- О, боже! - увеличиваются ее глаза.
- Что?.. - настороженно замираю я.
- Там шокер! Шокер, Чадов!
- Шокер?! - не сразу догоняю я.
- Выпал из кармана пальто! - срывается с места на лестницу.
Обгоняя ее, залетаю в спальню.
- Степ?! - рявкаю я.
Разворачиваясь, испуганно сжимает кисть, в которой зажат шокер. И рефлекторно прижимает "игрушку" к груди.
- Стой! - дергаюсь вперед, вырывая у него из рук, и нечаянно касаюсь внезапно затрещавшего разрядом электрода.
Бах!
Меня отшвыривает к косяку, бьюсь затылком, по телу бьёт болезненная судорога. Оседаю...
Я все прощу…
- Чадов... Чадов... - панически умоляю его я, прижимая ладонями к полу.
По телу лёгкая судорога. Ловлю нижнюю челюсть, вжимая ее вверх, чтобы он не откусил себе язык. Его тело вздрогнув ещё раз, замирает и расслабляется. От лица резко отливает кровь, он становится белым.
Скорую!
- Где телефон?!
Обшариваю его карманы, в поисках своего телефона, который он отобрал, но там ничего нет! Ни моего, ни его...
Прижимаюсь губами к его побледневшим, пытаясь почувствовать тепло и дыхание.
- Борис...
Не приходит в себя!
- Чадов, я тебе всё прощу, клянусь, только будь живым! - шепотом умоляю его.
Шлепаю по щекам.
- Ну , давай... Ты же крепкий у меня... Ну пожалуйста, мой хороший...
И я не видела, куда пришелся удар. А заряд выставлен на максимум!
Пальцы мои трясутся, пытаясь нащупать пульс на его шее. Но мои кисти так пульсируют, что я не могу понять - кто из нас "стучит".
- Мама... укакойся, - заглядывает сзади Стёпа. - Укакойся!
- Тихо! - шикаю на него, прислушиваюсь ладонями к груди.
Ощущаю, как бьётся сердце.
Всхлипнув, с облегчением утыкаюсь лицом в мощную грудь Чадова.
Живой...
- Ма-а-ам... надо дыхание делать. Дуй ему в рот.
Мне сделайте, кто-нибудь. У меня самой чуть не остановилось.
Ресницы Чадова подрагивают и сердечный панический спазм в моей груди отпускает.
- Юлька... - бормочет Борис спутанно.
Вздрагиваю, бережно прижимая ладонь к его холодной щеке.
- Ну ты ж медик... Реанимацию рот в рот кто делать будет?.. Даже Степаха, вон, подсказывает...
Слёзы от облегчения льются ручьями.
Поднимаю его кисть, один в один как у Стёпы, только крупная, крепкая. Там ожог от электрода, словно укусила огромная змея.
Прижимая к лицу, реву, целуя в ладонь на эмоциях.
- Мля... вот это ты, Степаха... разрядил обстановку... - хрипит Чадов.
Дёргается, пытаясь встать. Но обессиленно ложится обратно.
- Реа… ниматолог... В батю весь…
Я не одергиваю. Пусть что угодно говорит... Главное, что он живой.
Я очень его люблю! - остро чувствую в груди это болезненное невыносимое чувство.
- Мм... - стонет он. - Руку не чувствую...
- Тише... Тише... Лежи! Я Скорую вызову.
- Нахрена?
- Пусть кардиограмму сделают. И вообще тебя наблюдать теперь надо минимум сутки. Где мой телефон?!
- Неа... - упрямо. - Не отдам. Наблюдай сама, Юль. Фонендоскоп возьми... Внизу... В тумбе под кактусом. Аптечка там.
Я не спорю с ним, он упрямый как баран! И все равно упрется. А первую помощь надо оказать.
- Не вставай!
- Шутишь?
- Стёпа! Посмотри за Чудом своим! - командую я.
Прихватив от греха шокер. Спускаюсь вниз. Выключив, прячу его повыше . Прихватив аптечку и фонендоскоп спешу обратно.
- Стёпа?!
Выходит из ванной с мокрым полотенцем. Когда у меня болит голова, он так заботится обо мне, делая компрессы.
Кладёт полотенце на обожженную ладонь.
Сосредоточенно слушаю фонендоскопом сердце.
- Доктор, помогите... - шутит вяло Чадов. - Я буду жить?
- Буду "надеяться изо всех сил"....
- А хорошо буду жить? С тобой?
Не отвечая на провокации хмурюсь, закрывая ладонью его рот. И снова слушаю сердцебиение.
- Нарушение сердечного ритма.
- Ну само собой... Меня любимая женщина не целует. "Я самый больной в мире человек!"
