на ходу натягивая рюкзак.
— Я же говорил, что ты их переставила! — буркнул он, хватая кроссовки. — Вечно ты лезешь в мои вещи.
— Я просто убираю за тобой, — начала я, чувствуя, как внутри закипает раздражение. — Если бы ты сам...
— Да-да, если бы я сам убирал, мыл посуду и вообще был идеальным, — перебил меня Лёшка. — Знаю я эту песню.
Он плюхнулся на пуфик в прихожей, торопливо зашнуровывая обувь. Я смотрела на его вихрастую макушку и чувствовала, как что-то сжимается внутри. Когда мой маленький мальчик успел превратиться в этого колючего подростка?
— Лёш, — начала я мягче, — давай поговорим...
— Некогда, ма, — он вскочил, мельком глянув на часы. — Я опаздываю.
— Но ты же даже не позавтракал!
— Перехвачу что-нибудь в школе, — бросил он, уже открывая дверь.
— Подожди, — я протянула руку, чтобы остановить его. — Давай я тебя хотя бы...
Дверь захлопнулась, отрезав конец фразы. Я так и осталась стоять с протянутой рукой, глядя на закрытую дверь. В горле встал ком.
Вздохнув, я вернулась на кухню. Недомытая посуда напомнила о себе, но руки опустились. Я села за стол и уставилась в окно, где серое осеннее небо, казалось, отражало моё настроение.
Ещё год назад всё было по-другому. Мы с Лёшкой были не разлей вода — вместе готовили, смотрели фильмы по вечерам, болтали обо всём на свете. А теперь... теперь я едва узнаю собственного сына.
Может, дело в переходном возрасте? Или в том, что Саши больше нет рядом? При мысли о бывшем муже к горлу подкатила горечь. Три года прошло с развода, а легче не становится.
Звонок телефона вырвал меня из размышлений. На экране высветилось имя свекрови.
— Алло, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал бодро.
— Наташа, здравствуй, — раздался в трубке сухой голос Ирины Петровны. — Как Алексей?
— Нормально, — я старалась говорить ровно. — В школу вот только ушёл.
— Угу, — хмыкнула свекровь. — А то Саша беспокоится. Говорит, сын ему не звонит совсем.
Я сжала зубы. Ну конечно, Саша беспокоится. Настолько, что даже не может сам позвонить и спросить.
— Передайте Саше, что с Лёшей всё в порядке, — сказала я. — Если хочет знать больше — пусть сам звонит сыну.
— Ну зачем ты так, Наташа, — в голосе Ирины Петровны появились укоризненные нотки. — Сама знаешь, как у него с работой сейчас. Вот и попросил меня узнать...
— Знаю, — перебила я. — Но это не повод забывать о собственном ребёнке.
— Опять начинаешь? — свекровь тяжело вздохнула. — Мы же договорились...
— Ладно, — я потёрла переносицу, чувствуя подступающую головную боль. — Давайте не будем. Просто скажите Саше, что с Лёшей всё нормально. Хорошо?
— Хорошо, — после паузы ответила Ирина Петровна. — Ты бы всё-таки подумала...
— Всего доброго, — я нажала отбой, не дослушав.
Телефон тут же разразился гневной трелью — свекровь явно была недовольна таким окончанием разговора. Я отключила звук и отложила трубку в сторону.
Тишина навалилась на кухню, прерываемая лишь тиканьем часов да гулом машин за окном. Я обхватила голову руками, пытаясь собраться с мыслями.
Как мы дошли до этого? Когда наша семья превратилась в осколки, которые никак не складываются обратно?
Вспомнился день, когда всё начало рушиться. Три года назад. Саша вернулся домой поздно вечером, пьяный и злой.
— Всё, — бросил он с порога. — С меня хватит.
— Что случилось? — я подошла к нему, пытаясь заглянуть в глаза.
— Да всё случилось! — он оттолкнул меня и прошёл в комнату. — Работа — хрень, дом — плохо, жизнь — хрень!
— Тише, — я кивнула на дверь Лёшкиной комнаты. — Разбудишь ребёнка.
— А, да какая разница, — он плюхнулся в кресло. — Пусть знает, какой у него никчёмный отец.
— Саш, ну что ты такое говоришь, — я присела рядом, положив руку ему на плечо. — Давай поговорим...
— Не о чем говорить, — он стряхнул мою руку. — Я ухожу.
— Куда? — не поняла я.
— Насовсем ухожу, — он посмотрел на меня мутными глазами. — Развод и всё такое. Надоело.
Я застыла, не веря своим ушам.
— Ты... ты это несерьёзно, да? — пролепетала я. — Саша, ты пьян, давай утром...
— Нет уж, — он тяжело поднялся. — Хватит с меня. Пойду к матери.
