АВТОРЫ: Н. С. Гаврилов Г. А. Горбачева И. В. Денисенко
Часть Первая
Часть вторая: https://dzen.ru/a/ZwI74-Qp-SfkgVA3
«Так начинались мы…»
Леонид Леонов. «Русский лес»
Петрозаводский Лесотехнический техникум – старейшее образовательное учреждение, «ровесник» Республики Карелия (Карельская Трудовая Коммуна – 1920, Петрозаводский Лесной техникум – 1924).
«Кузница кадров» главной отрасли экономики Карелии, «красавец-техникум», приветливо распахивающий двери сотням выпускников из районов Карелии, Мурманской, Ленинградской, Вологодской областей – отмечает свой столетний юбилей!
«Орбита» техникума пересеклась с множеством прославленных имён, великих событий, ратных подвигов.
Рассмотрим основные вехи исторического пути одного из лучших современных учебных заведений Карелии, пути, который неотрывен от истории страны.
Предыстория
Край карельский – край лесной, озёрный, рудный.
Издревле вся жизнь «корельчанина» связана с лесом. Охота и рыболовство, распашка земель, борьба со стихией воды и камнем составляли смысл бытия первых обитателей северного края.
Осваивая суровую землю, наши предки учились валить вековые, «рудовые»[1] сосны, ставить срубы. Строили мельничные плотины и сплавляли лес. Обрабатывали металлы, украшали храмы и терема подсмотренными у природы, у цветов, у сосновых побегов, у еловых шишек, куполами. Выпаривали на дровах соль в огромных «сковородах»-цренах. Делали из бересты «водогляды» для ловли жемчуга и «громовые трубы», на зов которых выходили заплутавшие в карельской тайге. Колдовали над узорным осиновым лемехом, создавали киоты для Соловецких икон. Шли на зверя с самодельными кремневыми ружьями, мастерили – «шили» лодки. Население было немногочисленным, знания и умения, тайны мастерства передавались от отца к сыну.
Прообраз нашего учебного заведения появился с началом деятельности в крае «Великого Мыслителя о благе России», Императора Петра Первого – и исходя из нужд Великой Северной войны (1700-1721).
На берегу «Онего-озера» Петр основывает город-крепость, «для Европы страшного и в ужас приводящего построения и устроения заводов», пушечных заводов! – работа на которых требует технических знаний. Петрозаводску уготовано стать городом Воинской Славы России!
Кроме пушек, Петровские заводы производят якоря, ружья, пистолеты, снаряды, ядра, алебарды, тесаки, бердыши, кортики. В числе заводских цехов – пильная мельница, четыре домны для плавки руды, молотовая, ложевая, якорная, «проволошная» и другие мастерские.
Часть «корпусов» Петровских заводов находилась на месте современных мастерских Лесотехнического техникума.
И если в начале пути заводом руководят привозные мастера, русские и иностранные, то в скором времени возникает потребность в кадрах и создается первая Петровская («горнозаводская») школа производственного обучения литейщиков, кузнецов, деревообработчиков, пожарных.
Уже при Петре появляются намётки будущих отраслей экономики края (и, в перспективе, специализаций техникума): строительством заводов положено начало промышленным лесопилению, деревообработке, металлообработке. На заводах действуют сложные механизмы, обустроены пожарные трубы с водой, использована белая огнеупорная глина. При вырубке леса «запрещено оставлять пеньки больше пол аршина высотой», за рубку молодых берез на веники – штраф. Пётр отмечает особый, «террасный», ландшафт города, привлекает лучшего «дизайнера» для создания дворцового парка. Строят «город»-крепость заонежские плотники.
![Пильная мельница. Рисунок из книги В. Геннина 1735 года, единственное переиздание 1937 года, «Описание уральских и сибирских заводов»[2]](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/271828/pub_67021409bb381f35b97078fc_67022396996627484c8e3dd8/scale_1200)
Создатель школы при заводе – Виллем (Вильгельм) де Геннин, управляющий заводами (в будущем основатель города Екатеринбурга).
Часть учеников обучалась профессии, часть – специальности, получала навыки «технолога», техника-руководителя. В учение брали детей дворян и низших чинов, а также «церковниковых» детей.
Занятия в школе летом велись по двенадцать, зимой по семь часов (поменьше, из экономии «сальных свечей»). В самый тёмный месяц года назначаются каникулы. Пишут «мелом на чёрных досках». Поддерживается строгая дисциплина. Для учителей особенно предосудительно пьянство.[3] Предположительно, школа могла располагаться в «Походном» дворце Петра.
В восемнадцатом веке Карл Карлович Гаскойн (будущий основатель Луганска) возрождает производство (Александровский завод – наследник Петровских заводов).
В девятнадцатом веке на территории Карелии, одного из ведущих в России центров лесозаготовки, уже действует несколько крупных предприятий: Соломенский лесозавод (в год распиливается по пятьдесят-шестьдесят тысяч брёвен), Кемский и Ильинский заводы.
Идёт сплав леса «кошелями», плотами из брёвен. Сплавщиков именуют «бурлаками».
До восемнадцатого века господин в лесу – топор, позднее появляется одноручная и двуручная пилы.
Работа лесоруба – одна из наиболее тяжёлых. Лес заготовлять – не кружева вязать, говорили в старину. Ты лесоруб, «если можешь за год две пары сапог износить».[4] Зимой (лето – сезон полевых работ) где рубят, там и живут. Строят временное жильё – «маюшки», «такие низенькие, что только на коленях в них можно было ползать», в них же складывают из булыжника «каменки» и «задыхались же потом от дыма, коптились»! Однажды лесорубы набрели на медвежью берлогу, выкурили «хозяина», дверь сколотили, да зиму скоротали. Из мужика «бор все соки высасывал за зиму». Ещё жутче, чем от дыма, задыхается лесоруб в кредитной кабале владельца лесного «приискового участка».[5]
Добавляют проблем «…губернатор, местные лесохозяева и губернские чиновники, нравственная стойкость которых была, как правило, обратно пропорциональна размеру предполагаемого куша». [6]
Пятнадцать процентов заготовленного леса экспортируется в Англию.
Для охраны лесов по указу Петра Первого создана «лесная стража» (комплектовалась из рекрутов), под руководством лесничих и подлесничих.
В 1839-1869 годах действует военизированный корпус лесничих. Окружной лесничий, в чине от штабс-капитана до майора, имел права командира батальона, штатное стрелковое оружие. В восьмидесятые годы девятнадцатого века закладываются основы лесного законодательства.
Среди должностей Лесного департамента упоминается и «учёный лесничий». Леса России не только охранялись государством, но и изучались, и возобновлялись.
На фотографии чуть ниже представлен «дом с мезонином», в котором жил в Петрозаводске окружной лесничий второй половины девятнадцатого века Иероним Кучевский.
•❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅•
В начале следующего, двадцатого века в дом лесничего древней Олонии из старинного села Ведлозера на Рождественскую ёлку позовут маленького мальчика, сына сельского учителя и акушерки…
«Сусальным золотом горят в лесу Рождественские ёлки, в кустах игрушечные волки глазами страшными глядят…» [7] – сказано почти о том времени.
Наверно, это будет красочное событие, под стать новогодней сказке Андерсена, если мальчик, один из героев нашего очерка, уже тогда, в детстве, определит для себя, что непременно станет лесничим…[8]
Только в кармане у него, годы спустя, будет лежать партбилет, а обязательство: «подарить» стране «двадцать миллионов кубов» карельского леса, он даст самому Сталину. Но об этом – чуть позже…
•❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅•
Город развивается. В конце девятнадцатого – начале двадцатого века в Петрозаводске появляются первые электростанции, первая пожарная дружина из добровольцев. Но промышленность носит в целом кустарный характер (плотницкие артели, «столярки»).
Продолжает работу заводская школа, создаются ремесленные училища с мастерскими. Они располагаются на Соборной площади (площадь Кирова), под сенью Святодуховского Собора и в свете первых электрических фонарей. Одним из методов обучения становится обучение более опытными, мастеровитыми учащимися менее опытных, начинающих, наставничество.