Ощупываю его тело. Давлю на грудные мышцы.
- Чувствуешь?
- Ниже...
Ребра, живот...
- Ещё ниже... Надо проверить генератор потомства. А то как мне тебе предложение делать?
- Чадов... - вздохнув, замираю.
Стёпа отбирает у меня фонендоскоп и слушает Бориса во все места.
Ищу в аптечке что-нибудь подходящее.
- Что ж у тебя для сердца ни одного препарата?
- Моя сердечная болезнь таблетками не лечится, - хрипит он. - Она одной бестолковой барышней лечится. Приложите ее к ране, пожалуйста...
Прислонившись к стене, сижу рядом, сжимая его здоровую руку.
- Я всё слышал... Что ты там говорила.
- Я испугалась за тебя. Не надо пожалуйста…
Закрывает глаза.
- Холодно...
Поспешно укрываю его одеялом, которое лежит рядом.
- У-у-у... - играет Стёпа с фонендоскопом, приближая и отдаляя акустическую головку от губ.
- Степаха, иди, я тебе как самолёт взлетает покажу.
Показывает ему несколько старых звуковых игр с фонендоскопом.
А я выпадаю во фрустрацию от происходящего. Что Роберт ждёт там, что я обещала... и что не смогу уехать сейчас! Нельзя же Чадова оставлять.
Степень моей тревоги и напряжения, вдруг перещелкивает. Мне становится все равно. Нужно быть там, где важнее, вот и все... Я Чадова тут не оставлю.
Смирившись, ложусь на ворсистый ковер рядом, разглядывая его профиль. Ладонь держу на его сердце.
- Вот так вот... Пока не сдохнешь... Ни одного признания от тебя не добьешься.
- Верни телефон, пожалуйста.
- Неа, - отрицательно мычит.
- А тебя током ударило? - прикладывает ему ко лбу фонендоскоп Стёпа.
- Ага.
- А зачем такая штука?
- Для самообороны. Ты там чего слушаешь, Степаха?
- Мозги...
- Нет их там, - вздыхаю я.
- А где у тебя мозги? - озадаченно поднимает головку фонендоскопа Стёпа.
- В позвоночнике у Бориса Егоровича мозги. Одни инстинкты, рефлексы, порывы.
Чадов улыбается.
- И если тебе голову разбить ничо не будет?
- Э... - опасливо косится на него Чадов. - Это что ещё за исследовательские инициативы?
- А почему я "в батю" раматолог какой-то? - озадаченно спрашивает Степа.
Мы оба молчим.
- Чадов, отдай хоть ключи, я в аптеку схожу.
- Не. Ты сама - лекарство.
- Чадов, ты же медик! Я куплю корвалол и глюкозу. Неужели ты думаешь, что я брошу тебя в таком состоянии.
- Если ты уйдёшь, я сдохну здесь. У меня даже от мысли сердце...- сжимает кулак у груди.
- Шантаж...
- Практика показывает, что это работает, значит, будет шантаж. Только с той разницей, что Крынский тебя обманывал, а я говорю правду. Как ты там говорила - лучше оказать помощь симулянту, чем ошибиться и не оказать тому, кто нуждается. Всё ещё в силе?
- Наверное, нет, - опуская взгляд, убираю назад упавшие на лицо волосы. - Я стала злее... равнодушнее... Я перестала верить в людей.
- А как же святой Роберт?
- Ты думаешь, я не вижу его недостатков? Вижу... Но он хотя бы ни разу не обманывал мои ожидания, - пытаюсь защитить честь мужа, и осекаюсь.
В памяти всплывает тот документ в сейфе.
Обманывал…
- Глюкоза бы не помешала. Что-то я маяки ловлю. Крыша едет. Сделай чаек, детка.
- Я сейчас...Стёпа! Глаз с него не спускать.
У Бориса нет электрического чайника, у него брутальный стальной для газовой плиты какой-то немецкой марки.
Растерянно ищу спички или зажигалку. У меня плита индукционная, с газовой я дел не имела.
Мне так необычно хозяйничать здесь. Все очень непривычно. Пальцы задерживаются на гладких деревянных ручках и дверцах. Они словно живые...
- Вот так, - неожиданно подойдя сзади, включает Борис.
Конфорка вспыхивает сама.
- Ты зачем встал?!
- Степаха голодный...
- Сядь немедленно!
Грею им ужин.
Борис со Стёпой уплетают жаренную картошку прямо со сковороды. Так аппетитно, что я без конца сглатываю слюну.
- Мама, вкусно! - уговаривает меня попробовать Стёпа.
Борис вкладывает в мои руки вилку. Подцепляю немного.