— А как же Лёшка? — я вцепилась в его рукав. — Ты о сыне подумал?
— А что сын? — он дёрнул плечом. — Ему и без меня неплохо живётся. Ты же у нас идеальная мать.
— При чём тут это? — я почувствовала, как к горлу подступают слёзы. — Саша, давай всё обсудим...
Но он уже не слушал. Молча прошёл в спальню, покидал какие-то вещи в сумку и, не говоря больше ни слова, ушёл.
А я осталась стоять посреди комнаты, не понимая, что только что произошло. Как рассыпалась наша семья за какие-то полчаса.
Конечно, проблемы были и раньше. Мы с Сашей всё чаще ссорились, он стал выпивать... Но я и подумать не могла, что всё закончится вот так.
На следующий день он протрезвел и попытался извиниться. Но что-то надломилось во мне. Я не могла простить ему этих слов, этого ухода. А он... он так и не нашёл в себе сил бороться за нашу семью.
Развод прошёл тихо и быстро. Лёшка замкнулся в себе, почти перестал разговаривать с нами обоими. А я... я пыталась склеить осколки того, что осталось.
Три года прошло. А в голове до сих пор крутятся вопросы — что я сделала не так? Где ошиблась? Почему не смогла удержать мужа, уберечь сына от этой боли?
Звонок в дверь вырвал меня из воспоминаний. Я вздрогнула и посмотрела на часы — два часа дня. Неужели Лёшка так рано вернулся из школы?
Я поспешила в прихожую, на ходу вытирая выступившие слёзы. Открыла дверь и замерла.
На пороге стоял Саша.
— Привет, — сказал он хрипло. — Можно войти?
Я молча отступила, пропуская его в квартиру. В голове крутился вихрь мыслей — что он здесь делает? Зачем пришёл? Что ему нужно?
Саша прошёл на кухню, остановился у окна. Я смотрела на его спину, такую знакомую и в то же время чужую.
— Зачем ты пришёл? — наконец выдавила я.
Он обернулся, и я увидела в его глазах то, чего не замечала раньше — усталость и... страх?
— Поговорить, — сказал он тихо. — Наташ, я... я всё осознал. Я был таким идиотом.
— И что теперь? — я скрестила руки на груди. — Думаешь, можно вот так просто прийти и всё исправить?
— Нет, конечно, нет, — он покачал головой. — Я знаю, что натворил. Знаю, как вас обидел. Но я хочу попытаться... всё исправить.
— Исправить? — я горько усмехнулась. — А ты знаешь, что Лёшка почти не разговаривает со мной? Что он замкнулся в себе, что у него проблемы в школе? Это тоже можно исправить?
Саша дёрнулся, как от удара.
— Я... я не знал, — пробормотал он. — Почему ты мне не сказала?
— А когда? — я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Когда ты в последний раз интересовался сыном? Когда вообще звонил ему?
— Я звонил, — попытался оправдаться он. — Но он не брал трубку...
— И ты решил, что этого достаточно? — я шагнула к нему. — Что можно просто умыть руки и забыть о собственном ребёнке?
— Нет, конечно, нет, — Саша опустил голову. — Я... я испугался. Не знал, как с ним говорить после всего...
— А ты пробовал? — я чувствовала, как дрожит мой голос. — Хоть раз пробовал просто прийти и поговорить с ним?
Саша молчал, и это молчание было красноречивее любых слов.
— Вот именно, — я отвернулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — А теперь ты приходишь и говоришь, что хочешь всё исправить.
— Наташ, — он сделал шаг ко мне. — Я знаю, что виноват. Знаю, что всё испортил. Но я правда хочу попытаться...
— Что попытаться? — я резко обернулась. — Вернуться? Думаешь, это так просто?
— Нет, не просто, — он покачал головой. — Но я готов работать над этим. Ради Лёшки. Ради нас всех.
Я смотрела на него, чувствуя, как внутри борются противоречивые эмоции. Часть меня хотела броситься ему на шею, поверить, что всё можно исправить. Другая часть кричала, что нельзя снова наступать на те же грабли.
— А ты уверен, что нам есть, что спасать? — тихо спросила я. — Ты же сам сказал тогда — "надоело".
Саша поморщился, словно от зубной боли.
— Я был идиотом, Наташ. Злым, пьяным идиотом. Я наговорил кучу глупостей, о которых жалею каждый день.
— И что изменилось сейчас? — я скрестила руки на груди, пытаясь защититься от нахлынувших чувств.
— Я изменился, — он посмотрел мне прямо в глаза. — Знаешь, эти три года... Они многому меня научили. Я понял, как много потерял. Как сильно я вас люблю.
