Около восьмидесяти пар глаз уставляются на меня. Неприятное ощущение. Снимаю рюкзак с плеч и приношу извинения, хотя делать мне этого совсем не хочется. Алевтина Ивановна – психологический террорист, почему-то невзлюбила меня с первых дней. Я – не самый прилежный студент, но у нас есть и похуже, но ее навязчивое внимание полностью досталось мне.
— Садитесь уже. — она указывает на свободное место в первом ряду. — Вам бы пораньше приходить и побольше слушать. Вы у нас не самая успевающая мадам в группе. — презрительно следит за тем, как я достаю необходимое, и молчит, концентрируя на мне все внимание нескольких групп.
Начинаю конспектировать. Большинство преподавателей против гаджетов на уроках. Каменный век, честное слово.
Концентрация быстро ускользает от меня, и мысли возвращаются к вчерашней ситуации.
Мама всегда была закрытым человеком. Когда я была маленькой, она была много смеялась и красила губы красной помадой. У неё был заразительный смех. Хватало пустяка, чтобы рассмешить ее до слез.
Когда родители открыли фирму, им приходилось очень много работать. Иногда они пахали по двенадцать часов и могли остаться ночевать в маленькой комнатушке, разгребая дела. Штат сотрудников появился у них далеко не сразу.
Когда мне исполнилось четырнадцать, мы переехали в закрытый частный посёлок за городом. У меня появилась косметика, брендовые вещи, гаджеты. Поездки на языковые курсы в Лондон на летних каникулах. Отец видел во мне проект, в который нужно хорошенько вложиться, чтобы получить результат. Поэтому, я, собственно, и сижу сейчас в душной аудитории.
Три года назад отношения родителей испортились. Скандалы плавно перетекали в бойкоты, бойкоты –в скандалы. Я не верю, что причиной этому стали деньги. Деньги не портят человека, они раскрывают его истинную сущность, давая больше свободы.
— Маслова... Маслова. — чувствую тычок в спину. Кира протягивает мне свернутый листик в клетку.
Записка от Лебедева «ты + я = свидание?». Внизу он зачем-то пририсовал член. То ли претензия на оригинальность, то ли спермотоксикоз. Идиот, хоть бы вместо него сердечко нарисовал. Оборачиваюсь и прохожусь глазами по рядам. Он сидит слева у стенки с Логуновым и Митрошенко. Ржут, смотрят на меня. Рисую фак и отправляю записку назад.
— Маслова, я вижу Вам не до моей лекции. Вряд ли у вашего отца будет время объяснять Вам упущенный материал. Пожалейте его деньги, потраченные на Ваше обучение впустую. — Алевтина Ивановна сложила ярко-бордовые губы куриной попкой.
Сука. Ну зачем переходить на личности. Чего она ко мне прицепилась? Я ведь не шумлю, тихо царапаю себе конспект в тетради. Надо действительно раньше приходить и занимать места на галёрке, надеюсь, что она туда не доберётся.
— Простите, Алевтина Ивановна. Спасибо, что считаете папины деньги. Я ему обязательно передам. Если его бухгалтер заболеет, то он обязательно обратится к Вам. — делает вид, что не слышит и отворачивается к экрану.
Поздравляю, Вера, ты только что обеспечила себе пересдачу.
Лекция длится целую вечность, а за ней ещё три. Четыре круга ада плюс семинар.
Надеваю куртку и выхожу на улицу. Глубоко вдыхаю морозный воздух. На улице начинает смеркаться. Вика задерживается. Успеваю притоптать выпавший снег на аллейке. Мимо проходит Лебедев с друзьями и подмигивает мне. Из-под шапки смешно торчит кудрявая челка. Хочется улыбнуться, но я сдерживаю порыв. Ещё примет улыбку за флирт, потом не отделаюсь. Кто знает, где он ещё член нарисует.
— Пока, малышка! Не забывай я настойчивый. — его дружбаны снова ржут и улюлюкают как стадо орангутанов.
Александрова появляется, когда я окончательно околела. Нужно было ждать её внутри, но старый корпус вызывает во мне отторжение. Глядя на него, я думаю, что иду не своей дорогой.
— Нас опять задержали, прости. Замёрзла совсем? — Вика берет меня за руку. — Почему перчатки не носишь? Руки ледяные
— Забыла. — улыбаюсь. В груди становится тепло. — Снег снова пошёл. Как думаешь, Новый год такой же снежный будет как в прошлом году? — на душе стало спокойнее, хочется беззаботно ловить снежинки, высунув язык, как в детстве.