«Рождение» техникума и его «первые шаги» (1924-1930 годы)
Великая Российская революция (1917-1922 годы), разрушая старый мир, ставит весьма масштабные задачи. Намечены черты новой модернизации: план ГОЭЛРО (1920, одна из задач – механизации лесозаготовительной промышленности), а затем индустриализация (1929-1941 годы) должны в корне преобразовать аграрную страну в новую, индустриальную Советскую Россию.
Совет Труда и Обороны принимает постановление «О колонизации Карело-Мурманского края». Предполагается построить в Карелии бумажную фабрику, электростанции, большие лесопромышленные комплексы, модернизировать старые заводы, железнодорожные пути («поворотить олонецкие запасы к югу»), проложить новые водные, принят проект «Алюминьстрой», в край приглашают переселенцев, в том числе из Канады и США. Карелия получает часть Золотого фонда «Р.С.Ф.С.Р.».
Для решения этих задач необходимы специалисты-профессионалы среднего звена: лесоустроители, землеустроители, техники леса, деревообработчики, техники-механики на Онежский металлургический завод (многие выпускники-механики позднее придут работать именно на этот завод и продолжат рабочие династии, а с середины тридцатых годов завод начнет выпускать технику для работы в лесной отрасли).
Но делегаты Первого Всекарельского съезда Советов (1921)[9] отмечают огромные послевоенные трудности: предприятия разрушены, сплавы засорены, делянки заболачиваются, старорежимные «спецы» из случайных людей не отличат сосновой доски от еловой, нет «лесной стражи», национализация лесов нарушает традиционное лесопользование, доходит до драк крестьян с лесниками, нередки факты бандитизма. Поход Тойво Антикайнена на Кимасозеро ещё свежая новость.[10]
После Гражданской войны остановлено производство на Донбассе: на восстановление шахт молодой республике потребуется много сил. Необходимо топливо.
Но и на поднятие лесной отрасли Карелии нужны, как отмечают делегаты, «средства, средства и средства». Северный лес ведь – не только половина валютных ресурсов государства, его «неразменный» сказочный рубль, но и великая духовная ценность – страны, народа: «зыбка младенца и первая обувь, орех и земляника, кубарь, банный веник и балалайка, лучина на девичьих посиделках и расписная свадебная дуга, даровые пасеки и бобровые гоны, рыбацкая шняка или воинский струг, гриб и ладан, посох странника, долблёная колода мертвеца и, наконец, крест на устланной ельником могиле» – «терпеливо растолкуйте детям, что лес входит в понятие отечества…».[11]
Нужно учить и воспитывать профессионалов.
С этой целью шестнадцатого июля 1924 года «по постановлению правительственных и партийных органов» Наркомат Просвещения Карелии образует Петрозаводский Лесной техникум (далее Карельский Лесотехнический учебный комбинат, Карельский лесотехнический техникум, Карело-Финский Лесотехнический техникум, Петрозаводский лесотехнический техникум Карельского Совнархоза, Сортавальский лесной техникум, ПЛТТ, ГОУСПО «Петрозаводский лесотехнический техникум», ГБПОУ РК «Петрозаводский Лесотехнический техникум»).[12] Упомянутая в документе Плановая комиссия – орган Совета Народных Комиссаров (Наркомпроса).[13]
Кто лично мог предложить идею создания лесного техникума в Карелии?
В 1922 году главой Наркомпроса[14] республики, «наркомом» просвещения (народным комиссаром, министерская должность) становится Александр Федорович Нуортева (1881-1929).
В год образования техникума он уже возглавляет «КарЦик»[15], после А. В. Шотмана, то есть является «всекарельским старостой», наподобие М. И. Калинина.
По образованию Александр Федорович – педагог. Его мама была еврейкой, отец носил шведскую фамилию Нюберг, Сантери Нуортева – псевдоним …финского революционера. Дела дипломатии привели его в американский штат Орегон, известный поселениями иммигрантов-лесозаготовителей из Финляндии.
После разных перипетий истории был направлен на работу в Карелию.
С большим уважением он относился к народу, особенно у людям из крестьянских семей, к юношеству, в котором видел будущее страны, следил за судьбами своих «выдвиженцев». Часто бывал в рабочих посёлках, приезжал в старинное село Деревянное, останавливался у моста через речку Деревянка и вёл беседы с крестьянами о необходимости обучения детей – грамотное население в то время составляло в Карелии всего тринадцать процентов.
Можно предположить, что идея создание учебного заведения лесного профиля была близка ему, и как педагогу, и как одному из руководителей лесного края.
Человек необыкновенной судьбы[16], он был очень популярен в Карелии: в его честь некоторое время даже называли Онежскую набережную. Дети семьи Нуортева стали разведчиками.
В это время в Петрозаводске уже существует несколько средних профессиональных заведений: Механический техникум, Полиграфический, Экономико-промышленный, Педагогическое и Медицинское училища и Художественно-столярные мастерские, при «Союзе деревообделочников».[17] Большинство учебных заведений по-прежнему находится на бывшей Соборной площади (с 1923 года площадь Республики). «Не повезло» «духовникам»-семинаристам: в 1918 году их учебное заведение закрывают.
Техникум начинает работу в здании бывшего Ремесленного училища, в котором теперь располагается профессионально-техническая школа (Профтехшкола). По воспоминаниям, она носила имя М. И. Калинина. После революции и хаоса Гражданской войны училище «заглохло», да и школа влачит «жалкое» существование.
Создание сети училищ по всей России для «поднятия промыслов» было задумкой ещё императора Александра Третьего. Олонецкий край не может пропитать себя земледелием и разрушительным для семейств «отходничеством» в Санкт-Петербург, необходимо его промышленное развитие.
Деньги и лес на постройку здания Ремесленного училища (1895 год) выделили казна и руководство Александровского завода. Открытие было торжественным: приехали гости из столицы, военный оркестр Свирского батальона исполнил гимн.
Здание училища было спроектировано в классическом стиле, немного напоминая очертаниями двухэтажный «Походный» Дворец Петра на заводах с известного рисунка. В отделке использовалась рустика – кирпичная накладка по боковым сторонам и на парадном входе (со времён Древнего Рима такая облицовка применялась для укрепления уязвимых углов; руст означает и камень, и полоску между камнями).
Первым отделением училища было слесарно-кузнечное, но предполагалось учить и обработке дерева и камня. Современный лесопромышленный комплекс тогда именовался «деревообделочной промышленностью».
Срок обучения составлял три года, в училище брали с одиннадцати лет. Практика проходила на заводе. Из предметов можно отметить арифметику и счетоводство, технологию металлов и «сведения из физики», черчение, геометрическое и техническое.[18] В начале двадцатого века училище готовило также (даже!) судовых машинистов. В 1900 году слесарно-токарные работы учащихся и альбом по черчению удостоились золотой медали на всемирной выставке в Париже. На этой же выставке медалью было отмечено и радио А. С. Попова!
Три года (с 28.11.1943 по 30.01.1945) заведующим учебно-производственной частью восстановленного Ремесленного училища номер два («краснодеревцев-мебельщиков») был многолетний преподаватель лесотехнического техникума Л. Е. Якиманский.
Таковы были «соседи» и «предшественники» Лесного техникума.
В первый период своей истории (с 1924 по 1929 год) техникум позиционируется как Лесной (лесохозяйственный).
Соответственно, и первое в истории отделение техникума – «лесное хозяйство». Оно обеспечивает «нужды республики техниками-лесоводами для лесничеств и лесоустройства».
С 1929 года начинается подготовка специалистов по многим другим специальностям отрасли. Первое из новых отделений – лесосплавное (выпуск состоялся в 1932 году).
В тридцатые годы открываются лесозаготовительное и лесопильное отделения, техникум становится «лесотехническим».
А на первое время для нового образовательного учреждения выделяют …всего одну комнату. На нижнем этаже Профтехшколы мастерские, наверху учебные классы. Есть библиотека и физический кабинет, в котором теперь размещается шкаф с геодезическим инструментом.
Занятия идут в вечернюю смену.
План выпуска студентов нового техникума – двадцать человек в год. Срок обучения – три года (три курса).
