Из воспоминаний гвардейского сапёра Владимира Ивановича Фелькнера
В ноябре 1830 года вспыхнуло в Варшаве возмущение, вслед за тем быстро распространившееся по всему Царству Польскому и вызвавшее справедливое негодование русского народа на неблагодарность поляков. Когда государь (Николай Павлович) на разводе в Михайловском манеже, с заметным волнением, объявил "о варшавском мятеже"все бывшие на разводе гвардейские офицеры бросились к сидевшему на коне государю, целовали его руки и громкими восклицаниями изъявляли готовность жертвовать жизнью для усмирения крамольников и поддержания чести России.
Около половины декабря Гвардейскому корпусу приказано было готовиться к походу в пределы Царства Польского, на присоединение к действующей армии. Лейб-гвардии саперному батальону назначено было выступить из Петербурга 4-го января 1831 года, в голове гвардии, с Лейб-гвардии Гренадерским полком и Лейб-гвардии Конно-пионерным эскадроном.
К 10 часам утра этого дня, при морозе в 24°, батальон был выстроен у Нарвской заставы, в ожидании прибытия императора, но когда государь подъехал, то музыканты не могли проиграть встречного марша, потому что медные трубы от сильного мороза издавали невнятные звуки.
Государь изволил остаться весьма доволен скорым приведением батальона в военное положение, и удостоил при прощании с саперами выразить свою уверенность, что если им придется сражаться против мятежников, то они отличатся не менее как в 1828 году (здесь русско-турецкая война 1828-1829).
В строю, при выступлении батальона, командовал им генерал-майор Шильдер (Карл Андреевич); но так как за несколько дней перед тем он был назначен исправляющим должность начальника инженеров гвардейского корпуса, то командование в продолжение похода было поручено младшему штаб-офицеру, полковнику князю Вадбольскому (?).
По маршевому порядку, установленному для гвардейских войск, лейб-гвардии саперный батальон состоял в левой колонне, под начальством генерал-адъютанта Шеншина (Василий Никанорович). Непостоянство петербургского климата ознаменовалось очень резко в первые же два дня нашего похода.
После жестокого мороза, бывшего в день выступления, наступила совершенная оттепель, сопровождавшаяся дождём, которая весьма испортила дорогу. Батальон проследовал чрез Лугу и Псков в Якобштадт, где 8-го февраля переправился через реку Двину. Здесь маршрут был изменен, и вместо Вильны, батальон был направлен в Ковно, куда прибыл 23-го февраля, и присоединясь ко 2-й гвардейской пехотной дивизии, поступил в состав правой колонны гвардейских войск, под начальство генерал-адъютанта Бистрома (Карл Иванович).
На другой день этот доблестный, маститый генерал, столь любимый всеми солдатами, которые называли его "Быстровым" и "Орлом", присутствовал при молебствии с коленопреклонением, отслуженным на городской площади, после чего батальон, в голове З-й гвардейской бригады, перешел по судовому мосту через реку Неман, у самого города, и с криками "ура" стал подниматься на возвышенный противоположный берег.
Пока батальон выстраивался на возвышенном плато в пределах Царства Польского, я не мог налюбоваться красивым видом, открывшимся с него на город Ковно и живописную долину Немана, а затем поскакал на холм, где, по преданию, стояла ставка Наполеона I, когда этот новый Ксеркс, с огромным полчищем своим, переправлялся через Неман в 1812 году для вторжения в Россию.
Следуя далее по прекрасному шоссе, на котором стояли верстовые столбы и заставы, окрашенные польскими национальными цветами (красным и белым), становилось для нас заметным, что мы перешли границу Царства, но самая страна (Августовское воеводство) ничем резко не разнилась от недавно пройденной Литвы.
Со вступлением батальона в пределы Царства Польского, было ему приказано следовать со всеми предосторожностями военного времени и в особенности соблюдать их на ночлегах, ибо хотя и не было по близости мятежнических войск, но в огромных, густых лесах Августовского воеводства укрывались довольно значительные банды повстанцев и формировались кракуские полки (род мятежнической милиции) окрестными весьма зажиточными польскими помещиками, усерднейшими сподвижниками которых были ксендзы и монахи, старавшиеся нафанатизировать против нас сельское население.