— Вряд-ли. Скорее всего все растает. — мы шагаем в сторону остановки. — Что замутим? Ты же не будешь дома праздновать? У твоих же наверняка до последнего корпоративы, деловые ужины. Прикинь, ты такая же станешь.
— Сплюнь. Может в клуб пойдём? Теперь нас точно пустят. — смеёмся, вспоминаем, как на прошлое восьмое марта нас не пустили. Не помогли ни шпильки, ни слишком яркий макияж. Мы ели шаурму в ларьке за углом и придумывали обидные прозвища охраннику.
Только в моей памяти это воспоминание омрачено. Не знаю, помнит ли Вика. Мне неловко спрашивать.
Тогда отец вернулся домой на день раньше из командировки, обнаружил моё отсутствие и приехал за мной. Чуть ли не за шиворот засунул в машину. Позвонил родителям Вики и высокомерно отчитал их, за то, что они плохо ее воспитывают.
Это было ужасно. Потом я плакала, звонила Александровой, просила прощения. Отец настаивал на прекращении дружбы. Но тут я, наконец, проявила твёрдость. Викуся – мой подарок свыше. Она единственная, кто любит меня безусловно, и мама ещё, наверное.
Две остановки на метро, и мы стоим перед вывеской «Your fucking bar».
— Креативненько.
— А то. Я голодная как волк. — Вика смешно потирает ладони и пританцовывает на месте.
Зал все заполнен наполовину. На остальных столах стоят таблички «reserved». Девушка в чёрной рубашке указывает нам на небольшой круглый столик у окна. Довольно уютно, но слишком уж старательно пытались придать небрежности интерьеру. В Европе подобная обстановка выглядит менее нарочито. Мы были с родителями в Амстердаме в похожем месте.
Кухне могу поставить уверенную пятёрку. Очень вкусно. — Теперь моё внимание полностью принадлежит тебе. Рассказывай про своего обжору. Ты где его подцепить успела?
Вика указывает на набитый рот. Жуёт. Делает глоток сока и приступает к рассказу. В этот момент я почти счастлива. Приятно расслабляюсь в тепле после мороза. Ем ароматный стейк с розмарином и хрустящим салатом. Потом мне принесут черничный пирог. Завтра суббота, и у меня только один семинар по английскому. Легкотня.
Пока Вика выбирает десерт, я отправляюсь в уборную.
Прохожу мимо барной стойки из тёмного дерева. Рядом с кассовым аппаратом висят пара милых постеров и несколько больших фотографий с открытия. Светловолосый парень рядом с Ксюшей, лучшей подругой Викиной сестры, – видимо владелец бара. Он обнимает её собственническим жестом за талию.
Я, почему-то, думала, что он старше. Он же рядом с довольно известным блогером. Чуть ниже висит фото компании молодых парней. Они дурачатся и улыбаются. Моё внимание привлекает небольшая фотография взрослой блондинки в серебряной рамке. Я замедляюсь и рассматриваю снимок. Волосы подколоты наверх, светлая кожа, зелёные глаза. На мой взгляд, не стоило ей надевать настолько открытое платье. Оно невыгодно подчёркивает полноватые плечи. Она сидит за барной стойкой и улыбается в камеру, приподняв бокал шампанского. Я почти уверена, это – любовница отца.
***
Пользуясь тем, что бармена нет на месте, а официанты находятся в зале, я подхожу очень близко и продолжаю рассматривать фотографию. Мама совершенно противоположный типаж – миниатюрная шатенка с темными глазами. Она почти всегда носит деловые костюмы и уже лет семь стрижется под каре. Я всегда хотела быть такой же утонченной как она, но, наверное, с этим можно только родиться.
— Я могу Вам чем-то помочь? — в дверях, ведущих на кухню, стоит блондин с фотографии.
Он высокий, в темной футболке и джинсах. На правом предплечье крупная татуировка. В зале приглушенный свет, поэтому не могу рассмотреть ее.
Отступаю от тумбы с кассовым аппаратом..
— Я снимки рассматривала. — поясняю очевидное. — Вот эта фотография очень красивая. — указываю на снимок в серебряной рамке.
— Это моя мама. — он делает несколько шагов вперед, и я могу лучше рассмотреть его: светлые глаза, широкие брови, нижняя челюсть немного тяжеловата.