Первым набором принимаются только юноши, только из трудовых семей. Однако в скорректированном отчёте руководства прослеживается: большинство студентов, набранных в разгар НЭПа, преимущественно из числа служащих. Известно, что в тридцатые годы детей из «нетрудовых» семей уже не брали: одному из абитуриентов придётся возвращаться домой и брать справку, что «отец, из служащих», давно умер.[19]
Девушек начнут принимать, но только в 1927 году.[20]
«Церковниковым» детям обучение запрещено. Но в отличие от дворянских детей и «поповичей» петровской заводской школы, в класс приходит молодёжь, тянущаяся к знаниям, к новой жизни и при этом не изнеженная, не боящаяся лишений и трудностей. В крестьянских семьях «велика тяга дать детям образование».
В соответствии с политикой «коренизации» (воспитания национальных кадров в противовес к политике царского правительства в национальном вопросе) – рекомендовано принимать преимущественно карел («националов»). Из отчёта за первый год работы ясно, что большинство зачисленных (двадцать четыре человека) – великороссы. «Карелл» четверо, и двое учащихся – евреи.
В данных за тридцатые годы отмечено, что сорок процентов обучающихся Лесного техникума – коренных национальностей, что «всё же на двадцать процентов меньше, чем в педагогических учреждениях».
К концу учебного года за партами трудятся над освоением «лесной науки» тридцать человек.
Первым заведующим становится А. Евтихеев [21] ( «директорство» Евстихеева достоверно подтверждается архивными данными), затем в последующие годы сменятся три заведующих, А. П. Бисеров, В. А. Богданов, К. П. Бокаров).[22] Финансирование техникума осуществляется на средства «местного Губернского бюджета».[23]
О том, каково было желание стать студентом нового учебного заведения, свидетельствует поданная в Карельский союз деревообделочников жалоба незадачливого абитуриента.
Областной отдел союза срочно просит дать разъяснения, почему «кандидат тов. Чехонин Сергей Семёнович» не был принят в «Лесной техникум при Карпрофобре» (Карельское профессиональное образование). К сожалению, кандидат не выдержал вступительные испытания по алгебре, геометрии, природоведению и обществоведению, а также по русскому языку, оказался одним из самых слабо подготовленных лиц. Смеем надеяться, что на следующий год Сергей Семёнович подготовился лучше и поступил учиться.[24]
Осенью 1924 года первые студенты сели за парты.
Начало обучения совпало с пожаром, в котором погибли Петропавловский и Воскресенский соборы, первый был построен во времена Петра. Соборы сгорели, предположительно, от удара молнии (сначала считали, из-за неисправности печи) в ночь на 30 октября 1924 года. В городе, тем не менее, разнёсся слух: «подожгли, прохвосты!».[25]
В двадцатые годы сгорела и «светлая, с цветными стёклами» еврейская синагога, расположенная в «городе мастеров», на Малой Слободской.
В уцелевшей от пожаров часовне петрозаводского Святого, Блаженного Фаддея, «покровителя всех учащихся», регулярно бьют стёкла.
Борьба с «религиозным мракобесием», обусловленная опасной близостью к учебным заведениям культовых сооружений (школа отделяется от церкви), происходит на глазах у студентов Лесного техникума.
Образовательный процесс идёт с трудом. Не из-за прогулов: количество пропущенных учащимися уроков невелико (менее восьми процентов на человека). Но у большинства учащихся за плечами – три класса. Из двадцати пяти студентов (по плану) на второй курс перешли только …пятеро; по другим данным – семнадцать при двоих отчисленных и одиннадцати оставленных «на осень».
Возможно, вопрос с неуспеваемостью был «доработан» на педсовете?
Ведь в первом же учебном году (1924-1925) состоялось семь заседаний педагогических советов и восемь педагогических совещаний и заседаний предметных комиссий!
Темы – вечные: нагрузка, программы, вступительные испытания, приём и размещение студентов, учебники, «согласование программ преподавания родственных предметов между собою и в общем курсе техникума», подозрительно напоминающее МДК (междисциплинарный курс), поведение учеников и учителей, летняя практика, проведение экскурсий, «оценка знаний и учёт работы учащихся по триместрам и за год».
Штатных преподавателей, «предметников», особенно по геодезии, не найти. Много «старорежимников»: коммунисты требуют убрать из образования «дочерей адмиралов», «регентов церковных хоров». Среди учительства – борьба: одни проводят в жизнь «революционные начала», другие ещё нет.
Многое делает для сохранения кадров профессионалов в народном образовании советской республики первый нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский.
На следующий год набор составит уже девяносто восемь студентов при не менее чем десяти преподавателях. Учатся в две смены.
На первых курсах студенты изучают общественные и точные науки, лесоводство, финский и русский язык и литературу, на втором – таксацию, лесную технику, охотоведение, биологию лесных зверей и птиц, на третьем – лесное законодательство и делопроизводство, специальные дисциплины. Сегодня экзотикой звучат названия изучаемых дисциплин «строительное искусство», «этнология» и «гигиена». Первоначальное «природоведение» было заменено на почвоведение с основами минералогии и геологии.
«Бином Ньютона», то есть запланированную «высшую математику», с третьего курса убрали.
Действительно, «подумаешь, бином Ньютона», как шутит булгаковский кот Бегемот. Известна интертекстуальность, а лучше сказать, «гипертекстуальность» «Мастера и Маргариты». Возможно, за легкомысленным отношением к биному, как и за «причудливо тасуемой колодой» («хромосомная колода карт» Т. Моргана), скрыт вполне реальный факт «упрощения» образовательных программ, известный М. А. Булгакову. Один из первых выпускников техникума, Ф. А. Трофимов, отмечает, что развал образования начался не с 1989, а с 1929 года.[26]
Позднее вводится военная подготовка. История по понятным причинам отменена.
К 1929 году улучшается материальная база. Теперь у техникума пять классных комнат, физическая лаборатория. В год выпускается примерно сорок специалистов.
Александр Романович Левин, в послевоенные годы – завуч техникума, первый его «историк», пишет: «Силами учащихся под руководством преподавателей создаются богатые коллекции, изготовляются модели, учебно-наглядные пособия.
В 1928 году техникум устраивает выставку своих коллекций и оборудования, которая вызвала большой интерес в городе и привлекла более восьмисот посетителей.
Техникум получает свою учебно-опытную Вилго-Шуйскую лесную дачу площадью свыше 10 тысяч га, в которой проводится лесоустройство и нивелировка силами «выпускников техникума».[27]
В районе станции Томицы, что расположена недалеко от этих двух населённых пунктов, есть улица с лесоводческим названием «Подсочная».
Для выпускников Александр Романович придумывает забавное прозвище – «питомцы». В словарях русского языка это слово – устаревшее. Так называли студентов учебных заведений в дореволюционное время…
«Формула Земли»
•❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅•
Мы знаем людей, которые стояли у истоков профессионального образования в лесной отрасли Карелии. Это – преподаватели. Их имена сохранил Национальный Архив Республики Карелия. Их двенадцать.
В штате:
- В. А. Богданов (преподаватель русского языка),
- Н. Г. Андреев (преподаватель обществоведения),
- В. В. Полякова (преподаватель алгебры и геометрии),
- П. И. Орфинский (преподаватель физики и химии),
- А. П. Бисеров (преподаватель общего лесоводства, лесной таксации, почвоведения и климата),
- В. М. Парфёнов (преподаватель геодезии),
- Н. Н. Федорович (преподаватель черчения);
- «временно допущенный» И. Н. Трунов (преподаватель экономической географии);
- а также преподаватели П. П. Вальюс, М. Г. Осмоловская, И. С. Горбачев, Л. Д. Буторов.
тринадцатым станет занявший вакантную должность в последний момент В. Н. Богданов, преподаватель физкультуры.[28]
В те годы население Петрозаводска, согласно сведениям сотрудников Национального музея, около двадцати тысяч. Это в пять раз меньше, чем население Древлянки в наши дни. Все преподаватели знают друг друга.
Рядом с техникумом – центр общественной жизни, кинематограф «Триумф». В двух его залах заседали губернские чиновники, депутаты Советов. В этом здании происходят важные события послереволюционной эпохи: принятие решения о поддержке партии Ленина в январе 1918 года, создание штаба Красной гвардии, провозглашение Карельской трудовой коммуны. «Управляющие» учреждения – поодаль, в Доме Горного Начальника (Энгельса, 5).