Последнее, однако, неохотно поддавалось их наущениям. Жители местечек и деревень очень опасались, чтобы по проходе наших войск, повстанцы, укрывшиеся в лесах, не пришли их разорять и принуждать к вступлению в банды.
27-го февраля, в Мариямполе, великий князь Михаил Павлович, генерал-инспектор по инженерной части и командир отдельного гвардейского корпуса, делал нам смотр и остался весьма доволен. Согласно маршруту, батальон проследовал чрез Августовское воеводство, на Сувалки, Августово, Гайгрод, 10-го марта прибыл в город Ломжу, назначенный для местопребывания великого князя Михаила Павловича и штаба гвардейского корпуса, и получил приказание следовать далее, по шоссе, в город Остроленку, для поступления в отряд генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена (Дмитрий Ерофеевич), прикрывавшего Августовское воеводство.
По прибытии в Остроленку, 12-го марта 1831 г., батальон был размещен поротно по ближайшим к городу деревням, но уже на другой день подучил приказание собраться в Остроленку, так как было получено известие, что значительный польский отряд приближается к этому городу, подле которого находился большой мост, на сваях, через реку Нарев.
В ночь на 14-е марта, саперы, по обеим сторонам моста, построили батареи, на которые были поставлены 12 орудий. Утром город Остроленка представлял весьма оживлённый вид. Батальон армейской пехоты занимал городскую площадь, куда уланы и казаки прибыли с донесениями с наших аванпостов, отступивших при приближении превосходного в силах неприятеля.
Я получил приказание приступить к постройке предмостного укрепления на 3 орудия, но оно не было еще в половину окончено, как, в 3 часа пополудни, густое облако пыли вдали обнаружило приближение неприятеля, и казаки, содержавшие разъезды по той стороне реки, отступили через мост в город; за ними последовал и я со своими саперами с недоконченной батареи.
Когда неприятельские колонны приблизились на пушечный выстрел к мосту, несколько метких выстрелов ядрами и гранатами с наших береговых батарей, из коих левая от моста брала их во фланг, по причине заворота шоссе, произвели в них замешательство.
Они остановились и, к большому удивлению нашему, отступили, заняв арьергардом своим каменные строения суконной фабрики, составлявшие как бы маленькую колонию, обитаемую прусскими подданными и отстоящую от города по шоссе на полторы версты. К вечеру зажгли они бивуачные огни, а я приступил к продолжению постройки начатого мною утром предмостного укрепления, которое было окончено к 6 часам следующего утра и вооружено тремя орудиями.
Неприятель ночью нас не тревожил, мы же, от времени до времени, посылали к нему ядра с нашей левой береговой батареи. С восходом яркого весеннего солнца, местность перед мостом представила живописную военную картину. С помощью зрительной трубы, с левого возвышенного берега Нарева можно было ясно разглядеть расположение неприятельских аванпостов, группы солдат, гревшихся около бивуачных костров, и других, носивших фашины, вероятно, для постройки укреплений.
Перед ними разъезжали наши казаки, содержавшие передовую цепь. В полдень прибыл в город Лейб-гвардии Финляндский полк, поспешно присланный великим князем Михаилом Павловичем из Ломжи для подкрепления нашего отряда, и рота Лейб-гвардии Финского стрелкового батальона.
Казаки привели несколько взятых ими в плен, на аванпостах, кракусов, молодых людей, очень изнуренных. Теперь стало известно, что направленный для нападения на Остроленку польский отряд состоял под начальством генерала Уминского, авангард которого производил вчерашнюю рекогносцировку; но последняя должна была убедить его, что не так-то легко выгнать нас из Остроленки.
При первом известии о движении поляков на Остроленку, великий князь приблизил к ней полки 2-й гвардейской дивизии. 17-го марта, польский отряд, занимавший фабричное селение, отступил по направлению к Пултуску. Бедные пруссаки были разграблены, и мы заняли их разбитые нашими ядрами дома наблюдательным постом.
