*НАЧАЛО ЗДЕСЬ.
Глава 16.
Руки у Савелия тряслись, он не мог больше глядеть, как смотрит на него ведьма, разделяет их только оконное мутное стекло. Из чёрных, как самая тьма глаз старухи по морщинистым щекам текли кровавые слёзы, она разевала беззубый свой рот и до крови жевала язык остатками гнилых зубов, изрыгая чёрную кровь.
Едва дождавшись первых петухов, после которого за окном стих этот заунывный вой старухи, Савелий достал из-под кровати сундук и трясущимися руками открыл его. Собрался было достать белый рушник, в который была завёрнута его куколка, но вдруг услышал едва различимый шёпот:
- Сними верёвочку, Савушка! – оглядевшись по сторонам, Савелий не понял, откуда этот шёпот… пусто было в его спальне, дверь на ключ заперта.
- Савушка, Савушка, сними верёвочку, - припевал негромкий голосок и у Савелия побежали мурашки по спине.
Он достал свёрток серого сукна, развернул его и достал куколку… шитый золотом и серебром кукольный сарафан блестел в неярком свете стоявшей на столе лампы, и Савелию показалось, будто в этих бликах куколка ему подмигивает.
- Не отдавай меня, Савушка, не отдавай страшной старухе, - шептал голос, словно даже отражаясь от стен, он раздавался… отовсюду.
- Не отдам, - растерянно промямлил Савелий, - Но что же мне делать? Старуха меня со свету сживает, помереть не может и каждый день приходит, спать не даёт!
- А я тебя научу! – шептал голосок ласково, - Коли сделаешь, как скажу, мы с тобой ещё сильнее станем! Не вяжи меня верёвочкой, душно мне с ней… Ложись спать, всё образуется.
Савелий завернул куколку в сукно, верёвочкой не стал вязать, только рассмотрел – странная верёвочка, узелки да петельки на ней навязаны, наплетены странным порядком. Положил и верёвочку в сундук поверх свёртка серого сукна, да и запер сундук. За окном было ещё темно, осенние облака укутали небо плотным одеялом, можно ещё поспать. Едва улёгшись, Савелий заснул, да только в этот раз беспокойными, страшными были его сны, словно два голоса у него в голове ругались и старались перекричать друг друга.
Утром он поднялся совершенно измученным, еле встав с кровати. Позвал Лукерью и велел, чтобы Анфиса принесла кофий ему в комнату немедля, у него сегодня дел полно. И пусть приготовят ему пальто, да пусть там не копаются, привыкают всё скоренько справлять, что хозяин велит! Иначе розог получат в науку!
В доме все забегали, привыкши раньше жить спокойной и размеренной, чуть даже ленивой жизнью. А тут что сталось – кофий несите, пальто подайте, а опосля обеда артельщики придут, всех в кухне покормить, потому что после трапезы Савелий Елизарович станут с ними беседу держать.
Анфиса вернулась с базара, погнала в кухню ленивую Лушку, а сама, едва сбросив душегрею, кинулась в залу, где сидела Евдокия, листая какую-то книгу, но больше в задумчивости глядя в окно.
- Дуся! Дуся, чего я слыхала то! Страсти какие старая Комариха рассказывала… ох, в горле пересохло, бежала как, тебе рассказать!
- Садись, - сказала Евдокия и подвинула кухарке небольшой подносик, стоявший на столе, там янтарным цветом переливалась наливка, - Чего опять стряслося?
- Дак про Прасковью-то, повитуху, знаш ли чего бают?! Ох, аж душа зашлася, - Анфиса явно тянула с рассказом, обмахивая красное лицо, чтоб подогреть любопытство и вторую стопочку себе налить, - Комарихина соседка бывшая, Маланья старая, которая вдовой осталась и сыновей схоронила, так она теперь в богадельне при церкве нашей живёт, потому как в дому и по хозяйству сама уж плохо смогает. Отец Павел её и отправил старую повитуху приглядеть, ну а как? Дескать, в богадельне старухи тоже не за просто так свой хлеб есть должны, а ещё и богоугодные деяния творить, чтобы душу свою спасти и на страшный суд праведно взойтить! Что ж делать, отца Павла не ослушаешься, пошла Маланья к повитухе в дом, прибрала, чего смогла, поесть приготовила. Девчонка соседская ей помогала, Настюшка, справились кой-как, обиходили лежачую. А повитуха уж и на вид, и на дух нежилец, в чём душа держится – неведомо, иссохла вся, кости торчат, почернела! Ну ладно, Маланья ночевать наладилась у повитухи, два дни ей отец Павел назначил за болящей бдеть. Виш как – они там по очереди, старухи-то из богадельни, за немощными присматривают по велению отца Павла, ну вот, Маланьин черёд пришёл. Как стемнало, отвечоряли, зажгла Маланья малую све́чушку, молиться начала. Что тут сталось! Уж как сказать, правду ли Комариха баит, но дюже страшно! Как стало повитуху корёжить, как начали её черти-то ломать, у Маланьи чуть удар не приключился! Села под образа в уголок, крест в руках держит, а уста словно замёрзли, молиться не смогает, едва только «Отче наш» шепчет! А повитуха-то встала! Вот тебе и лежачая, а тут – встала! Только не сама она встала-то, это бесы всё, бесы! Да как стали бесы по избе повитуху гонять – по стена́м, по углам скачет старуха, воет да хохочет! Тут Маланья глаза закрыла, крест да молитвослов к себе прижала и сознания лишилась! В себя пришла уж опосля первых петухов, глядит, а повитуха поперёк кровати лежит, стонет, растрепанная вся. А образа в углу над самой Маланьей- все как есть перевёрнутые стоят! Маланья подхватилась и бегом в богадельню, а по пути Комариху и встретила, всё ей и рассказала! Баит – ни в жисть больше не пойду к повитухе, за ведьмой этой пусть черти приглядывают! Пусть хоть чего отец Павел делает – а не пойду! Так Маланья сказала, а как в богадельню пришла, так и слегла. Поди сама помрёт вскорости!