— У вас симпатично. И вкусно. — неловко отступаю, чтобы пропустить появившегося с ящиком пива бармена. — Спасибо. — резко прервав диалог, разворачиваюсь и быстро иду сторону таблички, указывающей направление уборной.
«Ничего, он просто решит, что я странная», успокаиваю я себя. Мало ли сколько странных людей, ткнувшихся почти носом в чужие снимки. Может у меня зрение минус десять.
Правда говорят, что наши мысли материальны. Какова была вероятность забрести в нашем немаленьком городе в бар, принадлежащий сыну любовницы моего отца. Санта-Барбара просто.
Долго мою руки. На ум не идет ничего полезного.
Когда я возвращаюсь в зал, Вика уже ест тирамису. Я жую свой пирог не чувствуя вкуса. Вяло обсуждаю предстоящую сессию. Готовилась я к ней плохо, а значит меня ждет новая поция позора.
Вика хочет разделить счет. Говорит, что пошутила про приглашение, но я оставляю деньги в кожаной папке за двоих. В глубине души чувствую вину, за то, что не до конца откровенна с ней. Не думаю, что она сможет до конца понять мои чувства.
Выходим на улицу. Целую Вику на прощание. Она идет к остановке. Я вызываю такси. Надеюсь, что пробок не будет, и я быстро доберусь домой. Приложение показывает, что водитель будет через пятнадцать минут. Ветер пробирается под куртку.
Дверь бара хлопает, и на улице появляется сын отцовской пассии. Интересно, кто его отец? Мать тоже ему изменяет?
На нем черная куртка, из-под нее торчит капюшон зеленой толстовки. Слышу щелчок зажигалки. Смотрю как падает снег, и повинуясь необъяснимому порыву, говорю прежде, чем успеваю подумать:
— Можно к Вам на подработку устроиться?
Он делает затяжку. Светлую чёлку моментально присыпает снегом.
— А тебе нужна работа? — он выразительно смотрит на мои ботинки.
— Хочу на каникулах подзаработать. Не все же мне родительские деньги тратить.
— Восемнадцать есть тебе? — он улыбается. На одной щеке появляется ямочка.
— Обижаете, мой будущий шеф. — улыбаюсь в ответ.
— Нам нужны официанты. — он оценивающе осматривает меня — Скоро праздники, бронь на два месяца вперёд. А почему ты решила, что я – шеф?
— Моя лучшая подруга – сестра лучшей подруги Вашей девушки.
— Сложная схема. Ольги или Киры? — Оли Александровой. Меня Вера зовут.
— Гриша. — протягивает руку. У него красивая широкая ладонь с винтажной печаткой в форме треугольника на указательным пальце. — Давай на ты. У нас здесь плоская иерархия. Ты хоть посуду мне не побьёшь, Вера?
— Я ловкая как кошка.
Гриша весело хмыкает.
— Приходи в понедельник после обеда. Кира тебя оформит и все объяснит. Обговорите с ней график работы и зарплату. Пока с испытательным сроком. Посмотрим на твою ловкость, кошка. — его глаза смеются.
— Я приду. Спасибо.
Прощаюсь и иду в сторону такси. Нетерпеливый волитель уже во всю мне сигналит.
По дороге я ещё раз прокручиваю наш диалог. Чего я хочу добиться, устроившись к нему в бар?Если отец узнает – меня ждёт настоящая истерика. Его дочь – будущий юрист бегает в забегаловке с подносом среди сомнительной публики. Ну или в притоне. Смотря какое настоение у него будет, такая метафора и подъедет. У него свое понимание мира.
Не вижу в этой работе ничего плохого, кроме того, что я ни дня в своей жизни нигде не работала. И слабо себе представляю, как я буду это делать. Попутно пытаюсь вспомнить, рассказывала ли Вике Оля что-то про Гришу. Ничего не могу вспомнить.
Интересно, сколько ему лет. Оле вроде двадцать пять, они с Ксюшей в одной группе учились в университете. Думаю, ему примерно столько же. Он производит приятное впечатление уверенного и дружелюбного человека. Жаль, что мать у него лживая тварь.
Оказавшись в своей комнате, сажусь за ноутбук и ввожу название бара в поисковую строчку. Просматриваю социальные сети. Сразу видно, что Гриша вложился в оформление: выдержан общий цвет и стилистика страницы. Я думала, что неон больше не в моде, но красная вывеска, бросающая блики на снежную улицу, смотрится атмосферно. Хочется завернуть в бар дождливым вечером после неудачного дня, чтобы пропустить бокальчик чего-нибудь крепкого.
