*НАЧАЛО ЗДЕСЬ.
Глава 17.
Савелий думал, что теперь спать вовсе не сможет, после того… после того, как он уехал с Антипом в уезд, якобы по делам, оставил там все вещи и тайком, налегке, вернулся к ночи в Петровку, никому не сказавшись… в осенней ночной мгле, когда проливной дождь совсем дорогу расквасил, ни следа его не осталось возле повитухиной избы! Да если бы и остались, кто бы их приметил, когда со страху все разбежались кто куда от старухиного страшного воя!
А куколка его всему научила, как так сделать, чтоб никто на него, Савелия, ни в жисть не подумал… Куколка мудра, Савелий сразу понял, дело говорит! Она себя велела Марьянушкой звать, и чем дольше Савелий на неё глядел, тем больше понимал – для него нет никого краше неё на этом свете!
- Никто тебя так не полюбит, как твоя Марьянушка, – шептала ему куколка, - Никто не защитит тебя, не научит, Савушка! Мой ты, Савушка, навсегда мой. Только бабка старая колдует, шепчет, меня себе заполучить хочет! Чтобы Марьянушка её научила, как снова молодой стать, как золото забрать да уехать отсюда, чтобы никто не узнал-не вызнал, кто она таковая есть! Избави от старой ведьмы свою Марьянушку, Савелий!
- А ты и таковое можешь сделать? – блестя усталыми глазами в свете тусклой лампы спрашивал Савелий.
- Могу, Савушка, и не такое могу, только… мне надо силы брать, чтобы от смерти жизнь давать! Избави нас обоих от ведьмы, она и тебе спать-отдыхать не даёт, хочет со свету сжить! Благое дело сделаешь, коли так всё исполнишь, как я тебя научу, от ведьмы свет избавишь!
Вошёл Савелий тогда в избу старой повитухи, а она и не спала, словно ждала его. Глядела на него страшными своими чёрными глазами, которые уж провалились на иссохшем лице…
Прасковья сидела на кровати, простоволосая, одетая только в грязную рубаху, костлявые руки сложила на коленях. Не выла, не кричала в этот вечер, стихло всё в округе, только где-то далеко в лесу выл волк, громко, протяжно, словно удерживая своим воем Савелия от страшного, непоправимого поступка. И даже голос его казался каким-то знакомым… но это от недосыпу, подумал тогда Савелий и обозлился – вот ведь, ведьма старая, сколько дней ему спать не давала, а теперь сидит, глядит на него, да головой качает укоризненно…
- Ты, Савелий, зря куколку мне не отдал, - глухо проговорила Прасковья, и речь её прозвучала на разные голоса, словно сейчас с Савелием говорило несколько человек, а не одна старуха, - Кабы отдал, так и было бы нам с тобой обоим облегчение, тебе – в жизни, а мне – в смерти… а теперь… Теперь нет тебе возврата назад, по чёрной дороге ты пошёл, и скоро, скоро увязнешь во тьме, обратно не выбраться! Знала всё старая Акчиён, знала юная Акчиён, всё знала… и дала тебе выбрать меру по себе, ты и выбрал!
Завыла, застенала Прасковья, громче, громче, а после выгнулась в дугу и кинулась на Савелия, да только тот её упредил… один только удар и пришёлся, Савелий стоял, сжимая в руке окровавленную кочергу, и глядел, как растекается по грязному полу чёрная старухина кровь.
Вот и ладно, спокойно думал он, накинув на голову капюшон своей тёмной накидки. Он шёл по тропке за околицу, туда, где оставил коня, взятого на захолустном постоялом дворе, недалеко от уездного города, на старой просёлочной дороге. До утра как раз обернётся, Марьянушка всё правильно говорила, всё углядела и его научила! Теперь довольна будет его Марьянушка, научит и дальше, как золота больше брать!
Под покровом ночи вернулся Савелий на тот постоялый двор, отдал коня и посетовал между делом, что в этакий дождь добраться до дальней деревни ему не удалось… что ж, в другой раз! И никто не догадался, куда он на самом деле ездил, где был, и что сделал! Чужим именем он на постоялом дворе назвался, и лицо скрывал, да никто на него особо и не глядел, плату щедрую принял хозяин постоялого двора, да и ушёл довольный! Дождался утра и уехал в уездный город с попутным обозом.
