После Второй мировой войны многие вещи растворились, будто и не существовали вовсе, списки исчезнувших сокровищ огромны. Коллекционеры еврейского происхождения, лишившиеся своих прав и имущества, были заморены в концентрационных лагерях. Вся эта катастрофическая неразбериха привела к тому, что «ничейные» произведения появлялись на рынке и продавались как частным коллекционерам, так и серьезным музейным институциям.
Несколько раз в год в новостных сводках мелькают заголовки о том, что картины отзываются из музеев или из частных коллекций и передаются в семьи своих прошлых владельцев в рамках закона о реституции. Сегодня это, безусловно, символичный, но совершенно беспомощный жест раскаяния. Но, к сожалению, процесс этот не так однозначен и справедлив, как может показаться.
Простых выходов из подобных ситуаций не бывает. Как правило, в случае исков, мы сталкиваемся с ущемлением обеих сторон: моральным давлением, финансовой ответственностью. На одной чаше весов – нравственный долг перед памятью погибших при геноциде, а, с другой – законная сделка, совершенная заинтересованными лицами, заплатившими огромные деньги за право обладания произведением искусства. Ведь, если представить, что все произведения вернутся на родину, к семьям своих первоначальных владельцев, самые знаменитые музеи лишатся жемчужин своих собраний.
Аукционные дома и Эра притязаний на реституцию
В последние десятилетия в крупнейших аукционных домах организованы целые отделы, в задачи которых входит выяснение истории произведений искусства, выставляемых на торги. Ни один предмет искусства из числа похищенных нацистами не может участвовать в аукционе до тех пор, пока не будет выявлен его законный обладатель. Сомнительный провенанс произведения в периоде с 1932 по 1945 год отметает всякую возможность его продажи.
Особой тщательности требует анализ сделок, проходивших в Париже в военное время, поскольку именно там сбывалась львиная доля похищенных нацистами сокровищ. В Christie’s более 25-ти лет работает отдел по реституции, который занимается выявлением случаев кражи, преследования, конфискации искусства, продаж, совершенных под давлением и по принуждению в Европе в период 1933-1945 годов. Подобные расследования приводят к совершенно обескураживающим результатам – вскрываются случаи коллаборационизма в высших художественных кругах, не гнушавшихся торговать крадеными вещами: репутационные риски несут и ныне процветающие фирмы и аукционные дома. Получается, что данная тема чувствительна абсолютно для всех участников.
Но не только аукционщики ведут собственные расследования по прояснению затуманенных провенансов. Нью-йоркский музей «Метрополитен» также решил начать системную работу по прояснению происхождения экспонатов, для чего был нанят на работу один из бывших топ-менеджеров Sotheby’s. Его задача – руководить новым отделом по доскональному исследованию истории владения поступающих в музей предметов.
Коммерческие интересы
Помимо моральных аспектов реституция затрагивает коммерческие интересы самых разных лиц и организаций. Картины стоимостью в целое состояние сразу же отправляются на торги и в одночасье делают потомков жертв преступлений нацистов богачами, ведь сегодня на арт-рынок не так часто попадает искусство такого уровня, как то, что находилось в довоенных европейских собраниях. И каждое такое появление производит эффект разорвавшейся бомбы.
Адвокаты, выступая с исками от пострадавшей стороны, и выигрывая реституционные споры, заработали огромные состояния. Но существуют и теневые агенты, расследующие истории произведений и подталкивающие их бывших (часто – подставных) владельцев подавать иски и предъявлять права (ненастоящие). Поскольку лакуны в провенансе в интересующем промежутке времени существуют у многих произведений, не так сложно «додумать» историю владения и предъявить фальшивые доказательства своих притязаний. Многие нынешние владельцы вынуждены расставаться со своими сокровищами лишь потому, что не могут доказать неправомерность требований иска.
И все-таки искусство возвращается
В 2002 году Национальная галерея Берлина была вынуждена вернуть рисунок Ван Гога «Оливы», некогда принадлежавшее Максу Зильбербергу его единственной наследнице, невестке. Это был один из первых примеров тщательно расследованного иска и возмещения ущерба. Макс Зильбельберг – крупный промышленник еврейского происхождения из польского Вроцлава. В 1935 году он продал свою внушительную коллекцию на аукционе, в ходе которого Берлинская Национальная галерея приобрела тот самый рисунок. Во время войны коллекционер погиб в концентрационном лагере, и лишь в конце 1990-х были рассекречены архивы, доказывающие, что сделку в 1935 году он совершал под давлением, и сегодня она не может считаться легитимной. От работы Национальная галерея незамедлительно отказалась в пользу наследницы Зильберберга.
Также добиться положительных результатов удалось потомкам нескольких жертв – уроженцев Вены; из австрийских музеев им были возвращены дорогостоящие картины Густава Климта и Эргона Шиле, одна из немецких галерей вернула хрестоматийного Кирхнера. В целом, многие музеи расстаются со своими картинами после тщательно проведенных расследований и выявления фактов незаконного приобретения в годы нацистского режима. Но существуют и обратные примеры, когда судебные тяжбы с ведущими мировыми музеями тянутся годами. Так, Наследники немецкого художника Георга Гроша годами борются за возвращение конфискованных в 1933 году картин. Три из них сейчас находятся в МоМА.
Еще сложнее дело обстоит, когда иск на реституцию предъявляется частному коллекционеру, когда картина была куплена честно, но выяснилось, что во время войны она была похищена. Закономерно, что нынешний владелец не желает расставаться с произведением, которое стоит больших денег. Но в игру вступает моральный долг перед жертвами нацизма, да и пока над картиной тяготеет законный иск о реституции, продать ее нельзя. Это психологический парадокс, задача с двумя жертвами. Бывает, что обе стороны приходят к мирному соглашению и договариваются о продаже картины и разделении врученных средств. Но так происходит, увы, не часто. В любом случае неловкость и ущемление собственных прав будут чувствовать оба.
Подводя итог вышенаписанному, можно сказать, что вопросы, связанные с реституцией, до сих пор являются актуальными в международном частном праве и болезненными с точки зрения психологии. Многие культурные ценности по сей день не возвращены на их «родину», что является существенной недоработкой как международных организаций, так и государств в целом.