Это и правда безумно вкусно. И так вредно, кошмар просто. В нашем доме жаренная картошка - табу.
Но Стёпа счастлив... И метёт всё, что предлагает ему Чадов. И огурцы, и сало, и хлеб и даже "вонючую" кинзу! А дома Стёпа типичный малоешка, заставить есть - настоящая проблема.
Я в прострации смотрю на них в тандеме. И не понимаю, как теперь их разлучить. И перестаю понимать зачем…
После ужина, мы молча смотрим с Чадовым друг другу в глаза.
Наш с сыном мир больше не будет прежним, это ясно.
Борис дотягивается до гитары.
- “Подойти боюсь я к Юле, вдруг меня она не любит… А вдруг другого любит Юля, любит не меня?... Ведь в мечтах на двоих у меня с Юлей одна фамилия… И медлячок, чтобы ты заплакала… И пусть звучат они все…”
Забираю из его рук гитару, отставляю подальше.
- Не нравится?
- Не надо играть на моих слабостях.
- “И пусть банально и не талантливо…” Юль…
- М?
- Я тебя тоже, детка. И всё это время… И буду… Давай, еще девчонку родим? Ты обещала всё простить…
Ах, если бы было так просто всё.
Не моргая смотрю на Степу.
Стёпа, в окружении новых игрушек сидит на диване - паук, маркеры, блокнот, фонендоскоп, шприцы без игл, губная гармошка, планшет, по которому фоном идут мультики, набор отверток... Чадов готов отдать ему всё, на что тот положил глаз.
- Вот! - поднимает раскрытый блокнот Стёпа. - Если наоборот...
"Роб - Бор" - написано там кривенько.
- Роб-берт... Бор-рис... Всё наоборот!
В шоке смотрю на буквы. Действительно... всë наоборот с ними. Вообще всё! И плохое и хорошее.
Чадов сверлит меня взглядом.
- Слышал, когда двое очень любят друг друга, у них рождаются гениальные дети. Малой, а всё понимает.
- Что понимает?
- Степаха, я хороший?
- Хороший!
- Во-о-от.
- Не надо о "нём" говорить плохо! - шепчу я. - Чадов, ну, отдай телефон, пожалуйста. Я хочу сообщить мужу, что с нами всё в порядке. У нас в семье есть проблема с безопасностью сейчас. Ты отчасти в курсе и видел... Это негуманно, Борис, держать человека в неведении, где его жена и... ребёнок в такой момент.
- Мой ребёнок.
- Тише!! - бросаю взгляд на засыпающего Стëпу.
Двигаю по столу к Борису сладкий чай с мятой.
- Уверен, он пасет свою тачку и уже понимает где ты.
- Он же полицию вызовет. Начнутся разборки. Стёпа может перепугаться и расстроиться из-за вашего конфликта. Ну, зачем?
- Ну ты Степаху то совсем в нежные фиалки не записывай. У него выдержка посильнее, чем у тебя будет. Он же мужик.
- Он ещё совсем малыш, ясно! - с угрозой прищуриваюсь я.
- Ясно-ясно... - сдаваясь раскрывает ладони.
Делает усилие над собой, морщась от неприязни.
- Ладно.
Достает из пачки сигарету с зажигалкой.
- Сообщи, что ты в безопасности.
- Телефон, - требовательно тяну руку.
- При мне, на громкой. Потом сдать на базу.
Достаёт из стола.
- Ещё чего!
Вытаскиваю у него из губ сигарету, а из пальцев - зажигалку.
- Нельзя тебе.
Отворачиваясь, выхожу с кухни на веранду.
Прикурив его крепкую сигарету, разбираю пропущенные звонки.
С работы! Три пропущенных. Мой бывший зав.отделением из психосоматики... Что-то случилось.
"Мы в порядке! Позже наберу." - пишу лаконично Роберту.
Перезваниваю Ивану Алексеевичу.
- Добрый вечер...
- Юлия Юрьевна, у нас тут... Сомнения во вменяемости одной из пациенток гинекологии. Не подписывает согласие на операцию. А у нее внематочная…
Раньше, я работала на экспертизе по таким случаям, делая заключения о вменяемости.
- Оу... Чем же я могу помочь? У вас там хороших специалистов пол отделения.
- Да. Но она просит Вас лично...
Мир рушится
- Юля... Юль, сядь. Чего ты мечешься?
- Ненавижу такие ситуации, - смотрю в темное окно.
- Ты не обязана ехать.
- Меня попросили о помощи. Там у женщины критическая ситуация.
- Ты абсолютно профнепригодна.
- Я знаю.
