Что-то у меня медленно продвигаются воспоминания о маме. Лежат листы с тезисными пометками, что в какой день было, что меня мучало, но я вместо хронологического ведения дневника пишу тексты на отвлечённые темы. На сегодня у меня было запланировано рассказать о последних днях мая - прошло две недели после ухода мамы, но я увидела несколько сообщений о поминках и загорелась написать о них.
Я в последние месяцы много общаюсь с людьми, потерявшими своих близких. Уже рассказывала здесь, что первая большая боль у них, помимо потери конечно, - это поучения со всех сторон, как им надо проживать горе, что им надо чувствовать, как себя вести, в какие сроки укладываться. Эта проблема настолько актуальна, что люди рвут связи со своим окружением, стараются держаться подальше от гуру, учителей жизни, смотрителей смерти и скорби.
А вторая боль - поминки. Собственно говоря, боль не нова. Цель поминок - отдать дань памяти умершему, проявить уважение, вспомнить о нëм доброе и хорошее. Но чаще всего об умершем на поминках вспоминают в первые пару минут, а потом они превращаются в тусовку, посиделки, где можно сытно поесть, обсудить текущие дела и проблемы, поделиться новостями и сплетнями.
Нередко тут же вспыхивают и скандалы, ругань, стычки, кто-то упивается до положения риз, кого-то тянет спеть. Есть такой монах - отец Роман - наверно, многие слышали о нëм? Он поёт тонкие душевные глубокие песни собственного сочинения, их легко можно найти в Интернете. В одной из песен есть такие слова: "Ваша печаль от могилы пройдёт до застолья/ после второй неизвестно куда удалится".
Когда умер папа, мама - я не хотела устраивать поминки. У меня мир обрушился - а я должна бегать за куриными окорочками, крошить оливье, выбирать, чем бы ещё горюющим наполнить желудки. Но довлели традиции. Мне было как-то не по себе при мысли, что мы маму закопаем и разойдёмся. Поэтому поминки у меня были - и для папы, и для мамы.
Народу было мало, все - свои, люди искренне горевали по родителям, но по-настоящему это было только моё горе, что и выявилось на поминках. Мне хотелось говорить и слушать о моих самых любимых, вспоминать о них, но разговоры за столом шли о чём угодно, но только не о родителях.
О политике, о ценах, о детях, о школе, о работе, об отпусках, о разводах. Мне подробно рассказывали о болезнях, оценках, успехах каких-то неведомых детей. Люди делились рецептами, печалились, что от дождей на огородах гниëт картошка. Вспыхивали шуточки.
Если я переводила разговор на того, ради кого мы тут собрались - на родителей, люди для приличия замолкали, принимали надлежащий вид, молча меня выслушивали, чокались и... опять начинали о своём - о ценах и школе.
Я ничего плохого не могу сказать о родственниках мамы и папы, это действительно хорошие, сердечные люди, но что есть, то есть - о маме с папой разговоров за столом не было. Если бы к нам подсел посторонний человек, он бы не понял, что это поминки, решил бы, что это обычные гостевые посиделки. О том, что это не "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались", говорила разве что кутья, стоящая в центре стола.
Единственное тёплое и настоящее, что мне запомнилось из похорон родителей, - это те 15 - 20 минут до выноса гроба с папой, когда я вытащила коробку с фотографиями. Там папа молодой и не очень, на работе и на отдыхе, деловой и с гитарой под окном, со строгим взглядом в брюках со стрелками и с лихим чубом в шароварах.
Я села на диван, открыла коробку. Вокруг меня сгрудились остальные. Ушла политика, цены, школа, дети и огороды. Остался мой папка. Все начали вспоминать, каким он был, рассказывать истории, связанные с местами и событиями на фотографиях. У меня появилось стойкое ощущение, что папа здесь, с нами, что он присел позади всех на стул и со своим добрым прищуром смотрит на нашу большую семью, слушает нас.
Но фотографии быстро закончились. И с ними рассыпалась семья, закончились истории, воспоминания о папе.
С мамой тоже были эти тёплые крупицы памяти. Когда мы после похорон накрывали стол для поминок, мамина племянница вспомнила про клубничный компот. Племянница жила в деревне, училась в городе, после учёбы уехала в родные места работать. Иногда она приезжала к нам в гости, и мама всегда доставала из погреба банку клубничного компота.
Родители у меня родом из деревни, поэтому стол для гостей у нас был простым. Картофельное пюре со сливочным маслом, солёные огурцы и помидоры, котлеты и обязательно компот из клубники. Мама закатывала и другие компоты, но клубничный был основой основ.
Его обязательно ставили на новогодний стол. Я помню, как смотрела на каникулах новогодние передачи, фильмы, "В гостях у сказки" и вылавливала в чашке с компотом мягкие ягоды. Но для меня всё это было настолько будничным и привычным, что если бы мамина племянница не заговорила о компоте, то я бы и не вспомнила о тёплых сказках своего детства и о многом другом.