Преподаватель – значимая фигура. Многие и преподают, и занимаются общественной и даже политической жизнью города.
Из Горбачевых в начале двадцатого века наиболее знаменит Иван Степанович Горбачев (06.04.1899 – 1962), один из создателей комсомола Карелии, секретарь Петрозаводского горкома комсомола, первый секретарь губернского обкома РКСМ, делегат Третьего съезда комсомола (1920 год, четверо делегатов от республики), на котором выступал В. И. Ленин.[29]
Иван Горбачев работал на Александровском снарядоделательном заводе, который в годы Первой мировой войны выполнял военные заказы. Весна 1917 года увлекла его за собой: «С кем ты? За Советскую власть или против?». Митинги на заводе, ораторы «вскакивают на верстак». Митинги в депо, в кинотеатре «Триумф» (скоро он будет национализирован), в Александро-Свирском Назарьевском Братском доме (закрыт). Собрания в училищах, политические программы эсеров, большевиков, меньшевиков… Иван создаёт Союз рабочей молодёжи (для его деятельности выделена комната в Доме Горного Начальника).
Затем, как и многих из поколения, его захватывает идея коммунистического переустройства мира – за неё он сражается с оружием в руках, в составе «отряда особого назначения» обороняя Карелию от белофиннов.[30]
Можно предположить, что в техникуме он преподаёт «политграмоту». Приверженцев марксизма среди учителей «старой школы» было мало, в учебные заведения «направлялись» комсомольские и партийные руководители. Иван знает военное и слесарное дело – работал на «тисках» в инструментальном цехе. Хотя на его счету и «театральные» постановки по произведениям Максима Горького, и строительство футбольного поля на месте, где лежал заводской шлак –«чёрная пасть» завода («издревляя» «Яма», «Ямка» под улицей Мариинской», улица К. Маркса). Специально для зрителей там смастерили и окрасили скамейки.
В Яме и до революции занимались спортом, торговлей. Но теперь там, «где сейчас (на 1934 год) разбит парк завода», появился «Красный стадион». Это был прообраз стадиона «Юность» («Энтузиаст») – ведь первым делом, за которое взялся комсомол, была организация футбольной команды. Играли со всем Северо-Западом, от Петрограда до Архангельска.
С 1924 года среди учебных заведений Петрозаводска, среди красноармейцев и «допризывников», на футбольном поле проводятся Первенства и Кубки города.[31] Не здесь ли берёт начало футбольная слава команды лесотехникума?
Кроме игры в футбол, на первом стадионе бегали «на дистанции», прыгали в длину, метали копье, бросали диск, занимались на трапеции, на брусьях. Девчата увлекались художественной гимнастикой. Зимой «заливали» катки.
«В техникуме была боевая комсомольская организация. Жили бурно. Всерьёз занимались большой политикой. Часами гремели собрания, на которых обсуждались вопросы о месте комсомола в строительстве социализма. Следили за частыми в то время дискуссиями…
Сочувствовали Маяковскому, не перестававшему сражаться со своими многочисленными недругами. Читали «Комсомольскую правду», которая звала молодежь строить новую жизнь. Устраивали диспуты».[32] Даже заступались за преподавателя, уволенного по «политическим» мотивам – безуспешно…
В 1928 году Иван Степанович ещё в Петрозаводске, выступает на десятилетнем юбилее комсомола. А затем оказывается в Москве, «на партийной, советской и хозяйственной работе». За участие в Московской битве против войск фашистской Германии (военный интендант, на автобазе) будет награждён медалью «За оборону Москвы».
Работа Ивана Степановича не пропала даром. В книге «питомца» техникума Федора Алексеевича Трофимова «Наша лесная сторона» один из героев, настоящий комсомольский вожак, розовощёкий паренёк Антон Федотов, лесовод, выпускник лесотехникума, «всё успевает»: и работать комсомольским секретарём, и ставить спектакли, и продвигать новую технику, и устроить танцы так, что половицы «бороздятся» от топота кирзачей лесорубов.[33]
Преподавателем физики и химии Лесного техникума был Пётр Иванович Орфинский.
До революции Петр Иванович преподавал физику, математику и космографию на дальней окраине Российской империи, в городе Самарканде.
Ровесник Афин и Рима, Самарканд вошёл в состав империи в 1868 году.
Русские жили отдельно, в западной части города. Это были, в основном, военные, офицеры, служащие, банкиры, предприниматели. Они и настояли на строительстве женской гимназии (в наши дни это здание государственного университета), где и стал преподавать П. И. Орфинский.
Также Пётр Иванович работал в городе Нерехта Московского военного округа.
Его сын, Вячеслав Петрович Орфинский, архитектор, учёный, педагог, публицист, исследователь северорусского зодчества, основатель нового научного направления – этноархитектуроведения.
Н. Н. Федорович, преподаватель черчения, возможно, связан с известным историком, преподавателем Германом Анатольевичем Федоровичем – в его доме хранились картины деда, одна из них на сюжет «Ивана Купалы». Преподаватели черчения часто были и хорошими рисовальщиками.
Интересный вопрос – с преподавателем геодезии. Именем Валентина Михайловича Парфёнова (1984-1941, упоминают о его смерти в эвакуации) в Петрозаводске названа улица.
Этот политический деятель, большевик с 1917 года, был первым главой Олонецкого губернского и Петрозаводского городского Советов депутатов – Председателем Исполкома (Исполнительного комитета новой, революционной советской власти). [34]
Как представитель интеллигенции, он больше сочувствовал «бледно-алому Февралю», чем «Красному Октябрю». На посту главы советской власти его сменит «проверенный» большевик-каторжанин Пётр Анохин.
А вот основной деятельностью Парфёнова и до, и после революции было преподавание. В 1906 году Валентин Михайлович закончил физико-математический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета, преподавал математику в Олонецкой мужской гимназии Петрозаводска. В 1918-1920 годах был наркомом просвещения, позднее директором Промышленно-экономического техникума, заведующим Педагогическим училищем, преподавателем Пединститута. Как помним, штатного преподавателя геодезии не нашлось, и В. М. Парфёнов вполне мог вести «часы» в Лесном техникуме. В любом случае, учащимся было о чём поговорить с наставником, в апреле 1923 года опубликовавшим в газете «Красная Карелия» статью «Возможно ли столкновение Земли с небесными телами?» (астрономия была его научной страстью). [35]
Л. Буторов до революции ведал гидротехническими вопросами в Олонецкой губернской палате государственных имуществ, затем преподавал. Его сын К. Буторов – известный карельский художник.
Фамилия Вальюс также известна в Карелии: в девятнадцатом веке Петтари Вальюс служил в протестантском приходе музыкантом, в годы Великой Отечественной войны Бруно Петрович Вальюс сражался с врагом в составе в разведывательно-диверсионной группы.[36]
•❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅•
Одним из преподавателей-специалистов, почвоведом, изучающим со студентами почвы Вилго-Шуйской дачи, была Мария Григорьевна Осмоловская (предположительно на фотографии[37]). Мария Григорьевна вела ботанику в третьей семилетке Петрозаводска, той, что «стояла на берегу шумливой Лососинки», – дощатое двухэтажное здание, выкрашенное жёлтой краской.… Её, педагога-практика, не случайно пригласили работать в техникум: школьники готовы были посвятить всех себя ботанике, слушая её тихие рассказы о неприметных вроде бы растениях …была она темноволоса и смугла, высока ростом. Как и подобает учителю, одета «не с роскошеством, но с изяществом». Мария Григорьевна – первый ветеран техникума, работала и в двадцатые, и в тридцатые годы. Традиции преподавания в Лесном техникуме заложила именно она, от неё идёт «линия» к преподавателю-блокаднику Ольге Семеновне Виноградовой и далее, к Елене Сергеевне Ольхиной – преподавателю уже наших дней, специалисту высочайшей квалификации, кандидату наук (тема диссертации «Рост и развитие Picea abies (L.) Karst в древостоях южной Карелии различной степени нарушенности»…
•❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅──────✧❅✦❅✧──────❅••❅•
К первым «менторам», наставникам можно отнести и А. Лорви,[38] под руководством которого производилась закладка опытного питомника лесных культур.