Затем батальон приступил к срочному исправлению Остроленского моста, который был уже раз подожжён поляками и лишь слегка поправлен, незадолго до прибытия батальона в Остроленку, польской службы инженер-капитаном путей сообщения Гафнером, родом швейцарцем, весьма способным и хорошим инженером, очень преданным России, за что поляки, еще при начале возмущения, собирались его повесить.
Для удобнейшего сообщения с правым берегом Нарева, саперам приказано было построить у города, ниже постоянного моста, другой мост на плотах, который и был наведен к 22-му марта. Батальон, окончив все возложенные на него работы, получил приказание выступить из Остроленки в Ломжу, для укрепления этого важного в стратегическом отношении города, находящегося на соединении дорог из Варшавы, Белостока и Ковно.
Судоходство по Нареву и близость прусской границы побудили избрать Ломжу главным складочным местом всех запасов, доставляемых из России по Нареву и сухопутно из Пруссии, устроить в этом городе госпиталь на 2000 человек и расположить артиллерийский парк.
Командир лейб-гвардии сапёрного батальона, генерал-майор Шильдер, которому было поручено составить проект укреплений Ломжи, предложил окружить город отдельными сомкнутыми временными укреплениями, соединенными ложементами для стрелков.
Великий князь Михаил Павлович, лично осмотрев, 28-го марта, местность окружающую Ломжу, утвердил предположение нашего генерала, и в тот же день приступлено было к устройству всех предположенных укреплений. К работам приступлено было 29-го марта, и в помощь к сапёрам назначалось ежедневно по два батальона от полков 1-й гвардейской дивизии, расположенных в Ломже и по ближайшим окрестным деревням.
Постройка передовых укреплений и ложементов шла весьма успешно, когда 8-го апреля получено было приказание главнокомандующего армией гвардейскому корпусу следовать в местечко Нур по Нареву. Для окончания земляных работ оставлена была в Ломже рота его высочества (2-я саперная), а остальные три выступили, 9-го апреля, к Остроленке, куда прибыли в тот же день, сделав переход в 35 вёрст.
Отсюда 1-ая минерная рота, под командой штабс-капитана Набалова, командирована была в передовой отряд генерала барона Остен-Сакена, для постройки плотового моста через реку Нарев, у села Рожан. Рота его величества и 2-я минерная, оставлены были в Остроленке для вязки плотов, которые, по окончании работ, были спущены 10-го апреля вниз по Нареву, до Рожан.
Возвратившись оттуда в этот день, командир батальона привез известие о происходившем накануне блистательном деле отряда генерала барона Остен-Сакена, в 5 верстах от Рожан, у местечка Сельков, против польского отряда, занимавшего весьма выгодную позицию.
Особенно отличился в этом деле один эскадрон Новомиргородского уланского полка, который под командой ротмистра Бренштейна, ворвался в лесу в польский батальон, смял его и принудил положить оружие, но отрезанный другим батальоном, пробился через него, и отступил в совершенном порядке, при чем, однако, отважный Бренштейн был тяжело ранен пулей в грудь навылет.
Начальник польского отряда полковник Левинский с частью гарнизона крепости Модлина имевший намерение пробиться в Августовское воеводство и Литву, для подкрепления регулярным войском образовавшихся там повстанческих шаек, отступил обратно к Модлину.
Отряд генерала барона Остен-Сакена остался после дела при Сельках в Рожанах, образуя авангард отдельного отряда, составленного, по распоряжению великого князя, под начальством генерал-адъютанта Бистрома, из гвардейской легкой кавалерийской дивизии, 4-й гвардейской и Охотной бригады и 24 орудий, с целью очистить от мятежников все пространство страны между Бугом и Наревом.
Отряд этот, выступив 5-го апреля на Вышков, имел только несколько небольших перестрелок с мятежниками, отступившими при приближении отряда на правый берег Нарева. В одной из них лейб-гвардии Финского стрелкового батальона штабс-капитан Вендт ранил смертельно в цепи польского офицера, который был взят в плен и привезен в Остроленку, где и умер. Перед смертью он пригласил штабс-капитана Вендта к себе и протянул ему при прощании руку.