Под фотографиями много лайков, репостов, комментариев. Открытие вышло ярким.
Без труда нахожу страницу Гриши.
Они с Ксюшей на фоне моря. Гриша в одних синих шортах демонстрирует пресс. Ксюша в белом купальнике прижимается к нему. На следующем снимке Гриша на какой-то вечеринке салютует бокалом виски. Пара красивых видов из путешествий. То ли Италия, то ли Португалия. Все просто. Никаких глубокомысленных подписей под фотографиями или миллиона фотографий из спортзала.
Делаю ещё несколько кликов и вуаля – я смотрю на фото его матери. Ну здравствуй, Ильяшенко Нина, 1981 года рождения.
В повседневной жизни она предпочитает платья, мягкие локоны и маленькие сумочки. Как сказала бы Вика – «девочка-девочка». Лишние килограммы ее при этом совершенно не смущают. У неё свой цветочный магазин на пересечении Советской и Ленина, недалеко от «Лаборатории вкуса», где они недавно встречались с отцом.
У нее на станице есть один снимок с открытия бара. Она стоит между Гришей и Ксюшей, обнимает из и счастливо улыбается в объектив. Как же я ее ненавижу.
Ксюшу я видела довольно давно. Она перекрасилась в блондинку. На открытие она предпочла широкие брюки и укороченную белую водолазку, дополнив образ крупными серьгами.
По тому, как эта стерва обнимает Ксюшу, видно, что она ее очень любит. Фотография передаёт атмосферу праздника и веселья. На заднем фоне видно танцующих людей. Закрытая вечерика для своих.
Никого похожего на мужа не мелькает в ее ленте, но это ни о чем не говорит. Может человек не хочет светиться.
И что мне даёт вся эта информация?
Закрываю ноутбук, убираю его на прикроватную тумбочку и накрываюсь с головой. Пытаюсь понять, что чувствую и проваливаюсь в сон.
***
На следующее утро я снова прогуливаю единственный семинар. Надеюсь, отцу не позвонят с кафедры. С английским у меня проблем нет. Я всю американскую попсу, начиная с конца девяностых, знаю. Вернее все тексты.
Я всегда мечтала петь. В своих детских, незнающих границ, фантазиях, я неизменно стояла на сцене перед огромным залом. На мне красивое блестящее платье, мерцающее в свете софитов. Я пою как сирена. Моя музыка – лекарство от всех невзгод. Став подростком, я представляла себя дерзкой рок-певицей в кожаных штанах с черным смоки айс.
Я слушала все подряд с тех пор, как у нас появился магнитофон. В семь я попросила маму записать меня музыкальную школу, но родители были против. В данном случае – единогласно. Нечего забивать голову ерундой, сосредоточься на учебе. Вместо музыки я получила тренировки по плаванью и легкой атлетике. Родители считали, что спорт дисциплинирует и закаляет волю. Плавать мне нравилось. Анна Петровна была хорошим инструктором и приятным человеком. А вот остальные виды спорта я просто ненавидела. До сих пор терпеть не могу. Мой предел – ходьба: приятно и здорово прочищает мозги.
Вместо юридического я хотела поступить на эстрадно-джазовый вокал, но имела глупость рассказать о своих планах. Хотя молчание бы ничего не изменило. С начальной школы я знала, что стану юристом. Мне искренне непонятно, зачем миру еще один плохой специалист? Их и так навалом в любой сфере.
Родители считают, что добиться чего-то можно только со связями, хотя сами заслужили свое место под солнцем тяжелым трудом. Если бы была жива бабушка, то она бы непременно добавила, что на сцене одни шаболды и все через постель. То, что мы живем в эпоху интернета, конечно, не аргумент.
Под гнетом чужих ожиданий, возложенных на меня без спроса, моя мечта постепенно угасала пока совсем не потухла. Остались только искорки сожаления, что все закончилось, так и не успев начаться.
Я иду по заледеневшему проспекту в сторону цветочного магазина. У меня нет плана. Ядовитая ярость прошла, осталось отвращение с примесью горечи. Что бы я почувствовала, если бы отец открыто сообщил, что у него другая? Если бы честно подал на развод?
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Юлия Теплова