Яркие портреты преподавателей конца двадцатых годов оставил «питомец техникума», журналист, освещавший события Нюрнбергского суда над фашизмом, автор первого очерка о командире партизанской бригады Иване Григорьеве, писатель, редактор газеты «Ленинская правда», глава Союза писателей Карелии Фёдор Алексеевич Трофимов (на фрагменте фотографии 1935 года из книги его очерков, учился в техникуме в 1927-1930 годах).
Владимир Александрович Богданов вёл русский язык и литературу. Приходил на занятия всегда в белоснежной рубашке, с галстуком-бабочкой. Прекрасно знал литературу, но его «подвели» либеральные воззрения на природу вещей…
Валентина Васильевна Полякова, «щёчки-булочки», известный всему городу математик (предположительно на фотографии 1).
Геодезии обучает Валентин Петрович Губарев, «высокий молодой человек с удивительно чистыми голубыми глазами»: и «если лесовод не знает геодезию, то это не лесовод, а недоразумение». Первый урок он начинает с Формулы Земли…
Работает преподавателем инженер-лесоустроитель Лавренёв. На первом занятии он …в бродовых сапогах, «и уж будьте готовы к тяжёлым лесным маршам, если вы лесоустроители».[39]
Практикой руководит помощник лесничего, коренной петрозаводчанин, «добрейший старичок» Георгий Никифорович Дмитриев, между делом подкармливающий студентов мясными консервами. Военное дело в конце двадцатых годов ведёт Иванов, «красный кавалерист», обществоведение – Иосиф Матвеевич Шульц, уроженец Гатчины, «рыцарь музы поэзии».[40]
К сожалению, о том, кто изображён на фотографиях, мы можем лишь строить предположения.
В центре, на общей фотографии, возможно, заведующий В. А. Богданов. Только один из мужчин-преподавателей в пенсне. Либерал Богданов даже внешне несколько напоминает А. В. Луначарского, который год спустя уйдёт с поста наркома просвещения. Можно поискать на фотографиях, например, «удивительно чистые голубые глаза» лесовода Губарева, или по военной выправке угадывать «красного конника» Иванова, или Рыцаря Печального Образа, обществоведа Шульца…
Иосиф Матвеевич Шульц любил Маяковского, сам писал стихи на финском языке.[41]
«…небеса не дадут тебе счастья. Спрячь печаль. Молитвы? Отойди от них подальше! Молот! Ударь молотом! Цепи сброшены, счастье выковано…»
Преподаватели живут трудно. К концу НЭПа и с началом форсированной индустриализации резко падает уровень жизни. Снабжение горожан осуществляется по карточкам, питание учительства скудное, как и заработки. Отварная ряпушка = деликатес в учительских семьях. «Коммерческий» хлеб продаётся за бешеные деньги. Только в 1936 году зарплаты работникам образования Карелии выросли сразу в два раза.[42]
А что студенты?
Их имена тоже известны из воспоминаний.
В конце двадцатых годов в техникуме учились В. Горев, Мякушин, Иван Кутасов, Борис Светлосанов, Саша Яковлев из деревни Уссуна, Евгений Огладин, Ося Зуев, сладкоежка Вава Светаев, Антон Кликно – «многие годы потом прыгал с парашютом на горящие леса», Василий Ефимов, из Падан (по другим сведениям, из Интерпосёлка или работал там позднее), он дорос до управляющего лесозаготовительным трестом, Носков, Любославский, сирота (его отца, начальника заставы[43], убили на границе).[44] «Черепане» (техникум в Череповце преобразован, студенты направлены в Карелию) Дмитрий Носков, Иван Громов, Павел Хлебников, Николай Лукин. Эти студенты блистают в городе особой формой, голубыми фуражками с лесоводческими значками на околышах.[45]
Череповецкий техникум был одним из старейших в России. Самый знаменитый его выпускник – Валерий Чкалов.
Вспоминает Ф. А. Трофимов: «Техникум, техникум. Золотое времячко! Не очень-то сытно, но до чего же интересно жилось! Их хватало на всё – на работу грузчиками, на учёбу, на выполнение комсомольских поручений, на развлечения. Вот в такие же белые ночи часто выходили они – техникумцы, веселые парни в косоворотках (в другом месте «косоворотки» упоминаются ещё раз: «синего сатина», напоминая знаменитый театр студентов тех времен – «Синяя блуза») – на берег Онего, чтобы спеть песню, послушать плеск притихшей волны, полюбоваться заходом солнца. В одну из таких белых ночей Михаил встретил в Летнем саду девушку. Её звали Нина…».[46]
Интересно, что и полвека спустя студенты техникума будут также гулять на набережной и встречать в Парке Культуры и Отдыха свою первую любовь, об этом напишет в своих воспоминаниях одни из авторов этой книги, Н. C. Гаврилов, «питомец», а в наши дни – преподаватель техникума.
Десятого марта 1929 года первое стихотворение студента техникума Федора Трофимова опубликовала газета «Красная Карелия».[47]
Автору девятнадцать лет. По распределению он будет направлен работать начальником Ругозерского лесопункта. Однажды напишет в газету конкурсный очерк о лесорубах – и победит… Так начнётся его долгий путь в литературе. Народный писатель Карелии, заслуженный работник культуры РСФСР, Почётный гражданин Республики Карелия, лауреат Государственной премии КАССР – все эти титулы ещё впереди…
Стихотворение называется «На лыжах» и посвящено, скорее всего, эпизоду борьбы с неграмотностью, когда в деревни преподавать на маломальский срок направлялась грамотная молодёжь.
Лицо в ветре полощется,
Пудрится снегом костюм.
Под лыжами снег морщится,
Лес как всегда угрюм.
Дробятся лучи солнышка
О стенку густых ветвей.
Блистают снега-зёрнышки,
Режут нервы очей.
По плечам ветви хлещутся –
Мы лесной тропинкой идём!
Азартно в сердце кровь плещется,
Гимн зиме мы поём.
Уж целых пять дней
Минуло с тех пор,
Как мы весёлой гурьбой
На север дружно двинулись –
Из города – с невежеством в бой!
Десятки вёрст уже пройдены.
Эх, хорошо в лесу!
Два дня в деревне пробыли,
И снова в город – ну!
Напялив шапки белые
И вдвинув стенки в снег,
Домишки устарелые
Нам долго смотрят вслед…
Лучшим студентам Карелия выделила сорок стипендий. Десять стипендий Наркомат просвещения «отдаст» впоследствии студентам Лесного техникума. Как мы видели, «к удивлению и сожалению», Лесотресты не дали ни одной стипендии для будущих специалистов. Названия этих нехороших «лесотрестов» – «Кареллес», «Северлес». Впоследствии они будут «разукрупнены» и появится всем известные «Южкареллес», «Севкареллес», позже «Сердобольлес», «Выборглес».
Однако малоимущим оказывается материальная поддержка: «в помощь учащимся малосостоятельных родителей по назначению Карпрофобра» выдаются пайки ученикам и «из числа их были помещены в интернат». То есть был интернат – первое общежитие (в ближайшей к площади округе немало опустевших культовых сооружений, упоминается «старое общежитие на улице Луначарского» и сдача «жилья» жителями в аренду техникуму).
Рядом с бывшим домом купцов Пименовых было одно время деревянное, двухэтажное, имеющее в каждом этаже по шесть комнат, здание для интерната воспитанниц.[48]
Питаются плохо: если чечевица сварена жидко, это первое. Если погуще – это второе. Иногда (часто) – суп из сушёной селедки, каша из непонятной крупы. Треска идёт за первое-второе разом.[49]
Цинга – слово знакомое в рабочих посёлках.
Беднейшие ученики по возможности снабжаются учебниками из библиотеки и необходимыми учебными пособиями. Всем доступен «казённый чертёжный инструмент и материалы».[50]
Время от времени организуются краткосрочные курсы. На их основе или автономно при лесном техникуме действуют в разные годы Лесошкола для подготовки мастеров леса, сельхозтехникум, на основе открытого – и вскоре закрытого землеустроительного отделения, учебные заведения других направлений. Преподаватели иногда работают по совместительству.
