оглавление канала, часть 1-я
Бороться со сном мне долго не пришлось. Вскоре послышались осторожные легкие шаги нашего «канатоходца» Павла. Полог палатки бесшумно отодвинулся, и он тихо позвал:
- Анна, ты спишь?
Я, прикинувшись бревном, лежала неподвижно и только тихонечко сопела, прикидывая в уме, мне сейчас начать «бредить» о своем сне, или немного, для приличия, подождать. Конечно, дело было вовсе не в каких-то там «приличиях»! Я просто не могла знать, какое действие должен был оказать этот «чудесный» напиток, так заботливо подсунутый мне Павлом. Может он действовал, как «элексир правды» и мне не положено было «бредить», а чинно-рядно, дожидаться наводящих вопросов? Вот бы знать! С инициативой тут лезть не стоило, могут на «раз» раскусить мою игру, и тогда я попросту спалюсь. О последствиях этого было лучше не думать. Подозрительные, заразы, как наш завуч по учебной части, когда расспрашивал нас, кто подсунул дохлую мышь «химичке», а мы все с честными глазами, твердо стояли на том, что знать не знаем и ведать не ведаем.
Пока я так ломала голову, он подсел ко мне и заглянул в лицо. Разумеется, видеть этого я не могла, но чувствовала его напряженный взгляд, словно и вправду, могла это видеть. А еще, было слышно его сдерживаемое и напряженное дыхание. Внезапно, моей щеки коснулись его чуть суховатые губы. От неожиданности, я чуть глаза не вытаращила. Может, на это и было рассчитано? Вот же, иезуиты проклятые!! Но, решив, что мне надо на это все же, хоть как-то прореагировать, тихонько улыбнулась, и, чтобы усилить эффект, еще и вздохнула. Легонько так, почти как «спящая царевна». Над самым моим ухом раздался его шепот:
- Ты меня слышишь, Анна?
Я, все еще не сумев для себя решить дилемму, насчет, «бредить» или ждать наводящих вопросов, молчала, как пень. Мое молчание, кажется, его озадачило. Потому что, он полез доставать пустую кружку, стоявшую неподалеку от меня. Так… Значит, все-таки, наводящие вопросы. Тогда следует гукнуть хоть что-нибудь на следующий. А то, что он непременно будет, я уже не сомневалась нисколько. Павел еще чего-то пошуршал рядом, не иначе, проверял, не вылила ли я чай куда на пол. Я ехидненько подумала про себя: «Вылила, еще как вылила, но ты этого места не нащупаешь…», и даже мысленно показала ему язык, порадовавшись собственной предусмотрительности, что не выплеснула «секретный» чай прямо на пол в палатке. Очень хотелось поглядеть, как он ощупывает в полутемном пространстве землю вокруг. Но сдержала собственное глупое любопытство. Не ровен час, заметит дрожание ресниц, или еще как почует. Кто их знает, этих темных, какие у них там еще способности!
Наконец, он закончил свой осмотр, и опять уселся возле меня. Я расслабила мышцы на лице, насколько смогла, как это бывает со спящими людьми, и принялась ждать. Он несколько мгновений рассматривал меня, потом, осторожным и каким-то почти нежным жестом, убрал у меня с лица прядку волос. Мне стоило большого труда, чтобы не дернуться при этом. Я даже через закрытые веки чувствовала всей кожей его внимательный взгляд. Нет, ребята… Я так долго не выдержу. Рано или поздно, он может заметить мое внутреннее напряжение. А значит, нужно расслабляться. И я стала вспоминать, вспоминать что-то приятное. И тут же услышала шелест ночного ветерка в старых тополях, растущих возле моего дома, мурлыканье моего кота, когда он забирался ко мне на кровать и укладывался там в ногах. И так увлеклась, что совершенно позабыла о присутствие рядом со мной моего врага. Именно, что врага! Я не минуты не сомневалось, что Павел или Пазылбек, несмотря на всю его сюсюкающую обходительность, мне вовсе не друг. И чуть было все не испортила, едва не вздрогнув, когда неожиданно услышала над самым ухом вопрос, выдергивающий меня из моих приятных воспоминаний в реальный мир, произнесенный тихим, но твердым, «специальным», как у гипнотизера, голосом:
- Анна… Расскажи мне… Что ты видела во сне? Почему кричала?...