— Любишь? — я горько усмехнулась. — А где была эта любовь, когда ты уходил? Когда не звонил сыну месяцами?
— Я боялся, Наташ, — он опустил голову. — Боялся, что вы меня ненавидите. Что я всё окончательно испортил. И чем дальше, тем страшнее было сделать первый шаг.
— А сейчас уже не страшно? — я подняла бровь.
— Страшно, — он криво улыбнулся. — Ещё как страшно. Но я понял, что если сейчас не попытаюсь всё исправить, то потеряю вас навсегда. А я не могу... не хочу вас терять.
Я смотрела на него, пытаясь понять — врёт или нет? Тот Саша, которого я знала раньше, никогда бы не признался в своих страхах. Никогда бы не пришёл вот так, с повинной.
— И что ты предлагаешь? — спросила я наконец.
— Давай попробуем начать сначала, — он сделал шаг ко мне. — Я не прошу сразу простить меня или снова сойтись. Просто... дай мне шанс доказать, что я изменился. Что я могу быть лучшим отцом для Лёшки. И, может быть... лучшим мужем для тебя.
Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Сколько раз я мечтала услышать эти слова? И сколько раз обещала себе, что не поведусь, если он вернётся?
— А если не получится? — тихо спросила я. — Если мы снова всё разрушим?
— Тогда мы хотя бы будем знать, что попытались, — он осторожно взял меня за руку. — Наташ, я не могу обещать, что всё будет идеально. Но я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы стать лучше. Чтобы заслужить ваше доверие снова.
Я смотрела на наши сплетённые пальцы, чувствуя, как внутри что-то дрожит и рвётся наружу. Может быть, надежда?
— Мам, я дома! — голос Лёшки из прихожей заставил нас обоих вздрогнуть.
Мы с Сашей переглянулись. В его глазах читался немой вопрос — что теперь?
— Иди, — шепнула я. — Поговори с ним.
Саша сжал мою руку и кивнул. Я видела, как он набирает в грудь воздух, готовясь к самому важному разговору в своей жизни.
Лёшка вошёл на кухню и застыл на пороге, уставившись на отца широко раскрытыми глазами.
— Пап? — неуверенно произнёс он. — Ты чего здесь?
— Привет, сынок, — голос Саши дрогнул. — Я... я пришёл поговорить. Если ты не против.
Лёшка перевёл взгляд на меня, словно спрашивая разрешения. Я кивнула, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
— Ладно, — буркнул сын, скидывая рюкзак на пол. — Говори.
Саша сделал глубокий вдох.
— Лёш, я знаю, что я очень виноват перед тобой. Я был ужасным отцом последние годы. Но я хочу это исправить. Хочу снова стать частью твоей жизни. Если ты позволишь.
Лёшка молчал, сверля отца настороженным взглядом.
— И как ты собираешься это делать? — наконец спросил он. — Типа, снова будешь появляться раз в полгода?
— Нет, сынок, — Саша покачал головой. — Я хочу быть рядом. Каждый день. Помогать тебе с уроками, ходить на твои матчи, просто... быть твоим отцом. По-настоящему.
— А если я не хочу? — в голосе Лёшки прорезались злые нотки. — Если мне и так нормально?
Я видела, как Саша вздрогнул от этих слов. Но он не отступил.
— Тогда я буду ждать, — твёрдо сказал он. — Столько, сколько потребуется. Я знаю, что не заслужил твоего доверия. Но я сделаю всё, чтобы его заслужить. Даже если на это уйдут годы.
Лёшка смотрел на отца, и я видела, как в его глазах борются обида и желание поверить. Наконец, он тяжело вздохнул.
— Ладно, — буркнул он. — Можешь попробовать. Но если ты снова свалишь...
— Не свалю, — Саша шагнул к сыну. — Клянусь тебе, Лёшка. Я больше никогда вас не брошу.
Лёшка неуверенно кивнул. А потом вдруг шагнул вперёд и уткнулся лицом в отцовскую куртку. Саша крепко обнял сына, и я увидела, как по его щеке скатилась слеза.
Я смотрела на них, чувствуя, как внутри разливается тепло. Нет, наши проблемы не исчезли в одночасье. Нам всем предстоит долгий путь, чтобы залечить старые раны и научиться доверять друг другу снова.
Но, глядя на своих мужчин, я впервые за долгое время почувствовала надежду. Может быть, мы сможем склеить наши осколки. Может быть, у нас получится создать что-то новое — крепче и прочнее прежнего.
Я шагнула к ним и положила руку Саше на плечо. Он поднял голову, и в его глазах я увидела отражение своих чувств — страх, надежду и любовь.
— Мы справимся, — тихо сказала я. — Вместе.
И впервые за долгое время я поверила в свои слова.