Рука была великолепна.
Крепкая, в меру изящная, холеная. С гладкой кожей и чистыми розовыми ногтями. Такую руку впору предлагать юным сеньоритам — вкупе с пылким сердцем и туго набитым кошельком.
Хосе посмотрел на ценник, снова на руку, на ценник... Поежился.
— Мне бы подешевле, — выдавил он.
— Подержанные в левой витрине, — фыркнула бруха*, не отрываясь от пасьянса. — Цена окончательная.
Карты разлетались из-под ее пальцев, как бабочки, и сами собой раскладывались по мастям.
Хосе сглотнул.
В левой витрине было всего три руки. Одна — без большого и среднего пальцев. Другая — скрюченная от артрита. Третья получше, только морщинистая. Но, увы, правая.
— Не нравятся эти — бери новую, — проворчала бруха.
— У меня на новую денег нет, — признался Хосе.
— Ну, живи без руки. Пока не накопишь.
Хосе замотал головой.
— Я повар. Мне без руки никак.
— Повар? — Бруха наконец отвлеклась от карт и посмотрела на него сквозь дым зажатой в зубах папиросы. Задержала взгляд на подвернутом левом рукаве. — Как же тебя угораздило?
— На кухне масло разлили, — Хосе шмыгнул носом. — А я поскользнулся. А Мигель мясо разделывал. Топориком.
— Что, прямо отрубил? — изумилась бруха.
— Нет, это доктор потом отрезал.
— Зачем?
— Не знаю. Он пьяный был.
— Ну и ну. — Бруха покачала головой, перекатив папиросу в угол рта. — Да ты самый невезучий повар в Лос-Пантанос.
Хосе горько вздохнул.
— Ладно. — Бруха бросила карты на столик и поднялась. — Жди здесь.
Гремя занавеской из бус, она скрылась в задней комнате и через пару минут вынырнула обратно с небольшим ящиком. Поставила его на прилавок и сняла крышку:
— Вот, держи.
Хосе опасливо заглянул внутрь.
В ящике была еще одна рука. Вполне приличная с виду: пальцы на месте, кожа смугловатая, но упругая, не старая. Правда, тыльную сторону ладони портила наколка — сплетенные буквы A и D. Но зато — левая, как на заказ.
— Сколько? — с робкой надеждой спросил он.
— Бесплатно.
Ошеломленный Хосе уставился на хозяйку лавки. Бруха усмехнулась.
— Но никаких гарантий, понял? Возьмешь — потом не жалуйся.
Хосе еще раз заглянул в ящик, думая о работе. О кастрюлях и сковородках, о жареном мясе и дымящейся сальсе; о хрустящей кесадилье и горячих сочных энчиладас, которые не завернуть одной рукой...
И обреченно кивнул.
***
К концу недели Хосе уже пожалел, что клюнул на дешевизну. С рукой явно что-то было неладно.
Например, во вторник Хосе неожиданно взял со стола чужой стакан и отхлебнул из него. Взял левой рукой, хотя всю жизнь был правшой. Что еще хуже, стакан принадлежал Мигелю, и вместо пива в нем плескался на донышке забористый агуардьенте. Хосе долго кашлял и не мог отдышаться, а Мигель еще и обругал его за пропавшую выпивку.
В четверг рука-шалунья хлопнула официантку Лолу по упругой заднице. Правду сказать, и задница, и ее обладательница были что надо: такой вороной гриве, стройным ногам и божественному крупу позавидовала бы самая титулованная арабская кобылица. Фыркать и лягаться Лола тоже умела божественно, а еще терпеть не могла приставаний. Сбежавшиеся на шум повара едва оттащили ее от Хосе. Шипя от ярости, официантка удалилась в подсобку и долго громыхала там сковородками, а Хосе хлюпал разбитым носом и разглядывал левую руку, борясь с искушением снова попросить у Мигеля топорик. Ему нравилась Лола, но он до сих пор не набрался смелости пригласить ее в кино, а теперь его шансы и вовсе упали до нуля.
В воскресенье ресторан охватила паника. Банкетный зал арендовал не кто иной как Педро Падилья, он же Тощий Педро, владелец табачной фабрики и негласный король Лос-Пантанос. О том, что за товар на самом деле выпускает его фабрика, в городе говорили только шепотом. Как и о том, что происходит с людьми, не угодившими Тощему Педро.
Хозяин ресторана, сеньор Лимон, сам взялся обслуживать столики. Желтый от волнения, он метался между залом, где расположился Педро со свитой, и кухней, где Хосе и Мигель стряпали котлеты на пару, яйца пашот, салат с запеченной курицей и тыквенное пюре. Все — легкое, полезное и ни в коем случае не острое, ибо жизнь, полная пороков и излишеств, наградила Падилью не только скверным характером, но и язвой желудка.
Хосе как раз снял с огня кукурузный суп, приготовленный для гостя по особому заказу, когда левая рука опять принялась своевольничать. Вместо солонки она ухватила перечницу, и не успел Хосе ахнуть, как она сыпанула в котелок добрую пригоршню молотого чили.
— Ты что творишь, мерзавец?
Бедный повар торопливо вырвал перечницу из мятежной руки, но было поздно. Сеньор Лимон, некстати вернувшийся на кухню, увидел красный от перца суп и уронил поднос.
— Сукин сын! — взвыл он. — Смерти моей хочешь? Уволю!