Разумеется, сразу «рапортовать» не стала. Немного поиграла лицом, чуть хмуря брови и морща нос, словно увидела что-то неприятное. А уже после, прерывистым шепотом, стала «вещать», впрочем, стараясь не переигрывать:
- Холодно… Снег глубокий… Ветер с ног сбивает и воет, воет… Жутко. – Сделала приличествующую паузу, и снова начала: - Глаза… Огнем горят… Голоден и очень злой… Заметил меня…Бегу… Со всех сил… Ноги вязнут в снегу… Слышу за спиной его дыхание… А-а-а-а… - Напоследок, я захлебнулась придушенным криком, начав метаться, словно на меня и впрямь, напал снежный барс.
Павел тут же принялся меня утешать, наговаривая какие-то странные слова, на неизвестном мне языке. И это была точно, не казахская, не киргизская, и даже, не китайская речь. Но после этого, мое сознание начал заволакивать какой-то туман, вязкий и тягучий. И выбраться из него у меня уже не было сил. Единственное, на что я была способна в последние мгновения, прежде чем окончательно вырубиться, была картинка ирбиса, подкрадывающегося ко мне по заснеженным скалам.
Пришла в себя (не могу сказать, что проснулась) я уже перед самым рассветом. На улице все еще было темно, но влажный, прохладный воздух, проникающий сквозь щели, говорил о близком наступлении восхода. Сколько я пробыла в отключке, сказать было трудно. Но состояние у меня было точно таким, каким мне описывал его Юрик, когда однажды он напился на какой-то вечеринке у себя в училище. Голова гудела ровным, заунывным звуком работающего на полную мощность трансформатора, а во рту было сухо, и было такое ощущение, что вместо языка у меня распухший кусок наждачки. Снаружи слышались тихие голоса. Кажется, мои «друзья» обсуждали мой «сон». Хотя, говорили они и тихо, но мне удалось разобрать некоторые фразы и отдельные слова.
Павел, похоже, успокаивал своего шефа, убеждая, что снился мне вполне безобидный сон про барса. А «Сергеич» упорно не хотел в это верить, подозревая меня во всех смертных грехах, и в продуманном лукавстве заодно. Собственно, он был прав, но обрадовать его этим известием я не спешила.
Из всего этого, я могла предположить, что спала я не больше часа-полутора. Конечно, если бы я нормально поспала даже это короткое время, то для моего уставшего, если не сказать, измученного, организма, и это время было бы счастьем. Но, увы, благодаря все тому же Павлу мой сон не принес мне ничего, кроме новых мучений. Я уже собралась подать голос, попросив пить, как что-то меня остановило. Я вдруг почувствовала… Черт знает, что я почувствовала в тот момент. Это было на грани ощущения. Словно я стояла на берегу реки или моря, а волны, вызванные где-то бушующей стихией, только едва-едва докатывались до моих ног. Или на крик в горах. Когда кричит кто-то, находящийся от тебя на значительном расстоянии, а до тебя долетает только бессмысленное «а-а-а». Но, я уже привыкла прислушиваться, а что еще важнее, доверять даже малейшим изменениям собственных ощущений. Где-то, что-то происходило. Что-то… страшное? Опасное? Нет!!! Я разозлилась на себя, потому что не могла понять, что именно я ощущаю, а посему, не могу реагировать на это правильно! Нужно было выползать из палатки, нужно было умыться холодной водой, и, разумеется, нужно было попить. Это – в первую очередь. С остальным будем разбираться потом.
Мой «выход» из палатки, если можно было так назвать передвижение на четвереньках, был, почему-то, воспринят моими спутниками с легкими признаками недоумения и, я бы даже сказала, паники. В отсветах костра было видно, как у «Сергеича» удивленно поднялись брови. Наверное, после насланного на меня дурмана, я должна была дрыхнуть до обеда. А я вот она, выползла, называется… Но откуда же мне было знать, черт бы вас всех побрал, с вашими тайнами!!! А Павел принялся срочно хлопотать, если не сказать, кудахтать, вокруг меня, тем самым пытаясь скрыть эти самые недоумение и панику. Первый вопрос был совсем глупым.
- Ты проснулась?
Я ответила с усмешкой, едва ворочая распухшим во рту языком:
- По-моему, это очевидно, ты не находишь? – А потом, проворчала, добавив сердитого раздражения в голос, которое, кстати, мне не пришлось имитировать, потому что, именно так я себя и чувствовала в тот момент: - Что за отравой ты меня вчера напоил?! Чувствую себя хуже некуда! – И добавила тоном, не терпящим возражений: - Мне надо к реке. Умираю, хочу пить, да и умыться сейчас не помешало бы…
Моя «нянька» суетливо вскочил на ноги, бросив многозначительный взгляд на своего шефа, словно он ему хотел сказать, мол, видишь, все как я и обещал, все под контролем, и кинулся ко мне с какой-то фляжкой, предлагая напиться сразу же, тут на месте. Я опасливо покосилась на баклажку в его руке. Кто знает, какой еще дряни они там намешали! Упрямо мотнула головой и пробурчала, что предпочитаю напиться непосредственно из реки. Павел остался недоволен моим упрямством, и как бы в компенсацию этого, твердо решил меня сопровождать. Схватив фонарик в одну руку, другой он сграбастал мою ладонь. Я не сопротивлялась, а, если честно, была даже довольна, что у меня будет надежная опора и я себе на камнях не сверну шею, потому что голова все еще была не в надлежащем порядке.
Кое-как, спотыкаясь, мы дошли до берега реки. Я не стала особо мудрствовать, а, улегшись на живот, просто опустила голову в ледяные струи, подрагивая от холода всем телом. Мера, конечно, была суровая, но в моем случае, необходимая. В себя я пришла довольно быстро. Отряхнувшись по-собачьи, я зачерпнула горстью воду и принялась жадно пить. Зубы ломило от холода, но это тоже было мне только на пользу.
Я уже зачерпывала третью горсть, когда вдруг, где-то в горах, раздался чудовищный рев. Я замерла, разжав ладони, сложенные лодочкой. Вода медленно, тяжелыми каплями стекала с пальцев на камни. Рев повторился и горы, словно вмиг взбесившаяся толпа, подхватили этот рев, расплескивая звуки по склонам: «Ое-ое-ое…» Около нашей стоянки испуганно заржали лошади. Павел суматошно вскинулся, бестолково тыча фонариком в разные стороны. И по этому его суетливому, если не сказать, глупому действию, было понятно, что он напуган, и напуган всерьез. Этот звук не был похож ни на рев медведя или барса (которых, к слову, здесь и быть не могло), не был он похож и на звук, издаваемый человеческим горлом. Но мне, в отличие от моего сопровождающего, страшно, почему-то, не было. В этом реве слышалась скорее обида, нежели ярость или угроза. А вот озадачена я была невероятно. Когда последние звуки эха затихли где-то вдалеке, скорее, обращаясь к самой себе, чем к Павлу, я задала риторический вопрос:
- Интересно… Кто бы это мог быть? – А потом уже к Павлу: - Ты не знаешь?
Он все еще продолжал оглядываться (совершенно без толку) по сторонам, и ответить мне не пожелал. Скорее всего, просто потому что, либо, он не знал ответа, либо, знал, и очень хорошо, но мне предпочел об этом не говорить. Понаблюдав его суету, я склонялась ко второму варианту. Он очень хорошо знал, кто издавал этот рев. Интересно… Очень интересно… Но, естественно, сам он об этом, по крайней мере, пока, мне не скажет. Досадно! А он, схватив меня без особых церемоний за руку, коротко бросил:
- Пойдем скорее… - И поволок меня, чуть ли не силой, вверх, в сторону лагеря.