У кого-то моя мамочка осталась в памяти как радушная хозяйка с клубничным компотом, а у кого-то - как хозяйка большого дома, любящая, чтобы было чисто не только в своей квартире, но и за её пределами.
На похоронах к маме зашли попрощаться наши две соседки. Мы с ними прожили около 30 лет. А с одной ещё больше: она жила с нами на старой квартире, откуда мы все переехали в новый дом. Мы, дети, росли на глазах этих женщин, своих и чужих мам.
Вот эта старая соседка и рассказала, что когда она сообщила своему сыну, уже семейному, с детьми, давно живущему где-то отдельно, о смерти моей мамы, то он сразу вспомнил: "А, помню конечно, маленькая аккуратная женщина. Всегда у нас с ней было на площадке чисто".
А мама, действительно, была у меня чистюлей. Жили мы небогато, но всегда чисто - во всех смыслах. И на старой, и на новой квартире мама всегда подметала коридор, мыла на лестничной площадке пол, протирала стены. Моя заботушка. Откуда это у неё, от кого - не знаю.
Бабушка к уюту и чистоте дышала ровно. Я - в бабушку, засранка. Папа, знакомые, все, кто знал маму в детстве, юности, всегда рассказывали, что мама, как енот-полоскун, постоянно всё мыла, тëрла, всë у неё блестело.
У бабушки в деревне в доме был какой-то странный пол, который надо было и мыть, и обновлять. Мама после 18 лет уехала в город, учиться, работать, жить. Приезжая к бабушке, мама первым делом разводила глину с сеном и кизяком и этим составом мазала-обновляла пол.
Когда родилась я, мы ездили к бабушке семьёй. Я, маленькая, очень удивлялась бабушкиной хате и, рассказывая в городе знакомым и соседям, как я погостила в деревне, возмущённо докладывала, что "мама там гóмнами мыла пол".
Везде, где жила мама, было чисто. Не только в личном обиталище, но и за его пределами. Мама делала чистым свой маленький мир. Она сама была воплощением чистоты, во всех смыслах. Такой она и запомнилась соседям.
А второй соседке, которая была на похоронах, да и многих другим в нашем дворе, мама запомнилась любовью к папе. Их до сих пор вспоминают как "какая была пара, всегда чисто и красиво одеты, всегда вместе, всегда в заботе друг о друге". Мама с папой действительно везде ходили вместе.
Не скажу, что у них была райская киношная любовь - всякое бывало, но и мама, и папа знали, что у каждого из них есть человек, который, что бы ни случилось, всегда подставит плечо, не отвернется, который будет рядом и возьмёт на себя самое тяжёлое. Так оно и было, любовь не на словах, а на деле, любовь, доказанная и проверенная жизнью, в трогательной заботе друг о друге.
Вот эти крупицы чужих воспоминаний о моих родителях... как бы я хотела, чтобы поминки состояли из них, чтобы люди вспоминали о маме и папе доброе и светлое. А я вдруг видела бы родителей другими, смотрела на них по-новому, тянула ниточку своих воспоминаний за чужими историями.
Видите: всего лишь пара слов соседей, племянницы, 15 минут просмотра фотографий - а у меня из них целый рассказ о маме и папе написался. А уж как я благодарна людям за эти крупицы! Они навсегда останутся у меня в памяти. Так и должны проходить поминки - в день похорон, на третий, девятый, сороковой дни, на годовщину.
Но к сожалению, вижу, слышу, читаю, что у людей, потерявших близкого человека, нет никакого желания устраивать дни памяти. Потому что памяти там не будет - будут посиделки с сытной едой, где в перерыве между котлетой и салатом из крабовых палочек можно посудачить о том о сëм.
Я устраивала поминки только после похорон. Никаких третьих и сороковых дней у меня не было. В памятные дни я сходила в храм, заказала панихиду, подала записки на литургию, поставила за маму и папу свечу, постояла, погуляла и пошла домой. Рассудила, что те, кому папа с мамой памятны, будут помнить о них и без посиделок и еды, а те, для кого мои родные - проходной эпизод, - зачем мне их собирать за столом?
Когда-то я была на православных поминках. Ну, не совсем на православных - там были обычные люди, просто на поминках присутствовал священник и трое певчих. Почившая бабушка так распорядилась - попросила дочку, чтобы похороны были с батюшкой и певчими и чтобы их оставили на поминки. И знаете, это было так утешительно, чисто, тихо и красиво. Душа чётко понимала: так - правильно.
Батюшка понимал, что собрались люди не церковные, в церкви бывающие редко. Поэтому он просто и доступно о чём-то рассказывал, участвовал в разговорах, тонко и ненавязчиво, без наставничества направлял беседу в нужное русло. И люди говорили - не о ценах и школе, а о жизни, о любви, о смерти, о добре, вспоминали светлое о бабушке, слушали певчих - а они пели понятное всем: вечную память, со святыми упокой.
Было много слëз, но не отчаянных, а каких-то облегчающих, с надеждой, с утешением. Легко было плакать, говорить, молчать, слушать.