11-го апреля пришло в Остроленку, занятую только двумя ротами нашего батальона, известие, оказавшееся потом неосновательным, что поляки в значительных силах вторично направляются на Остроленку, и что барон Остен-Сакен отступает от Рожан. Генерал Шильдер, отправив к последнему немедленно за приказаниями прапорщика Рошета, приказал штабс-капитану Бухмейеру, приготовить все к разрушение как плотового моста, так и моста на сваях, по которому были перевезены оба орудия предмостного укрепления и ими усилены береговые батареи.
К вечеру получено было из Ломжи приказание двум ротам нашим выступить на другой день в местечко Нур, на реке Буге, в 80-ти верстах от Остроленки, для построения там через эту реку моста для перехода гвардейского корпуса, направляющегося на соединение с главной нашей армией.
В местечке Острове, 13-го апреля, батальон присоединился ко 2-й гвардейской дивизии, и, прибыв 14-гочисла в местечко Нур, расположился подле него бивуаком на правом берегу реки Буга.
Устройство через последний постоянного моста уже производилось, под ведением присланного из главной квартиры армии, расположенной в городе Седлице, путей сообщения поручика Евреинова (Михаил Григорьевич); но для успешнейшей переправы через реку Буг, генерал Шильдер вызвался выстроить ниже первого еще другой мост, который, к общему удивлению, был наведен в двое суток и состоял частью из козлов, частью из плотов, с прибавлением к ним нескольких прусских торговых лодок, так называемых берлинок, подвозивших к Нуру муку.
Наш импровизированный мост поспел двумя днями прежде моста поручика Евреинова, хотя, конечно, уступал ему в прочности. За успешную постройку его генерал-адъютант Бистром очень благодарил сапёров.
К 18-му апреля весь гвардейский корпус собрался у местечка Нур и ожидал приказаний фельдмаршала графа Дибича-Забалканского (Иван Иванович) перейти Буг для присоединения к главной армии. 19-го апреля мы участвовали в церковном параде 4-й гвардейской пехотной бригады, по случаю светлого праздника Пасхи.
Погода стояла прекрасная, саперы весело разговелись, песни и музыка слышались отовсюду, как вдруг общее веселое настроена несколько смутилось внезапным заболеванием сильнейшей холерой двух саперов, которые к вечеру умерли в ужасных страданиях.
Распоряжение фельдмаршала относительно перехода гвардией реки Буга было внезапно в этот же день изменено: 2-я гвардейская пехотная дивизии и лейб-гвардии саперный батальон получили приказание выступить 20-го апреля обратно в Остроленку и расположиться в ее окрестностях, а 1-я гвардейская занять места прежнего своего расположения в окрестностях города Ломжи; 2-я минерная рота, под командой штабс-капитана Назимова, была оставлена в местечке Нуре для охранения мостов, а рота его величества и 1-я минерная, по прибытии 23-го апреля в Остроленку, расположились бивуаком в поле, в трех верстах от города, около которого расставлена была санитарная цепь для отвращения занесения в него холеры.
Главная квартира генерал-адъютанта Бистрома находилась в Остроленке.
29-го апреля досталось мне по очереди отправиться с командой на фуражировку по реквизиционной системе. Исполнив возложенное на меня поручение, я уже возвращался к батальону с несколькими возами овса и сена, как встретил на дороге лейб-гвардии драгунский полк.
От офицеров его узнал я, что 4-я гвардейская бригада (Егерский и Финляндский полки) и наши две роты получили в ночь приказание выступить от Остроленки в местечко Вовсево; туда же направлялись и драгуны. Я поспешил прибыть в Остроленку, где застал еще наш батальонный лазарет и батальонного казначея, сообщившего мне, что великий князь получил накануне от фельдмаршала уведомление о переходе значительного корпуса мятежников через Нарев у города Сероцка, с целью атаковать гвардию.