Там, в хорошем доме, где на время Савелий и поселился, открыл он сундучок, размотал верёвочку с серого сукна и всё Марьянушке рассказал. Тепло ему стало, хорошо, только нога от чего-то разболелась, наверно с устатку, подумал он, сложил обратно куколку и улёгся отдыхать! Дело сделано, теперь у него и заботы нет, отдыхать станет, покуда Антип с товаром обратно не отправится, вот тут и Савелий с ним в Петровку вернётся
Странный сон видел он в ту ночь… слабый голосок плакал, жалел его, и прощался. Говорил, что уходит навсегда, потому что отвернулся Савелий от истины, которая ему назначена была, погубил себя, и теперь погубит многих…
- Всегда есть надежда, есть свет, иди на свет и победишь зло, - тихонько говорил голосок, тогда как второй голос, похожий на Марьянушкин, кричал, стараясь заглушить этот, первый, а он тихо продолжал, - Поезжай к Акчиён, поведай, что не отдал повитухе должное, она поможет тебе поправить всё! Хоть покаешься, свою душу спасёшь, поезжай!
- Не любит тебя Акчиён! – кричала Марьянушка, - Работой морила, в глаза смеялась, когда ноги тебя, Савушка, не носили с устатку! Братьев своих посылала, сама не шла к тебе, любви твоей изведать не хотела! Ты, Савушка, не думай! Марьянушка и тут тебя в обиду не даст! Только ты меня слушай, я научу, как Акчиён проучить, как сделать так, чтоб она сама к тебе пришла просить, а ты… ещё подумаешь, пустить ли её в дом свой! Сожги ту верёвочку, Савушка, сожги! И тогда я в полную силу войду, стану тебе не в пример как теперь помогать!
- Она смертью питается… и до тебя… идёт…, - едва слышно проговорил слабый голосок, и это было последнее, что услышал Савелий, больше того голоса он не мог расслышать, звенел в его голове только Марьянушкин серебристый голосок.
Когда Савелий вернулся в Петровку, то принялся охать и ахать, сидя за обедом и слушая, как рассказывает ему Евдокия про то, чем гудело теперь всё село – про страшную кончину повитухи, и что была она ведьмой, и как бесы мучили её еженощно до самой смерти.
- А старая-то Маланья померла, в аккурат на девятины опосля повитухи! – рассказывала ему Евдокия, пододвигая тарелку с любимой Савушкиной кулебякой, - Всё до смерти в бреду лежала, говорила – он её убил, приехал в ночи, и убил кочергой! Видать, блазнилось ей в бреду, хотя никто так и не понял, как она про кочергу-то вызнала, ведь ей, болезной, никто про кончину повитухи ничего не говорил. Вон как, хотел отец Павел как лучше, болящей помочь, а виш чего натворил? Маланью погубил, она хоть и стара была, а всё ж старуха крепкая, ещё бы и пожила, кабы так не испугалась тогда, у ведьмы ночуя! Да и сам отец павел теперь шибко хворает, лекаря с уезду позвали, тот приехал, микстуры всякие оставил, лечить больного. Теперь службу в церкве дьяк служит, заместо отца Павла. Дак я и не хожу, дьяк безголосый, бубнит там чего-то себе под нос, словно каши в рот набрал! Мы вот с Анфисой думаем, что и отец Павел вскорости помрёт, ничего микстуры не помогут, потому как ведьма его прокляла перед смертью, а это самое страшное проклятье и есть! Ты кушай, Савушка, кушай, вон как исхудал, всё в заботах! А пока тебя не было, ящик твой железный прибыл, который ты заказывал, с аглицким запором.
- Прибыл? Наконец-то! – обрадовался Савелий, этот ящик он давно ждал, теперь покойнее ему будет Марьянушку хранить, а то, чего доброго, доберётся какая Лушка при уборке, или Анфиска любопытная…
В тот вечер он заперся в кабинете, велев Лукерье пожарче растопить камин. Железный ящик, который в бумагах, прибывших с ним, звался сейфом, стоял теперь в углу. Пятеро молодцо́в, нанятых Савелием, его сюда едва втащили, но теперь дело было справлено.
- Савушка, ты мой милый! – шептала Марьянушка, - теперь меня никто не достанет, от чужого глаза и зла меня сокроешь! Только сожги верёвочку!
Савелий подумал, а зачем ему эта верёвочка? Пусть и красиво сплетённая, нитки разноцветные, узелки диковинные… но, если прости Марьянушка… она ведь ему худого не желает!
Взял Савелий верёвочку, да и кинул в камин. Заискрилось пламя, синим, зелёным полыхнуло, аж в глазах Савелию больно сделалось. После взял он обеих куколок из деревянного сундука, да положил в новый сейф. Запер английский замок, ключ себе на шею повесил, в чехольчике кожаном.
А когда следующим вечером снова в сейф заглянул – собрал самородки серебра да золота, что были старателями привезены, хотел тоже понадёжнее спрятать… И увидел, что и белый вышитый рушник, и куколка, та, простенькая, что была ему Акчиён подарена - всё изорвано в мелкие клочья… Осталась Марьянушка, в сером сукне обёрнутая, на лучшем месте лежать в покое.
Продолжение здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.