Студенческая жизнь эпохи НЭПа бурлит: по соседству с техникумом три кинотеатра (по некоторым воспоминаниям, один на время откроется в пустующем Кафедральном Соборе), кегельбан, клубы, кружки – в том числе, по ликвидации коммерческой неграмотности, научно-просветительские, спортивные, комсомольские. В самом техникуме действуют ещё и драматический, и музыкальный, и краеведческий кружок. Популярны экскурсии, особенно на производство и в Ленинград.
На площади перед техникумом проводятся Парады Физкультурников, в которых молодёжь принимает активное участие, особенно популярна «Сокольская гимнастика» – массовые упражнения со снарядами и предметами, построение «живых пирамид» (попадёт под запрет в 1923 году, но будет существовать в разных формах и в дальнейшем).
Однако в самом техникуме физическое воспитание, «в виду занятий учащихся в вечернюю смену и за отсутствием уроков физкультуры», выражается только «в организации подвижных игр во время большей перемены, проводимых по возможности на свежем воздухе». Зимой студенты техникума «упражняются в беге на лыжах».
В дни открытия техникума можно посетить лекции из цикла «От первых дней Вселенной до человека». Изучается политграмота, но студенты распевают весёлую песенку «Да здравствуют песни и танцы, и будем резвы как испанцы». Среди студентов – «эпидемия танцулек». «Комсомольское рождество» не везде удалось, а вот устроенный петрозаводскими студентами бал «нашумел до того, что их даже прохватывал «Крокодил» (советский сатирический журнал).[51] Ругают студентов и за то, что скупают у «бульварных» торговцев «буржуазного» «Шерлока Холмса».
Начинается «культурная революция», в стране небывалый «бум» чтения, мощнее которого не будет, пожалуй, за всю её историю.
Власть отменяет институт церковного брака.
Тысячи «литературных судов» прошли тогда по всей стране, в студенческих аудиториях, по поводу книги Сергея Малашкина «Луна с правой стороны» (1927 год). Не остались в стороне, по воспоминаниям Федора Алексеевича Трофимова, и студенты Лесного техникума. В наши дни мы понимаем, что разрушение морали – религиозной, как в двадцатые годы, или коммунистической, как в девяностые – ведёт к чрезвычайным последствиям. Но в двадцатые это сопровождается поисками новой, «без черёмухи», «морали» революционного времени.
Главная героиня повести Малашкина – Таня Аристархова – девушка из московской студенческой среды. На словах она вроде комсомолка, а на деле…
Таня и её друзья проводят время в бесконечных экспериментах над собой. Устраивают «афинские вечера» «свободной любви», где девушки щеголяют в «газовых» платьях, а юноши цитируют статьи р-р-р-революционерки Александры Михайловны Коллонтай; меняют партнёров (у Тани их двадцать два «за четыре года студенческой жизни», – и все курят «анаша» (наркотик). Только бегством на Север, к сосновым лесам, к труду, Таня спасает себя от отчаяния, самоубийства и становится способной вновь полюбить, увидеть луну с правой стороны и «услышать» запах созревших антоновских яблок…
Собор
Из окон техникума, с одной стороны, открывается вид на обрывистый берег Лососинки, а с другой стороны возвышается Святодуховский Кафедральный Собор, архитектурная доминанта площади и города (высотой более пятидесяти метров, пятнадцатиэтажный дом!).
В 1922 году из церковного владения изъяты ценности. Власть вносит раскол и в умы прихожан: «обновленцы», реформаторы церкви, сотрудничают с большевиками, надеясь на лояльность новой власти. Но и «обновленцы» – идейные враги коммунистов.
Студенты Лесного техникума «всегда были на стороне Луначарского, который талантливо и мужественно вел изнурительный спор с митрополитом обновленческой церкви Введенским».[52]
Главное содержание диспутов глубоко и для многих актуально и сейчас: христианство или коммунизм?
Эти студенческие, «лестеховские» «споры о спорах», безусловно, повлияли на творчество Ф. А. Трофимова.
В своё, «антирелигиозное», время, Трофимов рассыпает по страницам книг истории об отношении к религии до революции и после, отношении официальном и неофициальном. «Что рай, что ад, третьего-то не дано», шутит один из героев Трофимова.
Вот архиерей проезжает на хорошей «тройке» лошадушек и опрокидывает крестьянский воз, и также по-барски бросает монетку неудачнику, во искупление греха. Крестьянин отворачивается от «милостыньки».
Вот деревенская старушка – сын привёз ей радиоприёмник и поставил «под образа». Бабушка ругается с ненавистным радио, особенно когда «из его уст» идёт хула на Бога, а перед молитвой накрывает «адский сундук» передником. Но жить без него уже не может!
Вот паренёк из деревни – очарован рассказами отца о «белой глыбище» Святодуховского Собора, видимой уже при подъезде к городу, с горы-Кукковки, о райском пении и неземной красоте внутри – бросая торговлю сеном, убежит-таки поглядеть на чудо-Собор. А самодовольные барыньки и баре поименуют его «рылом» да и прогонят из храма «прочь»…
Но иногда вдруг в поистине народных повестях-очерках проступает что-то древнее, тысячелетнее, глубокое, скрытое за словами, за первоначальным замыслом писателя. Такой видится история Валентины Николаевны Платоновной из книги «Воз берёзовых дров».
«Пресвятая богоматерь села» «вляпалась» в нехорошую историю и пишет, пишет жалобы в райкомы-обкомы, чтобы её восстановили в партии.
История нехороша тем, что муж её – растратчик, вор, а она продала полдома, да и покрыла его недостачу, словно и до этого знала и укрывала преступление. Имела право так поступить? А ведь она – коммунист… Не то что не донесла – не отреклась…
Пресвятая – потому, что правильная-честная, а ещё и «рабкорша»[53], а ещё – глаза у неё такие, тёмные, глубокие, словно всю жизнь ждал с ними встречи, помнил с детства, да забыл и искал безответно. И вот нашёл. Ф. А. Трофимов не пишет – «иконные» глаза, но из контекста это представление возникает помимо воли.
«Богоматерь», насмешливо – потому что растит дочку одна: муж-герой, обласканный властями, после войны как-то приразомлел, подраспустился, семью – бросил. Запил, загулял, разбаловался на «лёгких хлебах». Ушёл к другой и лениво говорит ищущей его Валентине Николаевне: «что тебе до меня, женщина?», словно бес из Евангелий в него прокрался и творит непотребное.
Журналист-газетчик Миронов приехал разбираться с этой историей. Он видит в Валентине Николаевне труженицу: встающую засветло, чтобы принять новорожденную тёлушку, видит любящую жену, заботливую мать, принципиального, не терпящего недостатков в работе руководства коммуниста. Воз сена, который никак не отгружает на ферму Валентине Николаевне нерадивый начальник и он же её главный сплетник, легко добывают для оголодавших коровушек журналист и шофёр.
И спасение от тюрьмы непутёвого мужа вдруг приобретает вселенские, христианнейшие черты. В этой женщине заложено что-то такое, что позволяет прощать, не с коленей, а с гордо поднятой головой, по-христиански, муж-то одумался, и тоже винится-кается, жили-то до войны они хорошо, дочку прижили...
Богоматерь – на Руси народная заступница.
Миронов ищет истоки это твёрдой, спокойной и стойкой воли, этого поступка, который многие и не понимают, и осуждают. Здесь в самую пору сказать о долге христианина, но пишет-то женщина в обком. Борется за своё честное имя.
Там вера её времени.
…Параллельно с линией Валентины Николаевны в повести возникает давняя история Дарьи-хромоножки. Красавица да плясунья, та «заболела вдруг какой-то неведомой болезнью», нога стала заживо гнить – и для Миронова – с отчаянья, так, как люди и попивать начинают, всё, что было, отдаёт Дарья деревенскому попику, который «подале», на красивой песчаной косе ставит крохотную часовенку. Крохотную и «подале» оттого, что деньги-то ему самому понужней, чем Богу. И вот Дарья-хромоножка, пока может, ползёт на эту песчаную косу и молится, молится, молится о том, чтоб выздороветь. Родное село Федора Алексеевича, Деревянное, и сегодня то же: песчаные косы, сосновые взгорья, чёрные срубы, что вдруг мелькнут в сутолоке современной жизни, свежий воздух…
Но ей становиться хуже, и остаток дней она проводит в избе – умея одно – обшивать, портняжить, обихаживая своим трудом всю округу. Исподволь ведёт автор к мысли: разве мало было умелых хозяек, нужда ли гнала их к Дарье-хромоножке? Нет, давая Дарье заказы, сельчане поддерживают её и дочку, не бросают в беде, а может, почитают тайком за святую-блаженную, хоть и судят. Живёт Дарья долго, мечтает хоть раз ещё – станцевать.