- Но ты замечательный человек…
Нет. Я просто гипертрофированный самоед! Я не понимаю, как отказывать в просьбе о помощи. Может быть, потому что мне в таких просьбах многократно отказывали в детстве те, кто мог помочь. И это для меня триггер! И беременность - своя, чужая - это для меня тоже красные линии.
И меня трясёт.
Быть может, ситуация и не стоит того. Но я же сама себе придумала уже конец света. Что если уж именно меня просят вот в такой вот странной ситуации...
- Детка...
Раскрываю ладонь, прося меня сейчас не трогать. Мне нужно успокоиться. И проанализировать все адекватно.
- Да на, держи - кладет передо мной ключ. - Езжай.
Смотрю на него в отражение темного окна. Чадов слишком теплый... Моя броня начинает неотвратимо таять. И это ужасно.
- Нет...
Как я его оставлю?.. А вдруг что-то?
Хмуро покрутив в руках телефон, нажимаю на дозвон.
- Роберт... Стоп. Подожди! Мы в порядке, правда. Я по работе. Ну, выслушай меня, пожалуйста! - рявкаю я тихо и требовательно. - Эта ситуация не терпит, нет. У тебя в отделении пациентка. Дарья Климова, - перебиваю его поток слов, обвинений, тревожных наездов.
- Климова? - вдруг замолкает он.
- Ты ее знаешь?
- Само собой.
- Она просит, чтобы я подъехала к ней. Как психиатр. А я сейчас... ммм... никак не могу.
В трубке все ещё тишина, и ни слова о причинах, по которым я не могу. Хотя я уже морально приготовилась отбиваться. Интуитивно, я чувствую что-то неладное.
- Она отказывается от операции.
- Я в курсе. Завтра с утра разберемся.
- Меня просят приехать на освидетельствование вменяемости. От других психиатров она отказалась.
- Бред! - отрывисто. - Нечего тебе там делать. Ты давно не психиатр. А она много себе позволяет - требовать и отказываться.
В моей голове щелкает.
- То есть, мне не ехать?..
- Нет.
Не ехать туда, где я буду в поле твоего доступа, а оставаться с Чадовым? Ты же знаешь, что я у него. Не можешь, не догадываться! И ты не воспользуется ситуацией, чтобы вразумить меня?? Это не похоже на Роба. Совсем.
- Ты не мог бы попросить кого-то из персонала, дать ей мой номер телефона?
- Юленька... Какая Климова, в самом деле?!..
- Я перезвоню.
Он что-то мне пишет, я не читаю. Не нужно сбивать меня с толку! Я словно нащупала "болезнь". Где-то там глубоко... Не знаю что это. Понятия не имею. Но я хочу узнать!
Это как-то связано с моим ощущением вечного плена внутри. Я его ненавижу...
Проходя мимо Чадова, решительно ловлю пальцами его пульс на шее, чуть задирая его голову.
- Ух...
- Тихо. Он ускоряется...
- Сядь сверху, оно вообще взорвется.
- Одевайся, поехали. Сделаем тебе заодно кардиограмму.
- Степаха спит.
- Ничего...
Накинув пальто и обувшись, закутываю Степу в покрывало и осторожно поднимаю на руки.
Чадов спускается сверху, застегиваю ремень на джинсах.
Сердце моё ёкает при взгляде на это действо. Я вдруг вспоминаю что такое секс. Не фантазируемый, а реальный. Вот он рядом в метре от меня.
Мне становится жарко. Лицо вспыхивает.
Надев кроссовки, забирает у меня из рук Степу.
- Я сам понесу.
Чадов садится на заднее со Стёпой на руках.
Улицы пусты, я еду не спеша, пытаясь поймать за хвост суть ситуации.
Я наверное, реально, не совсем в себе. Веду себя как параноик, который видит подтверждения теории заговора против него во всякой безобидной мелочи.
- Я странно себя веду? - ловлю взгляд Чадова в зеркало заднего вида.
- Ну ты вообще у меня странненькая...
У него...
Держаться, Крынская! Эти песни он тебе уже пел. Слова - это не то, чем стоит очаровываться. Истина банальна... Но только не для тех, кто пережил эту истину на себе.
- Степаха смешной... - разглядывает его лицо.
И в больницу он его заносит тоже сам. Гордо, как вымпел! И никакие мои мольбы и просьбы просто не слышит! Игнор. Чадов тоже видимо “аутист”, когда ему так хочется.
Мы, торопясь, идем по коридорам. Залетаем в закрывающийся лифт.
- Юлия Юрьевна... - в шоке смотрит на меня Светлана Анатольевна, врач из отделения мужа. - А что случилось?
Переводит взгляд на Бориса со Стёпой на руках.
Продолжение следует...