- Да врёт она всё, Комариха эта! – махнула рукой Евдокия, - Я всегда за ней такой грех замечала – лгунья она и сплетница! Маланье всё поди приснилось это, а может и придумала невесть что, чтобы больше не ходить старухе помогать! Прасковья, повитуха-то наша, хоть и грешна, а всё ж поди не больше других! Ступай в кухню, скоро уж обед пора подавать, Савелий Елизарыч и так сердится, что все ленивые да квёлые ходят, что он приказывает, ничего не справляют! Вот выгонит всех, будете тогда знать! Ты, Анфиса, куда пойдёшь сама, как не в ту же богадельню? Вот и ступай, справляй дело, как надобно!
Евдокия отодвинула от кухарки поднос с наливкой, зря только угостила – думала, что дельное кухарка расскажет, а н нет, сплетен разных нанесла только, дура неотёсанная! По селу чего только не болтают, кому другой заботы нету! Вот у неё, Евдокии без этих разговоров делов-то полно, зимовать вон скоро тут, надо дом да двор соблюсти, да и Савушка забот прибавляет, исхудал весь, глаза провалились… И лекаря звать Евдокии не дозволяет, сердиться изволит! Евдокия тяжело вздохнула, видать придётся всё ж Савушкиной матушке отписать… Вот в уезд Савелий ехать собрался, раньше-то завсегда с ним Евдокия ездила, а теперь… приказал ей дома оставаться, и дольше говорить не захотел, ушёл в кабинет, да и заперся там.
Через несколько дней наскоро собрался Савелий и отбыл в уезд, конюха не взял, с лавочником Антипом Никитиным поехал, когда тот за товаром отправился. Старый Евлампий Фокич только головой качал, не зная, что и думать об таких вот переменах в Савелии… да тишком отписал Елизару Григорьичу, всё как есть обсказал, как дела тут обстоят. Так они и уговаривались, только вот теперь не знал Евлампий, понравятся ли отцу такие в сыне перемены… Отбыл Савелий, да целый список оставил, что и как в его отсутствие сделать надобно, да погрозил розгами за лень и ослушание!
А по селу всё так и ходили страшные слухи про старую повитуху. Приходила Анфиса с базару или с лавки, да одно страшней другого рассказывала. И что отец Павел самолично ходил к старой Прасковье в избу, молиться о грешной душе, да, сказывают, бежал оттуда со всех ног, подобрав рясу и уронив кадило. А после отправил трёх молодцо́в, те разобрали конёк на крыше повитух иной избы, да только не помогло это – как наступали сумерки, даже соседские собаки прятались кто куда, чтобы не слышать страшный вой из повитухиной избы.
А потом всё стихло, но только не страшные слухи… Баяли люди, что не сама отдала Богу душу старая Прасковья – убили её… Утром послал отец Павел дьяка проверить, что там с болящей, а тот и поседел весь, как в избу заглянул. Убили старую повитуху, кочергой голову проломили, вот и вся кончина. Молиться истово призвал отец Павел за душу новопреставленной, ибо тяжки грехи её, но милостив Бог, простит покаянного.
И никто не слыхал, не видал, как тихо шептала Савелию куколка в озолоченной короне, в ночи у раскрытого сундучка:
- Напилась я крови, не даром то было! Теперь скажу тебе, где золото отыскать, много, несметное богатство тебе подарю! Ты меня слушай, приведу тебя – бери руками, сколь сможешь, вози возами, сколь захочешь… Не страшна мне теперь постылая старуха, и тебе не страшна!
Не страшна-то не страшна… а только лучше и покойней спать Савелий не стал. Теперь все его думы занимало оно – золото!
Продолжение здесь.
Дорогие Друзья, рассказ публикуется по будним дням, в субботу и воскресенье главы не выходят.
Все текстовые материалы канала "Сказы старого мельника" являются объектом авторского права. Запрещено копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие ресурсы и сайты в сети Интернет), а также любое использование материалов данного канала без предварительного согласования с правообладателем. Коммерческое использование запрещено.