«Не бойтесь, часовен ставить не буду» – в сердцах говорит Миронову Валентина Николаевна.
«Правда» нужна ей, потому что в правде – сила.
Дарья-хромоножка – тоже ославленная «богоматерь», захожий кузнец Николай оставил её с ребёнком, с дочкой, за это грех пред Богом её и судит благонравное село, хотя случилось всё уж после болезни, не кара это – пожалел удалой красавец-кузнец убогую.
Валентина Николаевна – та самая дочь Дарьи-хромоножки. «Видать и ей одной дитя растить». Внучка же несчастной Дарьи, красавица, неугомонная плясунья, допоздна в школе с учительницей «репетирует» выступление на конкурс, талантливая очень, способная к танцу… И снова – «иконные глаза» Валентины Николаевны: какая судьба ждёт её дочь?
Читая эту талантливо написанную неоднозначную повесть, приходишь к выводу, что Луначарский всё-таки проиграл в том диспуте о религии… Такие люди как Валентина Николаевна, «положат жизнь за други своя», хоть в огне, хоть в беде, хоть на войне, хоть в доме своём… они вобрали в себя народную силу, всё лучшее, что есть в людях, в том числе и веру… они – соль земли. Противопоставления двух судеб не происходит, из одной «реки» вытекает другая, более сильная, более полноводная…
«Свои мы отныне», говорит герой другой повести Ф. А. Трофимова, новый сожитель мачехи, которая после смерти мужа примиряется со взрослым пасынком. Свои мы, потому что равны в смерти. Оплыв на лодке весь берег, мачеха по памятным соснам да зарытой как знак рыболовной сети находит и показывает пасынку могилу отца.
И совсем по-христиански, как притча, как предостережение, звучат во многом пророческие слова народного писателя Карелии: «Всегда было так. Течёт река. На одном берегу деревня и на другом. Одна – русская, другая – карельская… И будто придвинулись эти берега друг к другу, слились… одна образовалась наша просторная советская земля…» – в этих словах призыв беречь единство северной земли, не дать посеять на ней раздор.
Книги Ф. А. Трофимова недаром удостоены Государственной премии, вот такие «юные дарования» воспитывались первыми поколениями преподавателей техникума, и среди них – преподавателем литературы В. А. Богдановым….
Нарком А. В. Луначарский – одна из самых неоднозначных фигур советской истории. Не получивший должного образования, он сам «образовал» себя, выучил несколько иностранных языков, был тонким критиком и даже литератором. Помогал собратьям в годы голода и террора как мог. Его называют «спасителем» Большого театра. Но именно он «прославит» М. А. Булгакова как «самого контрреволюционного писателя», и некоторые исследователи даже предположат, что «погубитель Мастера» в знаменитом романе, критик Латунский – это Луначарский. Некоторые считают спор Берлиоза и Воланда в романе отголоском религиозного диспута, который так горячо век назад обсуждали студенты техникума. Последним аргументом Луначарского в споре с Введенским будет упоминание ленинского выражения: «всякий поганый попик»…
В середине двадцатых годов, приставив епископский посох к Царским вратам Святодуховского Собора, «отрясая прах» «обновленчества», – бросая Собор, уходит служить в малые «кладбищенские церкви» митрополит Александр.[54]
По просьбе рабочих Онегзавода заводская церковь передается под Голиковский районный Дом культуры.
Жители Лояниц Олонецкого района отказываются праздновать свой главный деревенский праздник – Духов день, память о котором тем не менее доживёт до начала нового тысячелетия, жителей другого села учительница уговаривает не строить церковь взамен сгоревшей, а купить новую сельскохозяйственную технику на собранные деньги.
Зато в составе попечительского совета Собора – бывший земский начальник, капитан царской армии, исправник, полицейский пристав семь лиц купеческого звания,– то есть те, кого в те времена называют: «классовые враги». [55]
Спасти Собор «обновленцам» не суждено.
С 1929 года всякие публичные диспуты на религиозные темы запрещены.
С 1930 года собор закрыт.
В нём теперь всевозможные заведения, в том числе и столовая номер тринадцать.
Мы можем представить, как она выглядела, увешанная плакатами воспитательного характера, тексты к которым не гнушались писать видные советские поэты.
Встречаются упоминания, что самые отважные прыгают с купола собора с парашютом.
В 1936 году собор решено взорвать, и возвести на его месте памятник убитому в результате заговора «врагов народа» Сергею Мироновичу Кирову, руководителю Ленинградской партийной организации.
Кроме того, собор «мешает» проведению «пролетарских» демонстраций, активными участниками которых являются студенты.
Шествия действительно были масштабными и опоясывали почти весь тогдашний город, как сообщают исследователи Национального Музея (маршрут шествий):
«1.Заводской мост
2. Голиковка
3. Заводская площадь
4. Александровская улица
5. Зарека
6. Абрамовский мост
7. Площадь у рабоче-крестьянской школы второй ступени (бывшая гимназия)
8. Жуковская улица
9. Широкая улица
10. Никольская улица
11. Тюремная площадь»
(Голиковка – улица Александра Невского – Зарека – площадь Кирова – Куйбышева – Левашовский бульвар – Красная).
Теперь, в дни революционных праздников, в городе проводятся военные парады «Егерского батальона».
На них с речами выступают первые лица республики Э. Гюллинг, И. Ярвисало, А. Нуортева.
На спортплощадке можно посмотреть конно-показательные выступления, химические занятия егерей [56] со стрельбой, дымовой завесой.
В августе 1930 г. в военном параде участвовал сводный отряд красных партизан Карелии под командованием Гурьева.[57]
В конце двадцатых или начале тридцатых годов и студенты техникума, «красные конники», прогарцевали перед трибунами на гнедых лошадках во время первомайской демонстрации, поразив горожан своими, синей материи, щегольскими «премиальными» (за помощь Кемскому лесозаводу в 1929 году), «бриджами». [58]
Вместе «с доминантой» исчезнут и полу-легенды, полу-были об уничтожении Собора.
Из воспоминаний Екатерины Федоровны Румянцевой, 1912 года рождения, крещёной в этом Соборе, слушательницы подготовительных курсов Педагогического института, «знавшейся» со студентом Лесного техникума Иваном Ильичом Сенькиным (деревни их предков были в шести километрах друг от друга):
«Мы жили тогда в «Поповском доме» у озера. К нам пришли и сказали, чтобы мы оклеили окна бумагой – будут взрывать Собор.
Накануне взрыва нас, народ, собрали на площади. И вспомнили, что не сняли с колокольни один колокол.
Вызвался опустить его по верёвке какой-то «пьяненький» коммунист. Поднялся наверх, на крышу Собора, как вдруг… порыв ветра, и вот он уже летит вниз и падает оземь. Разбивается насмерть. Народ расходится. Многие тайком крестятся. Человека уносят. А лужу крови наскоро засыпают «опилком», но кровь проступает.
Колокол потом ночью сняли, и на завод отвезли. В переплавку» (воспоминания записаны в 1993 году).
Сколько в этой истории правды – неизвестно. Но история эта существует. Крыши соборов, действительно, опасные, покатые, скользкие. Ноги разъезжаются, высота кружит голову.
Полностью демонтаж Собора (взрывали частями, первым обрушили вниз большой купол) был завершен к Первому Мая 1936 года.
«Богостроитель» в юности, борец с «религиозным мракобесием» в двадцатые годы, идеолог «культурной революции», не вписавшийся в новые реалии тридцатых, человек, научивший половину России «читать и писать», Анатолий Васильевич Луначарский к этому времени уже покинул бренную землю.
«Дух разрушающий есть и дух созидающий».
Бога нет – да здравствует Галилей! – студенты увлечены наукой и техникой: некоей «аэрорадиохимией» и «кино-механикой». Выпускается стенгазета «Друг леса», семь номеров за первый год, и журнал «Юный лесовод», два номера. Весёлые истории пишут в «юмористический отдел».