Хосе еще только хлопал глазами, а левая рука уже поднялась и сунула средний палец прямо в лицо почтенному сеньору. Тот поперхнулся и умолк, икая от возмущения.
И тут из-за двери донесся женский крик, и Хосе вылетел с кухни пулей, забыв про суп и про все на свете.
В банкетном зале творилось черт знает что. Среди столпившихся людей взгляд Хосе сразу отыскал Лолу. Смертельно бледная, она стояла перед самим Падильей, беспомощно задрав голову. Хозяин города держал ее за подбородок и ухмылялся из-под усов, а его верные псы, посмеиваясь, обступали их кругом.
Хосе собирался окликнуть их, но вместо этого почему-то ткнул левой рукой в ближайшую спину в дорогом костюме.
Человек охнул и повалился ничком, а Хосе в немом ужасе уставился на свою руку, сжимающую длинный кухонный нож. Он не помнил, когда успел взять его.
К нему стали оборачиваться — медленно, как во сне. Или как в кино, куда он так и не пригласил Лолу. Он увидел чьи-то выпученные глаза, оскаленное лицо — и быстрым движением полоснул по горлу еще одного верзилу, а третьему, уже выхватившему пистолет, всадил лезвие между ребер.
Ножи на кухне у сеньора Лимона точили отменно.
Падилья разинул рот, глядя, как падают его охранники. Отшвырнул Лолу, словно куклу, и сам потянулся за оружием.
Но не успел.
Кошкой извернувшись на полу, Лола выдернула пистолет из руки убитого бандита, перекатилась на спину и выстрелила три раза.
Тощий Педро рухнул на стол, заливая белоснежную скатерть кровью.
Все замерли, не веря своим глазам. И в этот миг, пока люди Падильи таращились на тело босса, Хосе правой — да, правой рукой! — швырнул в воздух все, что еще оставалось в перечнице.
И бросился на пол.
Над ним раздались стоны, кашель и беспорядочная пальба. Хосе зажмурился и пополз. Ему не надо было ни видеть, ни стрелять — только выбраться отсюда.
Задыхаясь от слез, он врезался головой в ножку стола, и тут кто-то крепко ухватил его за шиворот и потянул вбок.
Лола, как истая официантка, умела находить дорогу между столиками даже с закрытыми глазами.
***
— Прости, — сказала Лола. — Ты влип из-за меня.
Хосе ничего не ответил. Он все не мог отдышаться после перца и быстрого бега. Дворик, где они спрятались, казался окаменевшим в удушливой полуденной жаре, и белая пыль висела в воздухе, не оседая.
— Падилья убил моего жениха, — Лола смотрела мимо Хосе. Голос у нее был хриплый и глухой.
— Его убили, а я сбежала. Бросила дом, перебралась в другой район. Думала, подзаработаю у вас и уеду из города. И я боялась, Хосеито. Матерь божья, как же я боялась! Какой трусливой дурой была...
— Нет, — возразил Хосе.
— Да. Я могла бы грохнуть Педро уже давно. Если бы не боялась.
Она вскинула голову. Глаза ее горели.
— Думаешь, я жалею, что убила его? Да я бы с радостью сделала это еще раз! Тысячу раз! На куски бы порубила, как... как...
— Начинку для фахиты? — подсказал Хосе.
Еще секунду Лола смотрела на него, приоткрыв рот. И вдруг начала смеяться — взахлеб, безудержно. А потом уткнулась лицом ему в грудь и зарыдала.
Хосе неловко обнял ее. Сначала левой рукой, а чуть погодя — и правой.
Он хотел утешить ее, и только. Но левая рука, будто ловкий карманник, скользнула выше по спине Лолы. Отвела в сторону черные кудри, открывая плечо под разорванным воротом рубашки.
И Хосе замер.
На загорелой коже темнела наколка — две буквы, сплетенные в вензель.
Очень знакомый вензель.
— Долорес... — У него язык не повернулся назвать чужую невесту — нет, чужую вдову, — уменьшительным именем. — Как его звали? Твоего жениха?
— А... Амадор... — выдавила она. И снова всхлипнула, зарываясь лицом в его мокрый фартук, а он стоял столбом, не в силах пошевелиться.
Амадора Эскаланте, бесследно пропавшего год назад, знал весь город. Этот парень был не из тех, кто живет незаметно. Амо Эскаланте, кумир всех девчонок. Амо Эскаланте, смельчак и щеголь, лихой танцор, бесподобный гитарист...
И левша.
Где-то за домами зафырчал автомобильный мотор, скрипнули тормоза. Хосе вздрогнул.
— Долорес. — Он взял девушку за плечи и слегка встряхнул. — Уходим.
Она вяло мотнула головой.
— Куда? Они меня все равно найдут.
— Нет. Мы спасемся. — Хосе сглотнул пыльный осадок в горле. — Я тебя спасу.
— Ты? — Лола криво улыбнулась сквозь слезы. — Ты хоть стрелять-то умеешь, герой?
Хосе посмотрел на левую руку. Сжал пальцы, помнящие тяжесть рифленой рукояти и тугой ход спускового крючка.
— Умею, — сказал он.
* bruja (исп.) — ведьма, колдунья
Автор: Vecher
Источник: https://litclubbs.ru/duel/2343-odnoi-levoi.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на наш второй канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: