Allons enfants de la Patrie,
Le jour de gloire est arrivé !
Contre nous de la tyrannie
Кисть в руках политического фанатика, как техника в рукахдикаря - последствия непредсказуемы, но чаще всего, простопечальны. Особенно, если фанатик талантлив и хорошообразован.
Жак Луи Давид явно не хотел быть просто художником. Даже первоклассным. Он искал высшую миссию и цель своей деятельности. Искусство должно наставлять, поучать, воспитывать и очищать людей и он, Давид, будет создавать именно такое искусство. В тот момент, когда кто-то решает, что искусство будет осуществлять некую программную миссию, миссию политическую, идеологическую - от самого искусства там ничего, вероятно, и не остается. Обычно такие агитационные вещи бросаются в глаза, они риторические, они скучные и часто даже хорошее исполнение не спасает зрителя от зевоты.
И вы знаете, если бы Давид просто был вынужден технически выполнять определённые задачи, которые перед ним ставила новая реальность революционной Франции, оно бы и ладно.
Скорее всего это были бы здоровенные полотна с кучей всяких персонажей в неких кульминационных обстоятельствах, хорошо написанные, вероятно, но может даже и не особо. И мы бы пробегали взглядом по этим трехметровым холстам и шли искать Делакруа.
Но сложность заключается в том, что сам Давид не просто верил в революцию - он был ей фанатично предан. Хотя, надо сказать, что человек, подмахнувший приказ о казни короля, человек бывший близким другом таких людей как Марат или Робеспьер, человек, чье творчество, по его собственным словам, безраздельно принадлежало Республике, буквально через несколько лет воскликнул, глядя на зарисовку головы Наполеона Бонапарта: «Бонапарт - вы мой герой»! Поэтому его преданность делу была фанатичной, но, как говорится контролируемой.
Очень забавная история получилась с картиной «Клятва в зале для игры в мяч» - прямо классика коньюктуры.
20 июня 1789 года депутаты Генеральных штатов от третьего сословия не были допущены на собрание (вроде как причина была не политическая, у короля умер сын и он соблюдал траур, согласно которому никаких общественных собраний быть не могло), но им этого не объяснили. Тогда все эти депутаты пошли в ближайший свободный зал версальского дворца: им оказался зал для игры в мяч. Там они дали торжественную клятву что будут собираться до тех пор пока не будет создана Конституция. Считается, что это событие и запустило революционный маховик. Давид стал работать над картиной с этим сюжетом. Сначала он всех рисовал абсолютно голыми и все депутаты были хороши как римские гладиаторы, а потом он уже их одевал. Но, по мере работы над этой картиной, часть из присутствовавших на ней объявлялись периодически предателями дела Революции и заканчивали свой путь на гильотине. Давид был вынужден постоянно менять состав персонажей, чтобы не дай Бог не вписать туда новоиспеченных «предателей»; В итоге работа затянулась на 4 года и закончена не была.
Но той картине, о которой сегодня пойдет речь повезло гораздо больше. Она не просто была завершена, но и стала новой иконой, революционным фетишем для народа.
Перед ней плакали и падали в обморок. С точке зрения искусства, это, безусловно, шедевр. С точки зрения этики и нравственности эта вещь вселяет ужас. Ужас от того, что человеческая жестокость, как и человеческая глупость почти не знают пределов. Почти. Есть один предел, который точно останавливает и то, и другой - это смерть.
Собственно, ее мы тут и наблюдаем. Марат - этот «ами дю пёпль», друг народа, был убит в собственной ванной юной Шарлоттой Корде, которая тем самым пожертвовала собственной жизнью, но спасала сотни если не тысячи людей. Марат славился своей страстью к обличению врагов революции, республики и Франции, он виртуозно находил предателей и неравнодушных старому режиму людей и своей широкой росписью отправлял их на гильотину. Более того, он не переставал работать даже в ванной (чем так восхищался Давид!). Ванна была единственным средством, чуть облегчавшим страшнейшую кожную экзему, которой страдал этот мученик. Летом кожа начинала зудеть, а бумажек с приговорами становилось куда как больше.
Он принял Шарлотту, потому что та, в своем просительном письме как раз обещала раскрыть имена очередной порции врагов на севере Франции, в ее родном городе Кан. Давид заботливо зафиксировал записку (текст конечно произвольный) на полотне.
Естественно, как только о смерти Марата стало известно, Давиду поручили заняться портретом героя и его похоронами. Последнее включало в себя обязательное бальзамирование тела, ибо многие люди придут попрощаться и поклониться мученику за Республику.
Когда я читала, как это все происходило, сам процесс подготовки и бальзамирования - волосы шевелились на голове. От дикости происходящего, от бесконечного фарса, от того, как возможно так надругаться над реальностью? И более всего от того, как в это верили люди, люди каждый из которых мог бы стать следующем в бесконечных списках предателей дела Республики.
Сделать красиво в реальности у Давида не получилось. Не буду вдаваться в детали, но с состоянием кожи были большие проблемы и герой быстро терял и форму и человекоподобность.
Но на холсте у художника не было никаких препятствий. И он создал свою версию революционной Пьеты.
Среди главных достоинств этой вещи специалисты называют совмещение конкретики определенного исторического факта/события и вместе с этим абсолютной вневременности.
Здесь и античная скульптура и христианская икона - некий архетипический образ мученика.
Ванна преображается в античный саркофаг, простыни и полотенца в погребальные пелены, деревянный ящик - в погребальную стеллу, а некрасивый, испещренный экземой и собственной злобой человек в античного красавца с лицом святого. Скульптурный рельеф ниспадающей вниз руки - здесь и Микеланджело и Караваджо.
Давид использует темный нейтральный фон, усиливая драматичный эффект. Как-то не по себе становится от этого идеально классического подхода к композиции, холодного и выверенного, где все вертикальные и горизонтальные оси четко сбалансированны, и при этом эмоциональной остроты переживаемого события. Ледяная вещь, жуткая, напряженная и великолепно сделанная.
Надо сказать, Давид зашел слишком далеко. Он заигрался в революцию и пропустил момент, когда надо было менять курс. Но ему отчасти повезло. В тот день когда Робеспьера и его шайку объявили виновными, Давида в конвенте не было. И хоть он и заявлял, что выпьет цикуту вместе с Робеспьером, последний взошел на помост без Давида. Художника революции объявили тираном искусств и бросили в тюрьму, где он довольно быстро и серьезно пересмотрел свои взгляды. Дальнейший путь Давида - путь светских портретов и сценок в духе Леонида у Фермопилл нас уже не особо волнует и, видимо, художника тоже.
Смерть Марата осталась вершиной его творческого пути. Это технически и образно совершенный пример художественного воплощения искренней веры человека в чужие смыслы.