— Дедуль, ты опять своё окно открыл? — Алиса раздражённо захлопнула форточку в комнате деда Григория. — Простудишься ведь!
Старик сидел в кресле, укутанный в плед, и смотрел куда-то вдаль невидящим взглядом. Его морщинистое лицо, обрамлённое редкими седыми волосами, казалось высеченным из камня.
— Там... голуби, — пробормотал он. — Надо покормить...
Алиса вздохнула. Последние полгода дед совсем сдал. Деменция прогрессировала, и порой казалось, что он живёт в каком-то своём, далёком мире.
— Нет там никаких голубей, дедуль. Восьмой этаж, какие голуби? — она присела рядом, поправляя плед. — Давай лучше чаю попьём?
Григорий Иванович вдруг схватил внучку за руку. Его глаза, обычно мутные и рассеянные, неожиданно прояснились.
— Алисонька, — сказал он чётко, — а я ведь летал. Давно, в молодости.
Алиса удивлённо моргнула. Дед никогда не рассказывал о своей молодости. Да и что там могло быть интересного? Обычная жизнь советского инженера — работа на заводе, семья, дача...
— Как это — летал, дедуль? — спросила она, решив подыграть.
— На У-2, — глаза старика загорелись. — Кукурузник, знаешь? Маленький такой самолётик, фанерный почти. Но летал как птица!
Алиса растерянно улыбнулась. Ей вдруг стало интересно.
— И когда же ты летал, дедуль?
— В сорок пятом, — Григорий Иванович словно помолодел на глазах. — Война только кончилась. Я в лётном училище учился, да не доучился — расформировали нас. А я так летать любил...
Он замолчал, погрузившись в воспоминания. Алиса не знала, что сказать. Она никогда не слышала об этой странице жизни деда.
— Расскажи ещё, — попросила она тихо.
И дед начал рассказывать. О послевоенном небе, таком огромном и свободном. О первом самостоятельном полёте, когда сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. О друзьях-курсантах, с которыми делил и радость полётов, и горечь расформирования училища.
Алиса слушала, затаив дыхание. Она вдруг увидела в этом сгорбленном старике молодого парня с горящими глазами, влюблённого в небо.
— А почему ты никогда не рассказывал об этом раньше? — спросила она, когда дед замолчал.
Григорий Иванович пожал плечами:
— Да кому это интересно? Подумаешь, полетал немного... Вот если бы я на фронт успел...
— Мне интересно, дедуль, — тихо сказала Алиса. — Очень.
В этот момент в комнату заглянула мама Алисы, Наталья.
— Так, что тут у вас? Пап, ты таблетки выпил?
Дед снова как-то сник, съёжился в кресле.
— Выпил, выпил, — пробормотал он.
— Мам, — Алиса встала, — ты знала, что дедуля летал на самолётах?
Наталья удивлённо подняла брови:
— Что за фантазии? Папа всю жизнь на заводе проработал.
— Нет, мам, правда! Он мне только что рассказывал про лётное училище, про У-2...
Наталья недоверчиво покачала головой:
— Алис, у деда деменция. Он много чего может нафантазировать. Не принимай всё за чистую монету.
Но Алиса не могла выбросить из головы рассказ деда. Вечером, когда Григорий Иванович уснул, она полезла в старый шкаф, где хранились семейные альбомы и документы.
В пожелтевшей папке с надписью "Документы Г.И." она нашла старую фотографию. На ней молодой парень в лётной форме стоял возле маленького самолёта. Перевернув снимок, Алиса прочитала выцветшую надпись: "Гриша Соколов, курсант. Июль 1945".
Сердце забилось чаще. Значит, дед не выдумывал! Алиса продолжила поиски и вскоре наткнулась на сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, она увидела справку о прохождении обучения в лётном училище.
— Мам! — крикнула она, вбегая в кухню. — Смотри, что я нашла!
Наталья недоверчиво разглядывала фотографию и документ.
— Не может быть, — пробормотала она. — Почему папа никогда об этом не рассказывал?
На следующий день вся семья собралась в комнате деда. Григорий Иванович сидел в своём кресле, удивлённо глядя на взволнованных родных.
— Пап, — Наталья присела рядом, держа в руках фотографию, — расскажи нам про это.
Старик взял снимок дрожащими руками. По его лицу пробежала тень улыбки.
— А, это... — он вздохнул. — Давно было.
И он начал рассказывать. О том, как мечтал стать лётчиком ещё с детства. Как поступил в училище сразу после войны. Как летал на старенькихУ-2, чувствуя себя птицей в небе.
— А почему ты бросил, дедуль? — спросила Алиса.
Григорий Иванович помрачнел:
— Не бросил. Расформировали нас. Слишком много лётчиков после войны осталось, а самолётов гражданских мало. Вот и закрыли училище.
— И ты просто... смирился? — в голосе Натальи звучало недоумение.
Старик пожал плечами:
— А что было делать? Времена такие были — куда партия направит, туда и шёл. Отправили на завод — значит, на завод.
— Но почему ты никогда нам не рассказывал? — Наталья взяла отца за руку.
Григорий Иванович долго молчал, глядя в окно.
— Больно было, — наконец произнёс он тихо. — Всю жизнь небо снилось. А рассказывать... Да кому это нужно? Вот Алисонька спросила — я и разговорился.
Алиса почувствовала, как к горлу подступает ком. Она вдруг поняла, сколько невысказанного, непрожитого таилось в душе этого человека, которого она, казалось, знала всю жизнь.
— Дедуль, — сказала она решительно, — а давай мы с тобой полетаем?
Все удивлённо посмотрели на неё.
— Что ты имеешь в виду, Алиса? — осторожно спросила мама.
— Есть же аэроклубы, где можно полетать на маленьких самолётах. Может, даже на таком же У-2! — Алиса загорелась этой идеей. — Давай организуем дедуле полёт?
Григорий Иванович покачал головой:
— Что ты, внученька. Куда мне уже...
Но Алиса уже открыла ноутбук, быстро что-то набирая в поисковике.
— Вот! — воскликнула она через несколько минут. — Аэроклуб "Небесные птицы". У них есть восстановленный У-2, и они организуют полёты для ветеранов. Дедуль, ты должен это сделать!
Старик растерянно смотрел то на внучку, то на дочь.
— Да как же я... В мои-то годы...
— Пап, — Наталья улыбнулась, — а давай попробуем? Врачи говорят, что новые впечатления полезны при твоём состоянии.
Неделю спустя они стояли на небольшом аэродроме. Григорий Иванович, одетый в свой лучший костюм, с волнением смотрел на маленький биплан, стоящий на взлётной полосе.
— Точно такой же, как тогда, — прошептал он. — Даже запах тот же...
Инструктор помог старику забраться в кабину. Алиса с мамой волновались, стоя неподалёку.
— Может, зря мы это затеяли? — пробормотала Наталья. — Вдруг ему станет плохо?
Но в этот момент Григорий Иванович повернулся к ним. Его глаза сияли, а на лице играла улыбка, которую они не видели уже много лет.
— Ну, с Богом! — крикнул он, надевая кожаный шлем.
Самолёт взревел и начал разбег по полосе. Через несколько мгновений он оторвался от земли и стал набирать высоту.
Алиса с мамой, затаив дыхание, смотрели вслед улетающему биплану. Им казалось, что вместе с этим маленьким самолётом в небо поднялась душа Григория Ивановича — молодая, свободная, полная жизни.
Когда через полчаса У-2 приземлился, дед вылез из кабины словно помолодевший на двадцать лет. Его глаза блестели, щёки раскраснелись.
— Господи, — выдохнул он, — я и забыл, как это... Спасибо вам, родные мои.
Вечером того же дня Григорий Иванович сидел в своём кресле, но что-то в нём изменилось. Он больше не казался потерянным и отрешённым. Его взгляд был ясным и живым.
— Дедуль, — Алиса присела рядом, — расскажи ещё что-нибудь из своей молодости.
И он начал рассказывать. О послевоенной Москве, о друзьях-фронтовиках, о первой любви... Каждый день приносил новую историю, новый кусочек жизни, о котором семья раньше не знала.
Наталья с удивлением наблюдала, как отец словно оживает на глазах. Его речь стала чётче, движения увереннее. Он даже начал самостоятельно выходить на прогулки во двор.
— Знаешь, — сказала она как-то Алисе, — я словно заново знакомлюсь с папой. Столько всего о нём не знала...
Алиса кивнула:
— Я тоже, мам. И знаешь что? Мне кажется, дело не только в воспоминаниях. Просто мы наконец-то по-настоящему услышали его.
Григорий Иванович продолжал рассказывать свои истории. Некоторые повторялись, некоторые путались, но в каждой из них была частичка его души, его жизни. И теперь эта жизнь обрела новый смысл — быть услышанным, понятым, нужным.
А по вечерам он часто сидел у окна, глядя на небо. И тогда казалось, что в его глазах отражаются не только закатные облака, но и все те полёты, все те мечты, которые он пронёс через годы.
Голос из прошлого. Он звучал теперь каждый день, связывая воедино прошлое и настоящее, исцеляя старые раны и открывая новые горизонты. И в этом голосе была жизнь — яркая, полная взлётов и падений, любви и потерь. Жизнь, которую стоило прожить. И рассказать.