Мне довелось в течение многих лет общаться, в том числе в неформальной обстановке, с выдающимся саксофонистом Анатолием Герасимовым. Он знаменит тем, что играл в оркестре Дюка Эллингтона, хотя это далеко не главное его достижение. Он фактически создал направление джаза, основанное на славянских ладах в сочетании с современным фьюжн-звучанием, в котором перемешались древнерусская тоска, западноафриканский драйв, хайтек и невероятный лиризм.
О жизни Герасимова можно было бы написать увлекательный роман. В шестидесятых он был уже известным джазовым музыкантом, в 1973-м эмигрировал в Америку по еврейской визе, будучи чистокровным русским. На родине джаза он тоже состоялся – играл не по ресторанам, как большинство наших эмигрантов, а с музыкантами первой величины – Эллингтоном, Бейкером, Пасториусом, Скофилдом. После десяти лет жизни в Штатах еще столько же прожил во Франции, оставаясь востребованным исполнителем и композитором, дружил с Аксеновым, Гладилиным, Хвостенко. В середине девяностых вернулся в Москву и сразу же включился в музыкальный процесс.
Впервые я услышал Герасимова в 2001 году в клубе «Проект О.Г.И.», культовом месте начала нулевых. Он выступал со своим квинтетом и произвел впечатление – играл гармонически сложную музыку с нестандартными размерами, при этом в ней было что-то завораживающее. Мы познакомились – нас представил друг другу известный джазовый барабанщик Виталий Хренов, выпили водки, с тех пор я следил за его творчеством.
Сравнительно недавно я прочитал, что в джазовой среде у Герасимова еще с шестидесятых годов было прозвище Муму. Дескать, из-за фамилии плюс общей неспешности и в жизни, и в игре. Я такого ни разу не слышал, но помню, что все звали его «дядя Толя», даже ровесники и те, кто постарше. Было в нем что-то уютно-домашнее, люди к нему тяготели, особенно молодая поросль. Но и он интересовался всем новым, причем не только в джазе – его занимали эйсид-джаз, джангл, драм-энд-бэйс, другие электронные направления. А играть он мог в любом стиле, от поп-музыки до прогрессив-рока.
В первой половине нулевых Герасимов регулярно выступал в клубе «Пропаганда», она же «Пропка», дуэтом с диджеем. Как сейчас помню, по средам. Интереснейшее было действо: диджей запускает лупы (закольцованные фрагменты, содержащие только ритм и гармонию), а Анатолий под них импровизирует. Причем ни Герасимов не знает, какие лупы запустит диджей, ни тот не представляет, что там наиграет саксофонист. Чисто спонтанное музицирование. Попадая в заведение в среду, я получал неподдельное удовольствие от дуэта, особенно в сочетании с фирменной семгой в имбирном соусе. (Увы, «Пропка» закрылась этим летом, а знаменитая семга испортилась еще лет за пять до этого).
Однажды, когда мы сидели у Анатолия дома, он рассказал кое-что из своей занимательной биографии: «Когда я уезжал из СССР, путь лежал через Рим. Там я устроился в один джазовый ансамбль, в котором играл Романо Муссолини – сын знаменитого дуче. Он был музыкант и художник. Мы подружились, он очень опекал меня. Я помогал ему продавать картины, а он помог мне с оформлением документов на выезд в США – с помощью друзей своего папы, которые хоть и были не при делах, но продолжали нажимать все кнопки».
Мне, естественно, было невероятно интересно, как никому не известные музыканты-эмигранты трудоустраиваются в лучший джазовый оркестр мира. На это Толя поведал следующее:
«1974 год, я уже живу в Нью-Йорке. Иду как-то по 6-й авеню, прохожу мимо Рокфеллер-центра, смотрю – Дюк Эллингтон стоит, как живой, ждет кого-то. Я подошел, сказал пару слов. Представляешь, он вспомнил меня – мы ведь с ним джемовали в 1971 году, когда он приезжал в Москву. Говорит – мы здесь репетируем, приходи завтра, поиграем. Я пришел, поиграл с ними, говорю – я бы и дальше с вами не отказался играть. Дюк – «мы вам позвоним». А я знал, что эта фраза означает отказ. Ну, думаю, не судьба. Каково же было мое удивление, когда через неделю мне позвонили и взяли в оркестр. Правда, через пару месяцев Дюк умер, коллектив возглавил его сын Мерсер, но он тоже ко мне нормально относился, я продолжал работать».
Герасимов был на редкость открытым, доброжелательным человеком, но при этом хорошо знал себе цену, не терпел наглости, амикошонства. Как-то он рассказал о таком эпизоде своего общения с прессой:
«Раздается у меня телефонный звонок.
– Анатолий? Это Маша из «Московского комсомольца». Скоро будет праздник нашей газеты в Лужниках, хотим пригласить вас выступить на нем.
– А вы уверены, что именно я вам нужен? – говорю. – Я, вообще-то, джаз играю.
– Да, уверены, именно джаз.
– Ну, хорошо, сколько платите?
– У нас все бесплатно играют. Это очень почетно, выступать на нашем празднике. Мы сначала хотели Бутмана пригласить, но он отказался, мне дали ваш телефон.
– А почему вы решили, что я соглашусь?
– Но это так почетно, и это для вас реклама! В газете будет статья, у нас миллионы читателей. Про вас узнает вся страна!
– Знаете что, Маша? На**й идите.
Больше она не звонила».
В октябре 2005 года в ЦДХ прошел юбилейный концерт Герасимова, приуроченный к его шестидесятилетию. Играл великолепный состав, особенно запомнились клавишник Антон Севидов и барабанщик Дмитрий Севастьянов. Были друзья музыканта – Игорь Бриль, Олег Степурко, Феликс Лахути, многие другие. Анатолий не тянул одеяло на себя, давал самовыразиться коллегам, иногда даже уходил со сцены. Завершилось все неизменным джемом.
Последний раз я слушал Герасимова в марте 2013 года в клубе «Китайский летчик Джао Да». Он уже серьезно болел, но концерт прошел на высшем уровне. С ним выступали отличные гитаристы – Николай Сарабьянов (джазовый) и Сергей Воронов (блюзовый). Как специальный гость вышел Леонид Федоров (Аукцыон), давний приятель музыканта. На флейте играл сын Анатолия.
Через полтора месяца Герасимова не стало. После того последнего концерта он подарил мне свой диск – Anatoly Gerasimov Band, известный среди меломанов как «Олимпиада-80», по названию клуба, в котором был записан. Я его часто переслушиваю.