Развивается студенческое самоуправление: создано исполнительное бюро учащихся, состоящее из трех представителей класса (будущая триада: староста – комсорг – профорг, предположительно).
Деятельность «исполбюро» оказывает «весьма заметное влияние на уклад жизни техникума».
Двенадцать студентов состоят в комсомоле.
Все учащиеся приняты в общества «МОПР» и «Доброхим» (Международная организация помощи бойцам революции и Добровольное общество друзей химической обороны и химической промышленности). Молодёжь Петрозаводска в военных кружках изучает оружие, методы противохимической защиты, оказание первой медицинской помощи.
В эти годы значительно вырос авторитет техникума в глазах молодёжи. Количество желающих поступить в техникум намного превышает ограниченное число «приёмных» мест. В 1927 году, вспоминает Ф. А. Трофимов, на тридцать мест было подано сто двадцать шесть заявлений.
Часть вторая: https://dzen.ru/a/ZwI74-Qp-SfkgVA3
Сноски
[1] «Красные»: выросшие на высоких песчаных берегах
[2] Горный журнал. 1826, №1. С. 124. Опыт Петровских заводов был использован Генниным в дальнейших трудах на благо нового Отечества…
[3] Геннин, Вильгельм Иванович. Описание уральских и сибирских заводов, 1735 / Вильгельм де-Геннин ; предисл. М. А. Павлова; [подгот. к печати М. Ф. Злотников]. — Москва: История заводов, 1937 : Типография газеты "Правда" им. Сталина).
[4] Ф. Трофимов. После войны. Петрозаводск, «Карелия», 1979. С. 108
[5] Ф. Трофимов. После войны. Петрозаводск, «Карелия». 1979. С. 67. С. 12.
[6] Леонид Леонов. «Русский лес». Разл. Издания. Глава седьмая.
[7] Стихи О. Э. Мандельштама и далее, других авторов, цитируются по сайту «Культура. РФ», кроме отдельно оговорённых случаев
[8] Виктор Кирясов. Лесная диалектика: очерки, публицистика, беседы. Петрозаводск. Периодика. 2000 год.. С. 183. (В. Кирясов главный «лесной» журналист Карелии)
[9] 1-й Всекарельский съезд Советов. [11—19 февр. 1921 г.]. Ежедневный бюллетень съезда. № № 1-8. — Петрозаводск, 1921. — 40 с.
[10] В Интернете можно найти замечательный художественный фильм об этом, «Поход на Кимасозеро»
[11] Леонид Леонов. Русский лес. Различные издания. Глава седьмая.
[12] Национальный Архив Республики Карелия
[13] «1. Для устранения параллелизма и несогласованности, для увеличения стройности и упрощения экономического аппарата и для создания правильной соподчинениости его частей учреждаются Плановые Комиссии» - Декрет СНК от 12 апреля 1921, опубликован в газете «Известия»
[14] Народного Комиссариата Просвещения
[15] Карельский Центральный Исполнительный Комитет
[16] Можно подробнее прочитать: Карело-Мурманский край, 1929 год, номер 4-5. URL: http://elibrary.petrsu.ru/books/28326 (дата обращения: 24.07.2024)
[17] Красная Карелия: орган Карельского областного комитета РКП(б). - 1923, № 4 (апрель) — URL: http://elibrary.petrsu.ru/books/27298 (дата обращения: 27.02.2024). С. 24. В более раннее время техникумы были в Ухте и в Александро-Свирском монастыре, бывшем на территории ещё Олонецкой губернии
[18] Олонецкие Губернские Ведомости. № 64 за 23 августа 1895 года
[19] Виктор Кирясов. Лесная диалектика: очерки, публицистика, беседы. С.183.
[20] А. Р. Левин. История Петрозаводского лесотехнического техникума. С. 4
[21] Национальный Архив Республики Карелия
[22] Эти ценные сведения нашла руководитель библиотеки техникума В. Н. Ефремова
[23] Национальный Архив Республики Карелия
[24] Национальный Архив Республики Карелия
[25] М. А. Змеевская. Петропавловский и Воскресенский соборы Петрозаводска в первые годы советской власти. Православие в Карелии. Материалы IV научной конференции, посвященной 25-летию возрождения Петрозаводской и Карельской епархии (25—26 ноября 2015 года, г. Петрозаводск) Петрозаводск Издательство ПетрГУ, 2016
[26] Ф. Трофимов. Мой век. Воспоминания. Петрозаводск. Северный курьер. 2000 год. С. 38
[27] А. Р. Левин. История Петрозаводского лесотехнического техникума. С. 2
[28] Национальный Архив Республики Карелия
[29] Ю. Шлейкин. Комсомол Карелии в лицах. Петрозаводск. Острова. 2018. С. 9
[30] В боях за Советскую Карелию. Воспоминания о гражданской войне. Очерки и воспоминания. - Л. : ГИХЛ, 1932. -224 с., 9 л. ил.. - С.364-373
[31] Это начиналось так… [Электронный ресурс]: Федерация футбола Петрозаводска. Режим Доступа: http://pff.onego.ru/archive/a02.htm
[32] Ф. Трофимов. Мой век. Воспоминания. С. 39-40
[33] В книге: Ф. Трофимов. После войны. Петрозаводск. Карелия. 1979. С. 56
[34] Л. В. Бобикова. Политическая «физиономия» Петрозаводска в 1017-1918 годах. КРАЕВЕДЧЕСКИЕ ЧТЕНИЯ. Материалы XI научной конференции (16 - 17 февраля 2017 г.). Составители: Н.Ю. Кирикова, В.А. Ягодкина.
[35] В результате некоего катаклизма уже наших времён газета утеряна, сообщили в Национальной библиотеке
[36] Чекисты Карелии: Статьи, очерки, рассказы. Петрозаводск, Карелия, 1982. С. 172
[37] В книге Ф. А. Трофимова она принимает экзамен в семилетку по естествознанию, «учительница в пенсне»
[38] А. Р. Левин, с. 2
[39] Федор Трофимов. Мой век. Воспоминания. С. 37-39
[40] Федор Трофимов, там же, с. 46
[41] Сталью закалённая. Антология. Петрозаводск, 1976. С. 146-149
[42] Филимончик Светлана Николаевна. Школьный мир Карелии в 1920-1930 годы. [Электронный ресурс] Киберленинка. [Режим доступа]: https://cyberleninka.ru/article/n/shkolnyy-mir-karelii-1920-1930-h-gg/viewer с. 83
[43] В начале двадцатых старое название, «кордон», сменит: «застава»
[44] Федор Трофимов. Мой век. Воспоминания. Там же, с. 40-41
[45] Там же, с. 36
[46] Ф. Трофимов. После войны. С. 8
[47] Красная Карелия, 10 марта 1929 года
[48] Про дом, который построил Марк Пименов. [Электронный ресурс] Журнал «Лицей», 29 апреля 2015 года. [Режим доступа]: https://gazeta-licey.ru/projects/architecturepetrozavodsk/32487-pro-dom-kotoryiy-postroil-mark-pimenov
[49] Из воспоминаний Ф.А. Трофимова и В. К. Королёва о студенческих временах
[50] Национальный Архив РК
[51] Красная Карелия: орган Карельского областного комитета РКП(б). - 1923, № 4 (апрель) — URL: http://elibrary.petrsu.ru/books/27298 (дата обращения: 27.02.2024)
[52] Ф. Трофимов. Мой век. Воспоминания. С. 39-40
[53] Рабочий – корреспондент газеты
[54] Церковный вестник. Петрозаводск: Епархиальное управление, 1925-1926, № 2.
[55] Карело-Мурманский край, 1929 год, номер 4-5, с. 13
[56] В 1925 году в Карелии был создан Карельский егерский батальон, реорганизованный через шесть лет в бригаду. Костяк батальона составили выпускники петроградской интервоеншколы, так называемые «красные финны».
[57] Красная Карелия. 1926. 5 августа, текст с сайта музея-заповедника «Кижи»: http://kizhi.karelia.ru]
[58] Федор Трофимов. Мой век. Воспоминания. С. 45
